Скала под ним задрожала, но выдержала первый удар.

– Эй, вы, ко мне! На меня! – кричал Щитодар, бегя в сторону огнезмеев, но они не обращали на него внимания.

Еще удар и скалистая стелла стала клониться долу. Падая, она разрушалась на части. Сын Прыгуна изо всех сил держался за край падающего пика.

Вдруг, небосвод над его головой раскололся мощнейшим взрывом, которого никогда не видывали земли Владии. Небеса, казалось, треснули на части и осыпались подобно тому, как разбитое стекло осыпается вниз.

Вспышка, исторгнутая сверху, была такой яркой, что поглотила собой и изрытую битвой равнину, и огнезмеев, и скалу, – и все что было вокруг.

Сквозь этот свет Сын Прыгуна неожиданно для себя разглядел глаза Анитры. Жрица смотрела на него и губы ее шевелились. Из глаз ее текли слезы.

Оглушенный, упал он на землю и смотрел, как скалистые обломки, медленно обрушиваются на него из ярчайшего света.

Внезапно, мир вздрогнул, и скалы унеслись вдаль.

***

– А-а! – закричала девушка и упала бы, если бы не охотницы, подскочившие к ней и схватившие ее под руки. – Все кончено… – шептала Анитра, погружаясь в забытье. – Все кончено с ним… – Она легла на землю, обняла свой живот и забылась.

***

Нагдин открыл глаза и непонимающе осмотрелся. Внешний мир был для него абсолютно нем. Пронзительная тишина звенела своим безмолвием. Скороход видел, что мелкие камешки сыплются рядом с ним. Их тонкие ручейки бежали промеж крупных валунов. Реотв наблюдал, как части брони, сорванные с чьего-то тела, медленно кружась, падали на землю с неимоверной высоты. Рядом с тобой Нагдин узрел расплющенное камнем лицо пасмаса. Его смятое силой смертельного удара лицо уже заиндевело.

Стало холодно.

Реотв сглотнул и не услышал даже своего глотка. Медленно, он приподнялся на локте и увидел неподалеку Некраса, лежащего ничком. Его ноги были раздавлены валуном.

Громадного трехцветного круга, взбивавшего небеса и притягивавшего к себе, даже и звезды, больше не было. Хотя небосклон был еще темен, но Вселенная медленно приходила в себя.

Зоркий глаз Нагдина тут же обратился на скалу, где стоял красный маг, и увидел, как его тело бьется о камни, стремительно несясь к подножию горы. Черного мага тоже не было видно. На том месте, где он стоял, была глубокая колодезеобразная дыра, в которой плескалось озеро прозрачной как слеза воды.

– Эцаних-гел, – прошептал Скороход, хотя ему казалось, что он неимоверно громко закричал это имя.

Вдруг тяжелая рука легла на плечо Нагдина. Он обернулся и увидел окровавленное лицо Крючконоса, своего верного шкипера. Левая бровь лоскутом свисала с его лица. Он что-то говорил и пытался поднять капитана. Поняв по его взгляду, что брезд его торопит к чему-то, Морской скороход посмотрел в направлении его взгляда и увидел около сотни оридонских воинов во главе с Кином, которые спешно приближались к месту, где прежде стояли лагерем.

Нагдин протянул руку и потянул Крючконоса к себе, заваливая за уступ скалы. Едва брезд завалился набок, как в каменную стену над ним ударила и сломалась оридонская стрела.

Далее нескольких сотен шагов, Нагдин не мог видеть, ибо белый пар поднимался сплошной стеной, закрывая собой всю долину.

Кин быстро шел впереди отряда своей личной охраны и был рад древней оридонской традиции, не вводить в бой истинных оридонцев. Сейчас, имея при себе всего две трети пории, он мог считать себя победителем.

Хмурый спешил вернуться туда, где находился шатер Пелеод-андин-дааба. Его ноги проваливались в размокший снег, но уже не столь глубоко, что невозможно было пройти. Холвед был сильнее магии черного андина, а потому мороз быстро схватывал растолокневший снег.

Кин спешил, ибо увидел, как птица, которая до этого кружилась в вышине, рухнула вниз. Он видел, что она пыталась дотянуть до него, но ей было не суждено это, а потому она стремительно зарылась носом в снег. Когда же воины извлекли ее, она была мертва. Глаза ее вытекли, а голову свернуло на спину и разорвало горло.

Кин спешил, а потому даже не говорил, но давал знаки и его воины бросались на выживших пиратов, добивая их мечами.

Черный маг, Хмурый его не сразу нашел, лежал сокрытый пологом шатра. В его глазу торчала странная зелено-серебристая стрела. Она вошла в глаз и вышла позади виска, а потому маг был еще жив. Когда Кин подбежал на зов воина, нашедшего Пелеод-андина, тот медленно перевел на оридонца свой единственный глаз.

– Боги-боги-боги, – стуча зубами, медленно отходил воин, с ужасом глядя в лицо мага.

Кин был удивлен не меньше, но не боялся.

Лицо мага ходило большими и малыми волнами, вздымалось шишками, и то принимало вид пасмаский, то оридонский, то холкунский, а то и брездский. Лишь его глаз, большой и абсолютно черный оставался неизменным.

«Приди ко мне!» – услышал в голове его призыв Кин. – «Приди, ибо я слаб. Храни мои силы! Стань ближе, как можно…»

Кин подошел к нему и сел прямо подле тела.

– Боги-боги-боги, – продолжал пятиться за его спиной оридонский воин.

«Я нынче видел все, что должно видеть андину здесь», – начало проявляться в сознании Кина, – «я видел записанное и его исполненье, но видел я и волю, которая вершила и писала судьбины данной земли. Острое перо видел я сегодня. Их бой был прекрасен. Побились они, как никогда не бились предрешенность и воля промеж собой, и оба пали. Не верь отныне Зиумту, не бойся Вадана, ибо переписать надлежит лиамиги Зиумта, а Вадан пришел не за тобой, но за мной. И жертва моя больше твоей, и он удовлетвориться ей, ибо не справедливо иное.

То меня радует, но слушай же. Я слышу барабаны Вадана. Они призывают меня во тьму. Так, слушай же…

Сегодня все начнется по-другому, и власть нас, магов, будет равна власти вас, оридов, ибо не может больше быть для нас ничто предписано. Пророчество исполнилось, и Зиулт изломает все свои лиамги. Он выбросит все краски, что уготовил для сих мест и для тебя. Нет больше здесь для вас от него предписанья. Лишь от тебя зависит, свершится ли вторая часть пророчества. А первая свершилась…

Я последний оридонец среди магов. Больше же среди них нет нас, и помни, что тебе было уготовано стать мне вторым верным братом. Но Острое перо влетело в глаз промыслов божьих, и промахнулся их удар. Остались править Оридонией чужие нам. Сверкающие, имя им, Ярчайшие. Не видел истинного вида их никто, даже и я. Там, где они живут, откуда к нам приходят, те земли мы зовем Прозрачными землями. Теперь одни остались вы супротив них, и то мне страшно, что понял я: недаром кровавого мага привели сюда неведомые силы. Лишь Сверкающие быть ими могли. И та стрела, что меня нынче убивает, она принадлежала Горнобогу. Не слышали мы про нее великую эпоху. Как оказалась она в Эсдоларге?.. Слышней все барабаны для меня…. Слушай же внимательней…

Теперь будет война. Война такая, какую не видела ни Владия, ни Оридония, ни Красноземье. Все повторится как тогда, когда мир заново был порожден. Не дай иссякнуть силам в оридонцах, не дай иссякнуть силам у владян, не уничтожь и красноземцев, ибо пока дерутся они промеж собой, не будет войн великих магов. Когда ж случится та война, то нет спасенья, и не будет никому, от сил, которые взовьются в небеса над вами.

Я породил последнее Острое перо. Оно твое… оно твое… ты слышишь?»

«Да, я слышу тебя, андин-дааб», – подумал Кин.

«Слышишь ли? Барабаны зовут меня… тьма… тьма», – на этом и закончилось.

Кин поднялся на ноги. Внезапно тень промелькнула над его головой, и он ощутил, как нечто нежное, но в то же время мощное опустилось ему на голову.

Ближайший воин вскинул лук и в ужасе смотрел на голову Хмурого.

– Нет, – сказал Кин.

– Нет, – подскочил к оридонцу Бурз, – это дааб. Рагбар, дааб сел на главу твою! Рагбар, о-о-о… – И брезд опустился на колени. За ним опустились на колени и ориды.