– Ты что там делаешь? – спросила она, и он тут же оказался рядом. Но продолжал молчать.

А Рыска снова разревелась, обняв мужа.

– Я боюсь, Альк... Вдруг его убьют... Я их столько видела – совсем мальчишек! Они погибают первыми! – жаловалась она.

Альк молча выслушал её стенания, дождался, пока жена наплачется всласть и произнёс:

– Всё с ним будет хорошо.

– Ты точно знаешь? – с надеждой спросила Рыска, продолжая всхлипывать, – Мне почему-то дар ничего не подсказывает... Я так боюсь за него...

– Дар тут ни при чём, – возразил Альк. Он тоже так далеко вперёд не видел. – Но ничего с нашим сыном не случится.

– Откуда ты знаешь?

– Со мной же не случилось, – пожал он плечами, – А я ведь тоже из дома сбежал! Я уверен, что и мой сын вернётся живым. – вообще-то, аргумент был слабоват. Альк просто хотел утешить жену и ничего лучше не придумал. Конечно, он тоже переживал, но на то он был и мужчина, чтобы в тяжёлый момент жизни поддержать свою женщину.

– Ох, и не знаю... – вздохнула Рыска, снова откинувшись на подушку, – Он ведь ребёнок совсем... Тебе-то хоть семнадцать лет уже было, а ему только весной шестнадцать исполняется. И потом, ты же не на войну сбежал...

– Ты считаешь, в Пристани проще?

– По крайней мере, не убьют сразу...

– Ну да, немного погодя... Никакой разницы, Рысь. Точно так же неизвестно, со щитом или на щите. Но я верю в него. – одухотворённо произнес путник. Впервые за много лет – действительно одухотворённо! – Успокойся, пожалуйста. Слезами тут точно ничего не исправишь.

Рыска порывисто вздохнула.

– Представляшь, я ведь с самого начала войны почти не видела его... Как Вангелию родила, так считай сразу и уехала, – призналась она, – Он вырос без меня, – трагически заключила путница.

Альк хмыкнул.

– Что уж тогда мне говорить? – произнёс Альк с горечью, – Я его вообще видел один раз в жизни, и то – малышом. И ещё раз – издалека. Вот так встречу где-нибудь и не пойму даже, что это он.

Рыска лишь молча всхлипнула. А вот в этом она была виновата, целиком и полностью.

– А знаешь, – неожиданно сказал Альк, – Я им горжусь. Похоже, мой сын – настоящий мужчина, хотя ещё и очень молодой.

– Да ты что такое говоришь? – ужаснулась Рыска, – Какой мужчина? У него ещё молоко на губах не обсохло!

– Видимо, обсохло, – с ухмылкой произнёс Альк, – И раз он так решил, то я благословляю его. Он достоин называться потомком моего рода.

Рыска так опешила, что сначала долго молчала, а потом произнесла несколько фраз не совсем цензурного содержания, которым в своё время научилась у одной крысы. Разозлилась, зато и немного успокоилась.

Альк невозмутимо её выслушал.

– Не пристало супруге посла так выражаться, – сказал он, – Вставай, наверное, – добавил он, – Скоро рассвет. А у нас сегодня много дел.

– Каких? – не поняла Рыска. От горя она почти перестала соображать.

– Война может и сюда дойти, – заметил Альк, – Я думаю, оставлять такого маленького ребёнка с пожилой женщиной здесь не стоит. Раньше хоть парень здесь был... А теперь они совсем одни.

– И... что ты предлагаешь? – спросила Рыска.

– Отвезти их в Ринстан. Это столица, и на её оборону, я уверен, будут брошены, в случае чего, все силы. Там будет безопаснее, – весьма убедительно сказал Альк. – У тебя ключ от квартиры Крысолова есть?

– У тёти есть, – подтвердила Рыска, – А может, лучше в замок? – только спросила она.

– Нет, – отрезал Альк, – Не лучше. В последнее время стычки всё чаще на севере. Пусть поживут в Ринстане.

Рыска в который раз порадовалась, что больше не одна. Она и не догадалась бы спрятать от войны тётю и Вангелию, совершенно перестав от горя соображать. Представить себе последствия такого легкомыслия было несложно. И она в который раз возблагодарила судьбу за него.

Скотину продали – не продали: раздали соседям буквально за бесценок. Оставили только одну скаковую корову. В доме оставили всё как есть, взяв лишь самое необходимое, рассудив, что на себе всё не утащишь. А заколачивать дом бесполезно: весчане и так не сунутся, а уж если враг нагрянет – то это попросту не поможет. Вскроют хотя бы из любопытства, а то и подожгут.

Всё это было весьма вероятно, как подсказывал Рыске дар, но не смотря на это, она задержалась на пару щепок и, достав из сумки небольшой обрывок бумаги, написала на нем углём:

“ Альк! Бабушка и Вангелия в Ринстане. Прошу, береги себя. Я очень сильно тебя люблю. Мама.”

Слёзы снова потекли из ее глаз, но путница одёрнула себя на этот раз. Плакать было как минимум поздно.

Перед самой околицей Рыска вдруг осадила скакунью и бросив спутникам:

– Подождите, – направилась к дому на отшибе.

Без стука путница ворвалась в ветхую избушку.

– Яна! – окликнула она.

Из тёмного угла нетопленной хаты навстречу ей вышла женщина, и вот тогда ей стало по-настоящему грустно...

Янина, дочь, а вернее, падчерица, покойного лесника имела похожую с Рыской судьбу. Её мать в войну так же, как Рыскину, изнасиловали. Янина тоже была наполовину саврянкой. И хотя отчим отнёсся к нежданному дитяти по-доброму, назвав дочерью, на этом счастье её кончалось.

Весчане выместили на несчастной всю ненависть к саврянам. “Сашиева дочь” – так её называли, даже в глаза. Доходило до того, что следы толчёной горчицей посыпали.

А когда девушке было семнадцать лет, появилсяв Калинках заезжий разбитной молодец, которому молодая, красивая Янина очень даже понравилась.

Жениться-то на ней он женился, а вот потом... И месяца не прошло, как сбежал в неизвестном направлении, и никто его больше никогда не видел. Сначала думали, пропал, в болоте сгинул, искать стали, а потом хватились: оказалось, обобрал он родителей молодой жены. Последнее унёс. А так как и в других домах поживился ( он за месяц в веске ко многим в дома вхож стал, на другого кого и не подумали, да и разбираться, по правде говоря, не стали), то пришли весчане в дом на отшибе с дубинами и вилами. Вор исчез, с хозяев взять было нечего, и тогда обозлённые люди, лишившиеся последнего, от души побили попавших под раздачу несчастных.

Жена и два сына лесника не вынесли побоев и умерли. Сам лесник отлежался, но погиб на следующий год – шатучий медведь в лесу задрал. Янина же чуть не померла, да видно Хольга её спасла. И выжить смогла, и детей родить: сразу двоих. Они-то и стали лучшими друзьями Рыскиного сына.

Видя, насколько мальчишки дружны, путница стала относиться к ним радушно, часто приглашала недоедающих детей за стол в своём доме и о том же самом просила тётю. Так и выросли вместе три мальчика: Рыскин Альк, дерзкий и заласканный и два его товарища, близнецы Данька и Ганька, осторожные, пугливые, но горой стоящие за своего вожака. Редкий день этих троих не видели вместе. И когда другие весковские мальчишеки подросли , наслушались от родителей о войне с саврянами и стали сторониться белокосого, эти остались с ним как прежде. Как оказалось, вместе они и сбежали. Всем троим на тот момент по полгода оставалось до пятнадцати лет.

С самой Яниной Рыска не общалась, но стоило ей появиться в Калинках, как весчане перестали травить бедную, безответную девушку – по одним только им известной логике. И, возможно, пришла бы она к Рыске рано или поздно, да и хотела бы это сделать, да больно редко путница бывала дома. К тому же, как и все весчане, побаивалась Янина Рыску. Но детям водиться с её сыном не запрещала.

А сейчас стояла перед ней – исхудавшая, исплаканная, совсем седая. Белая, как саврянка...

– Госпожа путница... – только смогла пролепетать она и упала перед ней на колени, обхватив за ноги.

– Ты что? Встань немедленно! – велела Рыска.

Но она вцепилась и не отпускала, пока не наплакалась вдоволь. Да и сама Рыска от души поревела, в который раз за эти два дня.

– Живы твои дети, живы, милая, живы... – приговаривала Рыска, гладя Янину по плечам и по седой голове.

– А вернутся? – позволила себе спросить женщина.