– А-а-а! – закричал один из солдат Дигальта. Он упал и сейчас скрывался под ногами наступающих. Ему вспороли живот и проткнули горло.

Дигальт обернулся и мельком осмотрелся. Самая жаркая драка шла на крышах близ лежащих домов, где обе стороны старались отстоять свое и не дать пробраться во фланг или тыл войска.

– Тяжко! – просипел рядом с ухом Дигальта Аэрн. Непонятно, как, он оказался подле него. – Тяжко, а?! – весело прохрипел он. – А если я так… – и он навалился вперед.

– Размозжите их о ворота! Передавите их! – командовал Перош.

«Будь ты проклят!» – пожелал ему Дигальт и из последних сил стал нажимать на щит, но он словно бы уперся в стену.

– Ар-р-р! – внезапно грянуло откуда-то из-за спин всадников, и крик тут же потонул в грохоте сошедшихся друг о друга щитов.

– Надави, Дигальт! – расслышал Порий голос Лугта. – Дави-и-и!

– Ра-ар! – взревел Дигальт и бросил все остатки сил на последнее усилие.

Время, казалось, замерло. Он отчетливо слышал прерывистое дыхание умиравшего от давки пасмаса и еще несколько подобных сипений. Рядом с ним тяжело дышал Аэрн. Щиты скрипели от натуги и на них укладывались, барабаня, древки немногочисленных пик, которыми задние ряды пытались помогать передним. Черной молнией, заметил Дигальт, над ними пронеслась маленькая птица. Ее черный блестящий глаз, не мигая, оглядел происходящее. Он был бесстрастен и глуп.

– Перош уби-ит! – взорвал тугое безмолвие дикий крик. А вслед за ним раздался дикий победный вопль, который не прекращался и то время, пока гарнизон крепости отступал, и то время пока дрались и добивали оставленных на поле боя врагов, и все то время, которое гнались за отступавшими.

– Смотри же! Смотри! – вплыл в поле зрение смертельно уставшего Дигальта Лугт. Он указывал на улицы, запруженные людьми. Это были жители Приполья и самого городка. Они дрались с остатками саарарского гарнизона и не давали солдатам затворить за собой врата крепости. Их поливали стрелами и кипятком, но это только злило толпу. И вот, она ворвалась в крепость.

Безумие и странное ощущение нереальности происходящего стали проходить, когда Порий облокотился на холодную стену крепости и прижался к ней щекой.

– Где он? – спросил Дигальт. – Где Перош? Я хочу увидеть его тело.

– Оно там, – кивнул Лугт на замок. – Пока еще там.

– Я слышал, что он убит.

– Это неправда.

– Но…

– Я соврал, – улыбнулся Лугт, – и потому мы сегодня победили.

Между тем, отдельные бои происходили в башнях и на лестницах у стен. Главная крепость не успела сокрыть себя от нападающих и впустила воинов.

– Сами боги помогают нам, – проговорил Лугт. – Это хорошо, что ты здесь. Когда видишь свои войска – тогда командуешь. Ежели ты там, – он указал на дерущихся, – ты сечешься, но не командуешь. Запомни это, Дигальт! Хорошенько запомни и не повторяй того, что было сегодня.

– Но мы победили?!

– Мы могли бы победить два раза до того, как победили. Но ты дрался, а не командовал.

– Тогда возьми, – Дигальт вытащил из-за пазухи вырезанную из Свет-камня миниатюрную палицу. – Ты и командуй.

– Нет, она твоя. Боги так…

– Боги уж рассудили. Не время мне еще. Однажды они покарали меня за гордыню. Единожды указали, что место мое быть под начальством. Но я лишь пуще разозлился на волю их, и вот дважды дали они мне урок, и я не выдержал. Бери-бери! Я заберу это у тебя, когда придет срок! Ты брат мне. Нет!.. Ты отец мне, а потому без злобы отдаю ее тебе.

Лугт смутился. Впервые видел Дигальт, как Лугт смущается.

– Коли так, то… возьму…

– Командуй нами, а мы будем подчиняться тебе!

Остаток ночи прошел в веселье, которое устроили харчевники и кабатчики в честь того, что Эсдоларг, второй раз за свою историю, оказался свободен от саарарцев.

На следующий день Лугт долго говорил с Перошем и убедил его уйти из крепости.

– Не будем чинить ни тебе, ни воинам твоим препятствий. А коли не уйдешь, то сожжем вас, – привел он последний аргумент.

Перош был разумен, а потому ушел.

– Чего ж теперь? – подошел к Лугту Аэрн.

– Самое сложное теперь будет нам, – проговорил тот, щуря глаза на Холведскую гряду. – Они придут к нам, и нам надо быть готовыми.

– Кто бы знал такое, – усмехнулся Дигальт. Он был пьян и сильно объелся. Брезд привалился на мешок соломы у крепостной стены с бадьей бражки в руках. – Я заварил эту кашу во имя Магта Победителя, а оказалось, во имя Лугта Шраморукого. – И все, кто слышал его слова, да и он сам, дружно расхохотались.

Высадка. Таинственная вечеря

Трапы натужно гудели под тяжелой торопливой поступью кенов и портовых грузчиков. Громыхание сотен ног по трапам множества кораблей, разгружавшихся разом в порту Гроторма – одном из самых крупных саарарских морских портов – сливалось в странную мелодию, ритм которой стал улавливаться ухом рагбар-дига лишь, когда он пробыл в порту целые сутки.

Кин сидел на небольшой для его роста скамье в каюте и смотрел в открытые ставни. За ними, отливая цветом индиго, плескалось море. Его мерное колыхание успокаивало оридонца, подобно тому, как ровное дыхание матери благотворно воздействует на сон ребенка.

Невольно, он то и дело посматривал в ту сторону, где осталась его первая победа. Он обдумывал свое решение пойти за Фод-андином. Впервые он следовал за кем-то столь бездумно. Нет, это не означало, что он никогда не выполнял приказы. Выполнял и не раз. Часто нелепые и опасные своей глупостью приказы. Но Боги хранили его. И он благодарен им за это.

С Фод-андином было иное. Фод-андин не приказал ему, он лишь настойчиво говорил с ним, он внушал ему, и Кин поддался, хотя не любил этого Дагт-мага. Невзлюбил его с того самого момента, как впервые повстречался с ним в Холмогорье.

Все чаще и чаще Кин задумывался над тем, кем он стал. Пришла такая пора его жизни, когда любое существо невольно оглядывается назад, словно бы желая осмотреть пройденный путь и понять, куда идти дальше.

Вынужденное бездействие очень способствовало появлению таких мыслей именно сейчас, и оридонец поддался их силе, надолго помрачнев. В его душе смешалось все, что могло смешаться в душе существа, прожившего долгую жизнь.

Он вспоминал, каким был очень давно. Тогда, когда его нижние руки были короче верхних, а мысли его были заняты прекрасными девами, полны восторга от жизни и романтичной бесшабашности. О таком ли будущем он мечтал для себя тогда? Нет, неверно поставлен вопрос. О чем он мечтал тогда?

Оридония была в те времена еще землей воинов, и каждый юноша лелеял лишь одну мечту – стать великим воином, отличиться. За этим «стать» таилось все остальное: множество женщин, признание, слава. Не было только богатства за этими помыслами.

Да, именно это угнетало его сейчас. Там, в Оридане, он лишь смутно ощущал раздражение, когда смотрел по сторонам. Он и сам не понимал, что его злит или нервирует. А теперь осознал: его народ, его плод и древо – в одном лице – стали усыхать. Сочные плоды, которыми были когда-то: он и ему подобные, больше не взрастали на той земле. Она порождала лишь сморщенный подгнивший урожай, подобный Суррагбар-дигу или даже Бодрагбару. Что они породят собой? Это было страшно. Страшно думать об этом.

Кин видел их в деле. Он видел их глаза. Слышал их речь и понял их думы. И то, что ему предстало, было ужасно. Для них реальность – та самая реальность, к которой Кин и все его поколение относилось, как к дару богов, как к чуду – для них она была лишь игрой. Они разучились жить и ценить течение жизни. Отчего-то в их головах закрепилась мысль о том, что все можно будет переиграть, в случае чего. Это и было страшно, ибо с такими мыслями они были способны на дичайшую жестокость и безрассудство, не соотносящиеся с реальностью. Он не хотел думать, но знал наверняка, что боги у них уже не такие, какие есть у него. Они другие. Такие же, как и новое поколение.