Закат угасал на горизонте, когда соурр зарычал и сдал резко вправо, впрыгнув на нижние ветви ближайшего мека. В два прыжка он оказался вдруг с деревянной комнате, выломав своей мордой одну из ее частей.

Дагеен тут же слетел со спины зверя и ощетинился мечами-рипсами. В помещении было пусто. Наемник и зверь медленно обошли все три комнаты.

– Это же донад, Слуга! – произнес наемник, переложивший свое имя на пса. – Людомарский донад. Я много слышал о них, но никогда не бывал. Ар-р-р! – неожиданно ощерился он, заметил ворох листьев. – Чуешь. Здесь лежала эта девчонка. Пахнет ее кровью. – Он поднял ворох листьев и понюхал их. – Она еще поранена. Хе-хе! Где же чудодейственные людомарские штучки, которые ставят на ноги, прежде, чем Владыка не сокроет огненный глаз? – Он сплюнул.

***

Шмуни работали своими крылышками изо всех сил. Сине-зеленое море Великолесья медленно плыло под ногами. Ветер овевал лицо Лоовы, лаская ее ушки и щечки. В восторге распахнутые глаза девушки с изумлением и неверием смотрели на землю сверху вниз. На алых устах играла улыбка.

Людомар летел рядом с ней, но не осматривал окрестности. Он внимательно следил за шмуни.

– Пора дать им отдых, Лоова.

Они опустились у небольшого озерца, заросшего высоким камышом. Лес шумел над их головами. Был самый разгар весны. Лягушки, притихшие поначалу, возобновили булькающий концерт.

Девушка, как можно выше держа перевязанную ногу, осторожно опустилась в мягкую весеннюю траву. Плащ отца защитил ее тело от колкого сухостоя, оставшегося с прошлой осени.

Сын Прыгуна опустился рядом. Он был одет в плащ наемника. Этот плащ был точно таким же, какой оказался на его плечах, когда охотник очнулся у Синего языка – реки в Немой лощине у Боорбрезда. «Прав был Тикки, когда сказал, что я, должно быть, убил какого рипса». Людомар в который раз оглядывал плащ. Тот, который был на Лоове, оказался старее того, который людомар украл у наемника. Девушка наотрез отказалась ходить в одеянии своего врага, а потому людомару пришлось отдать ей свой плащ. Кроме плаща на ее теле ничего не было, т.к. шкура, в которую Лоова была одета до боя с рипсом, оказалась рассечена в нескольких местах и залита кровью.

Не смущаясь людомара, Лоова сбросила с себя одежды и попросила плащ. Сын Прыгуна также нимало не смутился, ибо людомары не находили в наготе ничего предосудительного.

Шмуни, покоившиеся на руках, голове и плечах охотника и девушки, еще несколько раз «жикнули» и окончательно успокоились. Лоова деловито задрала им крылышки и посмотрела на попки.

– Они не устали, папа, – сказала она.

– Я знаю, но пусть отдохнут. Дальше унесут нас.

Перед закатом, птицы разошлись во всю. Их трели разносились высоко над кронами деревьев, наполняя лес благостным дыханием. Людомар осторожно передал Лоове своих шмуни и направился на охоту.

Вернулся он затемно и нашел девушку спящей. Заметив это, он уложил рядом с ней тушку зверька, и опустился на колени. Порывшись в лежавшей рядом с ней котомке, охотник вытащил оттуда несколько стебельков и тщательно разжевал их. Собрав сок в ладонь, он осторожно обмазал им губы девушки. Она несколько раз чрезвычайно глубоко вдохнула, дернулась, и дыхание ее снова выровнялось.

Сын Прыгуна еще некоторое время посидел рядом с ней, а после осторожно распахнул ее плащ. Нагое тело девушки открылось его взору и взору небес. Людомар вытащил из-за пазухи листья и траву, и стал медленно водить ими по телу Лоовы, словно бы отирая ее полотенцем. Покончив с этим, он снова скрылся в зарослях.

Рассвет еще только начинал разгонять тьму на востоке, когда охотник разбудил Лоову, и они снова взмыли вверх. Летели недолго, и приземлились у реки.

Сын Прыгуна вошел в воду по грудь и что-то утробно запел. Он пел, не открывая рта, но так сильно, что от груди его стали расходиться круги.

– Папа! – закричала Лоова, когда вокруг Сына Прыгуна стала кипеть вода. Охотник продолжал пение. – О-о! – не сдержала восклицания девушка, когда увидел, как тело ее отца стало медленно подниматься над водой. Оно поднималось до тех пор, пока под гладью реки не остались лишь его ступни ниже щиколоток.

Людомар опустился на колени и поцеловал воду – так показалось Лоове. Потом он повернулся и вышел на берег. Из куста поблизости он вытащил небольшой плотик и бросил его в воду. Плот, вдруг, ожил, и сам поплыл к тому месту, где лежала девушка.

– Не противься им, – сказал он, поднимая Лоову на руки, – они не причинят тебе зла. Они знают тебя. И ты познай их. И не противься. Следуй тому, что они укажут тебе. – Людомар осторожно опустил дочь на плот.

Она закрыла рот руками, чтобы в ужасе не закричать. Вода под ней была покрыта сплошным покрывалом из резров – рыб-жуков. Людомар приложил палец к губам, не кричи.

– Куда ты? Ты бросаешь меня, папа… как мама? – Она вцепилась в его одежды.

– Нет. Я прибуду с тобой, когда река выведет туда, куда должно ей.

– Поклянись, папа.

– Клянусь… дочь – Он впервые назвал ее дочерью. – Я не оставлю тебя… никогда. – Лоова увидела, как людомар моргнул быстрее, чем обычно, и в его глазах мелькнул какой-то огонек. Она ему поверила.

Плот медленно поплыл против течения. Лоова заплакала, и даже шмуни на ее теле зашевелились от растройства.

Сын Прыгуна надел на себя шмуни и взлетел в воздух. Он опустился ровно там, где в прошедшую ночь остановился, обмазывая листья и ветви запахом девушки. Охотник огляделся и втянул носом лесные запахи. Нет, он не почувствовал ни наемника, ни мертвечины, ни чернецкой магии. Значит, у него еще есть время.

Оридан

Колонны из бледно-серого камня с темно-зелеными прожилками и сверкающими вкраплениями кварца переливались в лучах солнца, находящегося в зените. Каждый порыв ветра, каждое движение деревьев во дворе, где стояла величественная постройка, приводило к непредсказуемым переливам отсветов на ее стенах. Для тех, кто никогда здесь не был, строение, похожее на храм, казалось волшебным. Несмотря на то, что оно было создано каменным, мастерам удалось преобразить камень в такие воздушные формы, что никому никогда бы и в голову не пришло подумать, что дворец выстроен из увесистых монолитов.

Всякого могла поразить постройка, но не Кина, ибо Кин бывал здесь не единожды. Ему был знаком каждый закоулок. Он знал, что, несмотря на внешнюю малость, Круг Клинков был целым комплексом зданий и помещений, уходивших глубоко в гору, к которой он примыкал своей северной стороной.

Скала Воинов – разве есть на земле, на всей этой проклятой тверди место, которое бы он мог считать роднее для себя. Это его урочище. Это его колыбель.

– Кин, благодать на плечи твои, как же я рад тебя видеть!

Оридонец вздрогнул и обернулся на звук голоса. Не успел он толком рассмотреть подошедшего, как оказался в его крепких объятьях, а нижние руки его оказались зажатыми в нижних руках приветствовашего. Макушка, подставленная его взору, также мало способствовала узнаванию.

– Не узнал? Олкрагбар. Олк, помнишь ли?

– Олк! – Кин улыбнулся. – Я слышал, что ты сгинул в Красноземье.

– То слухи все. Мы прорвались, хотя зажатыми оказались у Сухих утесов. От ронги моей ничего не осталось, кроме меня да еще пары калек. Меня, как видишь, боги пооберегли. Два пальца потерял. Считай, пощупали меня и все. Орид Гимрагбар-диг отыскал меня среди выживших и привез сюда. С тех пор здесь я. На этом все обо мне. Хочу тебя услышать. Дурные вести из Владии достигли нас, так ли?

– Не все так плохо, – посерьезнел Кин. – Со мной все, кто был изначально. Не страшны сечи там.

– Хо-хо, и не ждал от тебя о них услышать. Что могут эти животные? Укусить нас? Ха-ха!

– Да, они жалки в своих желаниях. Часто напоминали мне червей, копошащихся в грязи.

– Ты зачем сюда?

– Орид Кодрагбар-диг призвал меня.

– Если так, то буду первым, кто тебя поздравит.