«Исторгни дух свой вон. Необорима сила Месазы. Исторгнись вон из тела своего». Мысль угасла в голове охотника. Мир закрутился в дикой пляске. Краски помутнели, а после перемешались одна в другой.

Он судорожно глотнул воздух и открыл глаза.

Невесомость, первое, что ощутил он, когда пришел в себя. Пространство вокруг него казалось смазанным: движения деревьев и подлеска оставляли за собой длинные мазки-следы. Звук туго долетал до его ушей. Сын Прыгуна взглянул себе под ноги и не увидел ничего. Он парил над землей.

– Ты хочешь встать на землю? – подле него материализовался дух Доранда. Из небольшой белой точки он отлился в плохо различимую фигуру мага. – Так встань.

– Не вижу под собой я своих ног, – пролепетал людомар.

– Зато я вижу их. Захочешь, разглядишь и ты. Лишь посмотри, лишь пожелай себе, и будут ноги.

Сын Прыгуна перевел взгляд с мага под себя и подумал о ногах. Огромная тяжесть налилась на него. К земле протянулись две полупрозрачные ноги и уперлись в нее. Дыхание сбилось от тяжести, которую принесли ему ноги.

– Ты пожелал и тягость ощущать. Ту тягость, что в мире жизни ты несешь в себе. Отринуть ее страшно, я знаю, а потому, хотя и тяжко, но терпи, а после лишь отринь, когда прибудет убеждение лишиться ног.

Людомар ничего не ответил и пошел вслед за парящей над землей фигурой, которая удалялась в сторону источника ярчайшего света, лившегося издалека. Он с трудом ворочал ногами. Словно мешки с набитой дичью, ворочал он ноги, продвигаясь вперед. Это было неимоверно тяжело.

– Месаза, выйди к нам, ибо привел к тебе его! – услышал он напевание Доранда.

Свет потускнел, и звуки леса потонули в треске, коим наполнилось пространство. Треск перешел в жужжание, а после гул. Вдруг, яркая вспышка осветила все вокруг, пожирая видимый лес. Она превратила все вокруг в ровное белое пространство. И лишь клыки Месазы продолжали пронзать кипельную белизну безграничного светомира.

Из вспышки вышел некто. Он приблизился к духу беллера. Громогласный голос сотряс пространство:

– Где он?

– Там стоит, всевечная.

– Ногами он пришел?

– Ногами, всевечная.

– Почему не приготовил ты его лететь ко мне?

– Так пожелал он, всевечная.

– Он ноги пожелал?! – изумилась богиня, будто людомар пожелал не ноги, но виселицу для себя. – Ты ноги пожелал? – обратилась она к охотнику.

– Без ног мне страшно.

– Тогда ты не готов. Слышишь ли меня, Доранд-беллер, он не готов.

– Я знаю то, всевечная, а потому пришел к тебе, чтобы просить дозволить нам идти в подземные леса.

– Нет. Там народ, что мне остался, обитает. И нет пути туда даже и людомару.

– Он не был у Зверобога. Не дошел. Боголесье перебороло и меня, перебороло и его. Душевно слаб он.

– Я говорила Кугуну, Владыке говорила, что зверь он есть, а потому такое, что уготовил ему Неогл понести, не вынесет и шага. Так ли было, Доранд?

– Месаза, ты мудра. Так было.

Богиня повернула к людомару свой лик, и вдруг превратилась в людомару, а после в Ириму, и снова в людомару.

– Что помыслы твои кидают мне в лицо?! – недовольно возвысила голос богиня, но Доранд тут же заступился:

– Не смыслит он, что делает теперь. Зверобог отверз амбары его прошлого и выгреб все, что смог, наружу…

– Зверобог – такой же дикарь он, как и тот, что стоит теперь предо мной. Силен он телом, но слаб внутри. Я ощущаю это.

– Дозволь, всевечная, кому прозвали Маэрх, приникнуть…

Месаза резко повернулась и вперила свое людомарское лицо в мага. Мгновение, и она исчезла.

На абсолютно белом фоне безвременья и бесконечности пространства появилась серая точка. Она находилась так далеко, что ее с трудом можно было различить.

– Кто там идет? – спросил Сын Прыгуна.

– Чернец, – ответил беллер, вглядываясь вдаль.

– Они приходят к ней?

– Они здесь были изначально. Они открыли дверь ее для нас.

Серая точка вдали замерла и в мгновение ока приблизилась к людомару, превратившись в силуэт небольшого роста.

– Ты здесь? – донеслось с ее стороны. В силуэте чернеца нельзя было разглядеть накидки, которая виднелась на плечах Доранда. Образ был литой и перетекал сверху вниз так, словно чернеца обливали грязью. – Ты?! – чернец увидел и беллера. – Как смел ты, привести его сюда, когда меж нами было соглашенье самим и только лишь самим здесь быть?!

– Теперь нет больше уговора, – отвечал Доранд, – враги теперь мы. Предали вы нас…

– Поплатишься…

– Не оскорби мой дом своею черной злобой, которой благость ты заменил, – покрыл их голоса громогласный возглас Месазы, – равны вы предо мной. Нет выше вас, и ниже нет! Зачем пришел ты? – обратилась она к чернецу.

– Просить тебя пришел, Месаза, но только более не нужно мне.

– Чего просить хотел?

– Отдать его, – чернец указал на охотника. – Гроза землям твоим от него придет. – Переливающийся образ приблизился вплотную к духу людомара и стал обволакивать его со всех сторон.

Месаза молчала.

Сын Прыгуна ощутил обездвиженность. Его словно бы утягивали в бездонный круговорот. Лишь спиной он ощущал некую легкость и твердость под собой. Охотник не заметил, как дух Доранда прилип к нему со спины и сам стал обволакивать его. У плеч людомара души чернеца и беллера встретились. Людомар почувствовал огонь, воспылавший на его руках.

Лик Месазы стал меняться бесконечной чередой лиц: людомара, Ирима, Тикки, Лоова, лик замерзшего мальчика, нахмуренное лицо Глыбыра.

Месаза взревела так, что пространство сотряслось повсюду, куда долетел ее рык. Она бросилась вперед и оторвала души беллера и чернеца от Сына Прыгуна.

– Прочь! Прочь! – ревела она, раскидывая чернеца и беллера в разные стороны. Светомир сжался, словно бы в спазме и исторг обоих вон.

Месаза перестала кричать и заглянула в лицо людомара. Она смотрела на него его же лицом: истощенным и смертельно уставшим.

– Иди и припади к источнику силы своей. Не ты избрал свою судьбу – не на тебя и злиться мне. Но остерегайся. Они пойдут след в след за пятками твоими. А потому решай и действуй так, как не действовал бы никогда. Прочь!

Людомар вскрикнул. Нечто ударило по всему его телу. Оно сжалось в комок и вылетело из-под арки. Он упал в мох, перевернувшись несколько раз, и некоторое время лежал, недвижим, приходя в себя.

Когда Сын Прыгуна поднялся на дрожавшие ноги, он увидел вокруг себя лишь лес. Ряды камней сокрылись под землей и лишь один из них, покрытый нетронутым веками мхом, как и прежде, лежал, привалившись к корню полу засохшего дерева.

В лицо охотнику дохнуло чем-то ласковым и добрым. Он пошел вперед и увидел между деревьями, там, где до этого момента возвышалась каменная арка, белесый туман. Он был зажат между деревьями.

«Иди один, куда надумалось идти!» – влилось в мысли Сына Прыгуна. – «Тебя я встречу там, куда сведет тебя Месаза, когда наступит срок. Но торопись, ибо тень твоя еще с тобой, а значит неотвратимое идет с тобою в ногу!»

«Я не знаю, куда идти!» – подумал охотник.

«Знаешь. Ты это знаешь! Ты всегда знал! Прости, что сбил тебя с пути… Прости!» Туман промеж стволов деревьев растаял, оставив людомара в одиночестве.

К истокам

Сын Прыгуна недолго стоял неподвижно, недолго он раздумывал над тем, куда идти. Глаза его налились живым огнем, а плечи распрямились. Он весь вздрогнул, преобразился и огляделся с прежним видом пытливого и многоопытного охотника.

Невдалеке лежало разорванное на куски тело омкан-хуута. На нежданный пир уже стали собираться маленькие обитатели Чернолесья, и людомар решился присоединиться к ним.

Сытно поев, он еще раз принюхался, обтер себя соком внутренностей омкан-хуута и быстро пошел в обратную сторону.

Память вернулась к нему полностью, и единственное, над чем он раздумывал те несколько дней, что мчался к своему донаду, была непрекращающаяся мысль о том, как спастись от чернецов.