— Из Чернолесья.

— Почему ты не исчез с другими людомарами.

— Исчез, но не с ними.

— С кем же?

— Не знаю.

— Такого не может быть.

— Может. — Людомар нахмурился. — Я не помню двадцать восемь зим. Прошлых зим…

Старик приподнял правую бровь.

Сын Прыгуна принялся обстоятельно описывать свой поход в Немую лощину и выход из нее.

— Беллер, — вздохнул один из пасмасов. — Он заколдовал тебя. Я знаю про это. Они часто так делают. Я слышал.

— Не мешай ему, Урт. Пусть говорит.

Людомар продолжал рассказывать о своих приключениях. Чем больше он говорил, тем чаще переглядывались пасмасы между собой. Неожиданно один из них подошел к нему и перерезал ножом веревки.

Сизо-снежное небо низко нависало над Эсдоларком. Верхние этажи крепости тонули в густых курчавых облаках, сползших в долину со склонов гор. Полумрак рассеивали лишь маленькие точки желтых и оранжевых кристаллов, которые перемещались по улицам вместе с запоздалыми путниками. Руки, державшие их, тряслись от холода и суеверного страха.

"Холвед проснулся!", перешептывались все вокруг. "Брур спешит к нему!" Сказав это, гроды ежились, словно от удара, и тут же спешили скрыться в помещениях. Все Прибрежье обелетела весь о том, что Великие воды покрываются льдом.

Людомар открыл глаза, сел, зевнул и огляделся.

— Пора, — услышал он из темноты. Над ним нависало довольно крупное животное. От него разило таким разноцветьем кисло-прелых запахов, что охотник аж прослезился.

Битат приоткрыл дверь и позвал Сына Прыгуна. Он указал ему на кучу шкур и приказал одеть их. Пока людомар одевался, пасмаска, появившаяся неизвестно откуда, принялась порхать вокруг него, что-то подшивая и подтягивая. Это выглядело тем более неестественно, что женщина была стара и невероятно полна.

— Подними… вытянись… не двигайся… оттяни, — проговаривала она сквозь зубы и каждый раз добавляла "ыгы", когда что-то проделывала со шкурами.

Старик смотрел на приготовления отстраненным взглядом. В его глазах охотник увидел тоску по горам, по бесконечным дорогам, оканчивающимся далеко за горизонтом, о безразмерном пространстве, которое сужается от старческого бессилья до размеров комнатушки.

Помимо людомара в путь выходило еще только двое пасмасов. Все они были пиратами, прибывшими в Эсдоларк на зимовку. Самым опытным из двоих был Урт, так сказал старик. Имени второго спутника охотник не знал.

Когда они вышли на улицу на городок пышной периной опускалась снежная ночь.

— Лучше и придумать нельзя, — проговорил Урт, окутывая себя клубами пара. — Хороша ночка будет! — Он передернул плечами, потер себе лицо и, повернувшись в темноту дверного проема, кивнул.

— Малой волны, — донеслось до них оттуда и в свете рочиропсов блестнули слезами глаза Битата.

Выходили полем. Тропой известной одному только Урту. По тому, как он уверенно шел по ней, людомар понял, что пираты не теряли времени даром и даже зимой проворачивали какие-то дела.

До кромки леса они добрались без происшествий.

Зимний лес оказался необычайно красив. Ночью он выглядел не так мрачно, как всегда. Снег оживлял его. Делал приветливее.

Людомар смотрел на лесное пространство с чувством воодушевления. Он не знал, что его ждет там, где взгляд уже не мог оглядеть, а обоняние учуять. Но чувство чего-то хорошего, сильного, чего-то очень радостного и, самое главное, правильного переполняло его.

Они шли привычной ему тропой. Точнее, только он видел тропу там, где ее вовсе не было. Сын Прыгуна шел так стремительно, что пасмасы еле поспевали за ним. Второй, имя которого оставалось для людомара неизвестным, делал зарубки на корнях деревьев.

К рассвету они вышли на небольшую прогалину, где охотник оставил своих сопровождающих и в одиночку достиг пещеры.

Он вошел нее той разновидностью походки, с какой возвращаются домой после выхода на крыльцо. В пещере было тепло и чувствовалось наличие живого существа. Уже на третьем шаге людомар заметил, что путь в основую часть убежища преграждает забор из довольно толстых веток. Ирима собственноручно изготовила его из подручных средств.

— Ирима, — позвал он.

В темноте зашевелились. Он был изумлен, когда из-за забора показалось лицо старухи. Она в ужасе отпрянула, когда заметила перед собой черную громадину закутанную в меха. В темноте произошло шевеление. Послышалось недовольное бормотание и людомар разглядел лицо Иримы.

Она улыбнулась, увидев его.

— Не бойся, старуха. — Она потянулась. — Это холкун. Он мой. — Ирима посмотрела на него оценивающим взглядом, словно бы он был зверем редкой породы, обладание которым считалось почетным. — Ты чего пришел? У меня… нас все хорошо.

— Я принес поесть и… они просили передать им тебя…

Холкунка нахмурилась и по-хозяйски осмотрелась.

— Нет, — сказала она по-будничному просто. — Кем бы они не были, я не пойду к ним.

— Идет Холвед.

— Кто это?

— Бог льда и снега.

— Равнинные боги уберегут меня.

— Глаз Владыки не заглянет к тебе еще долгое время.

— За мной… нами приглядят другие боги. Они прислали мне их.

Сын Прыгуна стоял, переминаясь с ноги на ногу. Это была слишком сложная для него ситуация. Людомары никогда не были коллективными жителями и правила общения и совместного общежития давались им с трудом. Что делать, он не знал.

— Ждет там…

— Кто? — она нахмурилась. — Кого ты привел мне?

— Он не знает… я оставил… там… ты не хочешь быть… с такими как ты?

— Нет, — холкунка удивленно вскинула брови. — Если бы я хотела, то осталась бы в Куупларке. Он не шел за тобой?

Сын Прыгуна отрицательно покачал головой.

— Он уйдет обратно, — предупредил охотник, — больше не придет.

— Ты не спросил меня, кто со мной. — Ирима подошла к нему и прильнула. — Тебе не интересно?

— Кто с тобой?

— Со мной старуха и двое детей. Они пасмасы, кроме девочки. Она холкунка. — Ирима замолчала, ожидая реакции.

Сын Прыгуна молчал.

— Их прогнали из Эсдоларка. Ее сын, старухи этой, был убит, а больше их некому кормить. Их выгнали из дома. Они пошли в Синие Равнины. Это в такой-то холод?! Я их встретила, когда вышла… — Она осеклась.

Людомар нахмурился. Он наказывал ей не выходить.

— Я ухожу надолго. Как ты будешь есть? — спросил он.

Она подняла брови, что означало, не знаю.

— Кто пришел ба…

— Тшш…

Раздался испуганный возглас ребенка и тихое хныканье.

— Тише… тише, — зашепелявила старуха. — Послышалось пение колыбельной и слова молитвы.

— Не бойтесь его, дети. А ты не пугай их, — обратилась к своим новым подопечным Ирима. — Ты выглядишь как те… — Она расставила руки и оскалилась. Охотник не выдержал и улыбнулся. — Не беспокойся обо мне. Ты сделай, что должен. Я буду тебя ждать. Мы будем… возвращайся… — Холкунка снова прильнула к нему.

Людомар снял со спины большой кусок мороженного мяса и положил у ее ног, неуклюже обнял ее в ответ на ее объятия, и, несколько суетясь, вышел вон.

В лицо ему тут же ударил сильный ветер. Начиналась поземка. Дышалось легко. С высоты своего положения, людомар мог оглядеть большое пространство. Он смотрел смело. Снежная круговерть его не страшила. Вдохнув полной грудью, он сделал первый шаг вниз и быстро спустился.

— Возьми меня, Урт, — взмолился второй пасмас. Только сейчас людомар разглядел, что он молод.

— Нет. Путь далек и труден, ты не дойдешь.

— Я выдержу.

— Не возьму.

— Ты мне говорил такое же, когда впервые выходили в Великие воды. Ты говорил, не смогу я. А я смог. Ты знаешь. Почему не возьмешь?

— Потому что это Холвед. Когда же мы достигнем перевала, Холвед встретится с Бруром. Будет веселье. Ты хочешь, чтобы твоими костями они размешивали свое пойло?

— Я не отдам им свои кости. Возьми.

— Не иди за нами. Я приказываю тебе идти прочь. — Урт развернулся и пошел вперед. Сын Прыгуна последовал за ним. Молодой пасмас скрылся за деревьями.