– Конечно, – Наденька позволила себе скользнуть по лицу босса изучающим взглядом. – Не знала, что я Вам нравлюсь, – неожиданно выпалила она.
– А Вам и ни к чему было это знать, – криво усмехнулся Руднев и встал, опираясь на трость. Наденька тоже вскочила, но явно поторопилась, потому что босс ещё не успел сделать шаг назад, и она замерла, отчаянно краснея от собственной неуклюжести и упираясь носом в рудневский галстук. Андрей Константинович придержал её за талию, а потом вдруг наклонился и запечатлел на её губах целомудренный поцелуй, с замиранием сердца ощущая при этом, как земля отчего-то уходит у него из-под ног.
– Э-хм… Простите, что прерываю, – раздался сзади неприлично весёлый панаринский голос, и Руднев мысленно добавил ещё один пункт в чёрный список женечкиных прегрешений. – Сегодня в полшестого Великий и Ужасный Доктор кукольных наук готов принять Вас, Андрей Константинович!
Руднев не дрогнул. Руку с талии не убрал и вообще никак не обозначил неловкости ситуации. Невозмутимо поцеловав наденькины пальчики, он абсолютно хладнокровно проводил невесту до её кресла, и только недобрый прищур его серых глаз выдавал тщательно сдерживаемое им негодование.
– В половине шестого? Прекрасно… – он повернулся к Панарину, уничтожая его зловещим взглядом.
Женечка подавился смешком и, умело изображая душевный трепет, добавил:
– А мне, Андрей Константинович, извините, велено всё время находиться при Вас, не оставлять Вас ни на минуту и сопровождать Вас… хм… всюду.
Наденька озадаченно перевела взгляд с шефа на странного доктора и нахмурилась.
– Болтай поменьше! – прошипел Руднев, заталкивая радостно сияющего Женечку в свой кабинет.
– Понял. Виноват, – подобострастно кивал тот, с видимым удовольствием валяя дурака.
Но Рудневу было не до шуток. Приперев Панарина к стенке и со злостью потряхивая его, он яростным шёпотом выкрикнул:
– Что я по твоей милости должен теперь сочинять, чтобы объяснить твои безответственные откровения?! Думай, что говоришь! Чучело…
– Полагаешь, она дура? – обиделся Женечка. – Не понимает, с кем имеет дело? Она, к твоему сведению – выражаясь сухим научным языком – эмпат. Во всех тонкостях чувствует все оттенки твоего настроения и знает, что ты скажешь в следующую минуту.
– Без тебя знаю! И не строй из себя идиота – речь не об этом!..
– Ну, ладно, ладно! – примирительно воскликнул Панарин. – Я, между прочим, всего лишь выполняю инструкцию. Радзинский распорядился ненавязчиво донести до сознания твоей секретарши мысль, что вокруг тебя сложилась некая угрожающая ситуация. По-моему, я прекрасно справился!
Руднев так удивился, что мгновенно Женечку отпустил, ошарашено наблюдая, как жизнерадостный доктор нахально плюхается на его эксклюзивный кожаный диван прямо в ботинках, преспокойно устраивая ноги повыше – на подлокотнике.
– Зачем? – спросил Андрей Константинович непонятно у кого.
– Понятия не имею, – беззаботно пожал плечами Панарин.
Руднев внезапно сорвался с места, распахнул дверь и решительным шагом вышел в приёмную.
– Надюша, – сдержанно обратился он к девушке. – Скажите, пожалуйста, Вы знаете человека по фамилии Радзинский? Викентия Сигизмундовича?
– Да, – безмерно удивилась Наденька. – Это мой отец.
– Кто?!! – оторопел Андрей Константинович.
– Папа. – Наденька растерянно встала. – Я сама не знала, пока не закончила школу. Мне было семнадцать лет, когда мама познакомила нас друг с другом. До этого я считала отцом своего отчима. А …что?
– Ничего. – Руднев нервно ослабил узел галстука. – Когда Вы виделись с ним последний раз?
– На той неделе. Но мы больше по телефону общаемся. А так… в прошлом году он брал меня с собой в Иорданию. Помните, я просила у Вас две недели отпуска?
– Помню, – стиснул зубы Руднев. – Он знает, у кого Вы работаете?
– Нет. Мне кажется, что нет, – тут же поправилась она. – Во всяком случае, я ему не говорила. Рассказала только, что пошла работать секретарём. Ему это не слишком понравилось, он предлагал устроить меня в посольство. Спрашивал, зачем мне эта, как он выразился «рабская» и совершенно бесперспективная должность.
– И что Вы ему ответили?
– Что мне нравится работать с Вами, – мучительно краснея, прошептала Наденька.
– Он, наверное, ужасно веселился, когда это услышал, – зло бросил Андрей Константинович.
– Да, он очень проницателен… – неожиданно смело ответила девушка, твёрдо взглянув шефу в глаза. – Могу я узнать, к чему весь этот разговор?
Руднев мгновенно сник под этим взглядом. Видно было, что ещё немного, и он в тоске начнёт биться головою о стены.
– Поедете вечером с нами, Надежда Викентьевна, – безжизненным голосом произнёс он, не глядя на неё. – Вы же собирались представить меня родителям…
– Вы знакомы с папой? – удивилась Наденька.
– С папой?.. Да, с папой… – Андрей Константинович закрыл руками лицо и не то зарыдал, не то засмеялся – а, может, и то и другое вместе.
Панарин, который, давясь смехом, с восторгом слушал их диалог, прикусил губу, чтобы унять рвущееся наружу веселье, и сочувственно обнял друга сзади за плечи, успокаивающе поглаживая по спине. Наденька тоже вышла из-за стола и остановилась перед шефом, с тревогой пытаясь заглянуть ему в лицо.
– Я могу вернуть Вам кольцо, – серьёзно сказала она, тронув его за локоть.
– Что?! – Руднев вздрогнул и опустил руки. – Ни в коем случае! – он притянул девушку к себе и прижался щекой к её макушке. – Глаза папины… Совершенно… Только зеленее чуть-чуть… Какой я дурак! – простонал он, раскачиваясь из стороны в сторону.
Панарин, не в силах больше сдерживаться, захохотал в полный голос, всхлипывая и стеная, как потревоженное привидение. Наденька удивлённо глянула на него из-за рудневского плеча, вздохнула и покрепче обняла своего несчастного, измученного, драгоценного шефа.
====== Глава 71. Аудиенция ======
Андрей Константинович не питал иллюзий по поводу того, куда именно он сейчас направляется – в логово врага, говорил он себе. Помнится, визиты Радзинского в больнице доводили его до белого каления и слились в его воспоминаниях в одну сплошную бесконечную пытку. Жуткий психологический прессинг, паническое ощущение бессилия и физическая боль, к которой Карабас не имел никакого отношения, но которая неизменным фоном сопровождала все их контакты, были теперь неотделимы в его сознании от фамилии Радзинский. Так что ненависть Руднева к гнусному Доктору кукольных наук превышала все мыслимые пределы.
К счастью для себя, Андрей Константинович не мог сейчас сосредоточиться на этом чувстве. Он мужественно боролся в этот момент с лёгкой тошнотой, которую вызывал у него сладковатый казённый запах, буквально въевшийся в интерьер салона везущего их такси, и мечтал о том, что, как только эта кошмарная история с диском закончится, он обязательно отправится в какое-нибудь приличное место за новой машиной и снова сядет за руль. Каких бы физических мук ему это не стоило. В конце концов, Панарин обещал, что рано или поздно нога непременно восстановится полностью.
Положив руки на рукоять трости, Андрей Константинович рассеянно созерцал приглушённое мерцание разноцветных камней, украшающих его пальцы. И почему-то от того, как подмигивали ему оправленные в ценный металл камешки, не становилось, как обычно, легче на душе, а, наоборот – наваливалась такая тяжесть, что нельзя было уже просто так отмахнуться и списать всё на дурное настроение и законное волнение перед важной встречей. Нет – определённо это было предчувствие.
Раньше – до роковой встречи с милым мальчиком по фамилии Бергер – не слишком приятные – зачем же спорить с очевидным! – но очень исполнительные духи уже доложили бы Рудневу диспозицию, сообщили бы обо всех тайных намерениях противника и предложили бы пути решения проблемы. И тут же, получив от Хозяина милостивое дозволение, умчались бы выполнять его поручение с завидным рвением и энтузиазмом. О, какое же это было искушение, когда пресловутый Господин в чёрном пообещал вернуть Андрею Константиновичу всех его слуг! Но зачем же он добавил «убей»?! Кого – Панарина?!! Тупое чудовище! Да за него Руднев сам готов был сдохнуть. Кроме того, знал господин адвокат, что не сможет он теперь выполнить возложенную на него миссию. Не потому что больше не хотел, а потому что познакомился с тем самым милым мальчиком по фамилии Бергер. И понял, что битва проиграна – этот юный голубоглазый терминатор слишком хладнокровен, искусен и слишком заинтересован, чтобы можно было его обставить. Он честно так и сказал: теперь это невозможно – всё, поезд ушёл! Они что – думают иначе?