– Нет, Накогт, нам должно здесь… Отец, нельзя уходить. Надо биться! – Гедагт отмеривал шагами ту же площадку и с тревогой смотрел на отца. В глазах его плясами нездоровые огоньки. Они всегда появлялись в его глазах перед битвой.

Глыбыр с тоской смотрел в глаза сына. Он видел эти огоньки и знал то, что не решался высказать. Никогда не быть Гедагту боором. Он хороший воин, но плохой боор, ибо воинский раж овладевает им задолго до начала боя и не дает думать.

– Комт прошел ручей и лишь один пеший переход отделяет его от Эсдоларга.

– Что думаешь, Скоробой? – Глыбыр обернулся на другого воина-брезда, который сидел подле боора и медленными движениями камнем оттачивал лезвие своего топора. Иной раз он сплевывал на исцарапанную поверхность полотна и внимательно вглядывался в нее, ища одному ему понятные знаки.

– Думка у меня, боор, такая, – начал он. – Делать нам шаг назад, али шаг вперед. Коли назад пойдем, то при том же останемся, при чем были…

– Нет, отец, – вмешался Гедагт, – покинут нас и саараряне, и реотвы. Опять при нас лишь немногие усядутся. Пока согласие есть…

– Погоди, Гедагт, ты свое слово скажешь. Всему свое время, – остановил его Длинномеч. – Продолжи, – обратился он к Скоробою.

– Коли же мы вперед идем, то надобно тебе, боор, решить, либо мы их по-разному бьем, либо всех сразу.

Глыбыр кивнул его словам. Он и сам так думал.

– Брер, – заговорил Накогт, обращаясь к Скоробою, – ты обрекаешь нас на поражение. Куда спиной стоять? К твердыне, али к войску Комта?

– То-то и оно, Кузнец, – согласился точивший топор, – что тяжелее всего выбор у нашего боора.

– Как бы ты сделал? – спросил Глыбыр.

– Я бы пошел на Комта потемну и разбил его. А после уж осадил Эсдоларг и взял его.

Длинномеч отвернулся лицом к долине и замер на некоторое время.

***

– Боор, – голос Эвланда звучал мягко, но настойчиво.

Комт открыл глаза и сел на ложе: – Чего тебе, беллер?

– Опасность близка, мой боор.

– Ты слышишь?

– Да, боор. Они уже близко.

Комт свесил ноги долу и с трудом встал. Кольчуга, надетая на нем, гулко звякнула своими чешуйками. Он поднял шлем с изголовья и пошел вон из шатра.

Стояла густая туманом эсдоларгская ночь. Сизые тучи сокрыли луну, не давая свету от нее пробиться на землю; горные цепи ограждали от взгляда горизонт, делая пространство непроницаемо темным. Свет от рочиропсов тускло освещал пространство лишь на два шага вокруг.

Мало, кто в войске боора понял его замысел, а те, кто понял его, не принял. Могт не принял, хотя и сделал вид, что покорен приказу отца. Войско могло без труда дойти до Эсдоларга ночью и лечь спать за мощными каменными стенами крепости.

Вместо этого, войска разместились посреди леса, где враг мог подойти вплотную, оставаясь незамеченным.

– Призови Меченого, – приказал Комт. Через некоторое время к нему подошел худощавый пасмас, половина лица которого была сокрыта черным родимым пятном. – Поднимай своих воинов, Меченый. Будем идти к крепости. Остерегайся нападения.

– Первым мне сниматься, боор?

– Нет, пойдешь в отряде левой руки. Будь настороже.

– Да, мой боор. – Меченый скрылся в темноте.

Комт улыбнулся, когда спина воина слилась с туманной мгой.

Он неплохо придумал направить неудержимую злобу воров, убийц и других преступников в нужное ему русло. Сколотив из них несколько отрядов по две сотни воинов, боор пообещал им свободу за поход с ним – небольшая плата взамен на то, что им предлагалось заплатить.

– Аб, – тихо позвал боор, – где они?

Рука лазутчика указала вправо от боора.

Армия поднялась, выстроилась в походные колонны, и двинулась вперед. Шли как можно тише.

***

– Вижу их. Видишь ли? – Голос Гедагта взволнованно дрожал.

– Уткнись ты, трещалка, – осадил сына Глыбыр, – да лежи, не шевелись.

Теперь уже и Глыбыр различал, как между деревьями белыми зайчиками прыгали пятна света, отбрасываемые рочиропсами.

– Много их, – снова вырвалось у Гедагта.

Скоробой и Кузнец одновременно потерли руки, готовя их к работе с топором, а Глыбыр, сам неведая того, нервно поводил ладонью по навершию меча.

Лесную тишину все отчетливее и отчетливее нарушали звуки шагов. Вскоре можно стало различить и дыхание, которое испускало воинство.

Глыбыр оттолкнулся от ствола дерева и медленно пошел навстречу вражескому войску. Дышалось отчего-то тяжело. Он всем телом ощущал прелость, исходившую от земли. Остановившись на пути первого врага, боор поднял над собой меч и обратил лицо к небесам:

– О, Владыка, – зашептал он, – пусть этот удар положит начало освобождению Владии.

– А-а, – выдохнул изумленно пасмас, в свет от кристаллов которого попало могучее тело боора. Молнией блеснуло широкое лезвие меча, и тело пасмаса развалилось на две части.

***

– Ар-р-р! – донеслось слева.

Могт и Комт одновременно повернули головы в ту сторону. Эвланд невольно направил своего грухха ближе к телохранителям боора.

– По Меченому вдарили, – проговорил Могт. Он скосил глаза и с надеждой посмотрел на отца. Но Комт продолжал ехать вперед. Он словно бы задумался о чем-то, что находилось далеко от этих мест.

– Бафогт, – вдруг позвал Комт, и когда перед ним возник лучший его полководец, боор кивнул ему, делай.

– Да, боор.

Через несколько мгновений мимо Комта проскакали отряды конницы. Шум битвы на левом фланге воинства нарастал.

– Пришел и наш черед, сын, – проговорил, наконец, Комт, и направил грухха влево.

Сомкнув ряды, двести телохранителей боора рысцой пошли на врага. Их удар был силен, но не всесокрушающ – бегу груххов мешал лес. В тот момент, когда боор пришел на помощь Меченому, отряд последнего был почти перебит.

Телохранители боора наскочили на темные фигуры, заполонившие собой пространство между деревьями. Рубка вспыхнула с новой силой.

Могт был в первых рядах. Комт видел его спину и несколько мгновений залюбовался спокойными уверенными размеренными действиями сына – он стал опытным воином.

– Мой боор, – услышал вдруг у своих ног Комт голос Меченого. Он опустил глаза и наткнулся взглядом на пасмаса. У Меченого была рассечена бровь, порвана щека, а правая рука болталась на одном сухожилии. Он был с ног до головы вымазан кровью и дрожал от слабости. – Нас разбили, мой боор, – прошептал одними губами Меченый и повалился на землю.

– Я знаю, – ответил Комт, заглядывая в глаза воина, покрывавшиеся мертвой поволокой. Устало вздохнув, боор сказал себе: – Теперь и мне срок настал. – Он ударил грухха по бокам и понесся в гущу схватки.

***

– Еще немного бы, братцы, и я дотянулся! – Воинский кружок у ярко светивших рочиропсов взорвался одобрительным хохотом. – Самую малость не достал! Самую малость!

Холкун, говоривший все это, сидел среди разномастной воинской братии и весело хмурился. На щеках его пылал румянец. Огорчение никак не шло на его лицо. Было заметно, что он горд собой и тем, что едва не совершил.

– Удачливый был сегодня. Мало того, что едва Предателя не укокошил, дык еще и без синяка, без царапины из сечи вышел, – по-доброму завистливо говорили его товарищи, толкая счастливчика в плечи, спину и бока.

Глыбыр улыбался, слушая разговоры солдат. Давненько не было такого, чтобы он одерживал победы. Вернее сказать, давненько не было таких больших побед.

Сам Комт Предатель – ни кто иной, как он – был разбит сегодня Глыбыром в лесу у стен Эсдоларга. Не помогла даже вылазка гарнизона, который тоже попал в засаду и был сильно потрепан.

На поле битвы остались лежать более двух тысяч вражеских воинов и всего семьсот воинов Длинномеча.

Комт с остатками воинства закрылся в Эсдоларге.