Внезапно, в ближайшем к ним склоне леса земля вздыбилась комками глины, перегноя и мха. Из нее показалась громадная пасть, пожиравшая почву. Сразу же после этого, из вновь открывшейся норы в Чернолесье хлынул поток воды.

Все новые и новые отверстия отверзались в склоне, и из них начинал хлестать кипяток. Лес съеживался под его нажимом. Деревья жалобно скрипели.

Людомар закрыл рукой нос и рот и направил иисепа на верхние ветви. Становилось понятно, что лес позади него погибнет в ближайшие дни.

Отдохнув до вечера, охотник снова приблизился к Глухому лесу, прокрался к тому месту, где оставил свое оружие и забрал его. Разбрасываться такими ценностями было не в правилах лесных жителей. Слишком дорого стоили ножи, копья и пики, да и плевательная трубка была с детства привычна охотнику. Все оружие, кроме щита, было наследством, доставшимся ему от отца.

В подавленном настроении возвращался Сын Прыгуна к своему дому. Он преодолел уже почти половину пути, когда услышал вдали множество шагов. Осторожно прокравшись на звук, он увидел людомара Светлого, Плаксу и еще около сотни дремсов, длинной цепочкой двигавшихся по лесной тропе.

Людомар поднял пику и стал бить ей о ствол дерева.

– Я хочу приблизиться, – закричал он, что было сил.

Колонна остановилась и резко повернула пики в его сторону.

– Не ошибаюсь ли я? Я слышу Сына Прыгуна, – ответили ему голосом Светлого.

– Я – Сын Прыгуна!

– Приблизься к нам. Мы дозволяем, – раздался голос одного из дремсов.

Людомар спустился на землю и, утопая во мху по самую щиколотку, приблизился к охотникам.

– Что случилось там, откуда ты идешь? – обратился к нему Светлый. – От тебя разит падалью.

– Глухолесье поглощает Черный лес. Его заполонила нечисть, о которой я ничего не знаю. Там обитают змеи, делающие воду горячей; там были сурны размером с иисепа. Я был там, и они гнали меня.

– Сколько их там?

– Бесчисленное множество. Змей, какого я никогда не видел, тоже там… Они очень сильны. Я иду прочь.

– Мы слышим неясный гул. Что это? – Светлый откинул с головы накидку и прислушался.

– Горячие воды Глухолесья изливаются в Черный лес. Гул? То стоны Чернолесья.

Охотники переглянулись.

– Нам нечего там делать, – послышались голоса. – Идем домой, братцы!

– Нет, – обернулся к ним Светлый, – мы должны идти туда и остановить убийство леса. – Он снова повернулся к Сыну Прыгуна: – Ты видел убийцу?

– Не видел. Кто-то роет норы в земле… большие норы и оттуда Глухолесь перетекает в Черный лес.

– А змей, которого ты видел?

– Он гонялся за мной и не мог такого наделать.

– А ежели там несколько змеев…

Людомар не стал ничего отвечать, только пожал плечами.

– Если людомар не смог справиться со змеем, то нам нечего там делать, – заговорили дремсы. Сын Прыгуна согласно кивнул.

– Надо остановить воду, – сказал им старый людомар.

– Мы сваримся живьем, Светлый…

– Да хотя бы и так, – неожиданно разозлился тот. – Что с того, что так случиться?! Если мы не сделаем этого, то лес погибнет…

Донеслось: – Что ж поделаешь, эхе-хе!..

– … и нам придется идти в смердящие ямы, жить рядом с пасмасами и холкунами, – закончил старик.

– Мы не согласны, – замотали головами дремсы.

– Продолжим же путь.

– Нет, – выступил вперед Плакса. Он, видимо, был поставлен старейшинами главным. – Светлый, ты ведешь нас на верную гибель. Заливные луга не такие уж и большие. Он убьют лишь малую часть Чернолесья. Великолесье им не убить никогда. Мы не хотим помирать за бессмыслицу.

– Бессмыслицу? – вскричал Светлый в гневе. Никто и никогда не видел старого людомара таким. Тем ужаснее был его вид. – Болваны, разве вы не видите хоть толики того, что происходит. Даже я, даже мои ослепшие глаза и те видят поболее ваших! – Он поднял свой посох и затряс им в воздухе. – Оглянитесь. Черные леса, наше родное Чернолесье вмиг наполнилось нечистью, которой никогда в ней не водилось. Омкан-хууты, гигантские древоедные змеи, пожирающие охотников, огнезмей, о котором поведал Сын Прыгуна, – разве не видите вы погибель вокруг себя?! Гибель всего того, что было привычно нам отроду! Гибель нашей души, которая заложена в этом лесе! – Он подошел к ближайшему дереву и нежно погладил его ствол. – Каждый ствол, каждая ветвь этого леса знакома нам с детства. Лес учил нас. Он охранял нас и кормил. А теперь, когда ему нужна наша помощь, вы хотите отвернуться от него? Вы говорите, он большой, его убить невозможно? Да ежели в Чернолесье станет столько змеев, сколько пальцев у нас у всех на руках, долго ли выдержит наш лес? Нет. Нечисть переломает, передавит и пережрет все, что было нам дорого, все, что для нас важно. Плакса, ты трусливо хочешь уйти? Уходи. Но когда ты придешь в следующий раз в ту кущу, где ты встретил свою Новлу, а этой кущи не будет; когда ты увидишь вместо нее навал из переломанных стволов – как ты тогда посмотришь в глаза Новле, как тогда ты посмотришь в глаза Чернолесью?

Старик остановился. Он задыхался.

– Я не трус, – сказал Плакса. – Мудрейший говорил нам: все изменяется и нечего мешать…

– Нечего мешать, когда изменения естественны, но… – старик отдышался, – откуда явилось столько нечисти? Откуда? Все, разом? Со всех сторон?! Это ли естественно?

Дремсы нахмурились.

Людомар никогда бы не подумал так, как сказал Светлый. Сын Прыгуна вдруг ясно осознал невероятную для дикой природы синхронность напастей, которые обрушились на Чернолесье. Мозаика, сокрытая на дне мутного ручья, – вот как он до того представлял себе все происходящее. И вот ручей просветлел.

– Скоро нам нечего будет есть. Смрадный туман убьет все живое.

Глаза Плаксы вмиг прояснились.

– Техор, беги к нам в деревню и скажи, чтобы шли к Глухолесью по Грязной тропе. Да пусть пошлют в другие деревни – одни мы не управимся, – приказал он, и, обернувшись к Светлому, хмуро кивнул: – Пойдем с тобой. Ты верно нам сказал.

Светлый повернулся к людомару.

– Беги к холкунам и также веди их сюда. Пусть хорошо вооружатся.

Охотнику стало жутко от того, что он снова окажется в смердящей яме, но спорить было неуместно. Он кивнул и скрылся из виду.

***

Людомар с тяжелым сердцем шел по ветвям деревьев. Последняя его надежда избежать столкновения с неизвестно чем, провалилась. Где-то в глубине души он надеялся на то, на что надеялись и все остальные лесные жители: Чернолесье большое, можно укрыться. Однако то, что сказал Светлый помноженное на ясный ум Сына Прыгуна – ум, выпестованный самой природой и оттого ставший умом, хотя и не проницательным, но сугубо практичным и жизненным, – все это приводило к одному единственному печальному выводу: отсидеться не удастся, надо защищаться. Уберечь лес – уберечь себя!

Несмотря на то, что природа одарила людомаров прекрасным пружинистым сильным телом, больше всего этот народец любил бездействовать. Может быть, это была больше мечта, а не образ жизни, потому что каждый людомар ежедневно имел дело с таким количеством проблем, что покой им только снился. Покоя не было, а мечта была. В жизни Сына Прыгуна она исполнилась лишь дважды. Но что это были за два раза! О, он возлежал в гамаке из сплетенных верхних ветвей мека, на самом верху его кроны и днями напролет наслаждался солнечным теплом, нежным ветром, доносившим до него разноцветие ароматов из всех уголков леса; его острый взгляд сканировал небесный свод и подмечал каждое его изменение. Он видел множество звезд, огромное количество комет, носившихся по небесам в разные стороны. Порой они закладывали такие пируэты, что дух захватывало. Несколько раз за день людомара окликала его поесть, и он лениво полз вниз, ощущая во всем теле непередаваемую негу; лениво же садился за стол; медленно ел, пережевывая хрустящее жаркое; нехотя обходил домашнее хозяйство, трепал за ухом иисепа и снова поднимался на вершину кроны и ложился в свой гамак.