Хмурый кивнул ему и… улыбнулся. Он ощутил, что начинается тот период, начинается то будущее, которое он более всего любил. Не будет теперь до конца этой войны ни титулов, ни рангов. И Эк, и Бурз, и иные его энтории будут ему теперь не подчиненными, но друзьями, ибо по-иному и нельзя на войне.

Возможно в этом, и ничем ином и состоит ее прелесть.

Саарарские слуги стали разбирать его палатку. До слуха Кина донесся глухой рокот. Когда он вышел вон, то увидел, как громадная армия в несколько десятков тысяч воинов сплошным потоком текла через прикрепостной городок, заполняя его улицы многоголосьем. Звонкие переливы от бряцанья оружия перекатывались над крышами зажиточных домов саараров и затихали над морскими волнами, весело набегавшими на берег.

Хмурый посмотрел на небосклон. Гроза прошла мимо, подумалось ему, а может быть, может быть и не прошла. Ему показалось, что это он и есть та гроза, которая вчера полыхала над горизонтом. Он и есть ее повелитель. Он есть бог. Злой бог, который несет разрушение и страдания.

– Удерживай, не то прибьет меня, – запыхтели у него за спиной. Это переговаривались оридонцы, воины его личной охраны, которые выносили нехитрый скарб своего командира.

Палатка была разобрана и лежала, аккуратно уложенная, дожидаясь своего часа оказаться на телеге. Она показалась ему соучастницей его мучительного ночного бдения.

Кин знал, что возьмет Грозную крепость; знал, что возьмет Эсдоларг, но потом… Что будет потом?

Губы оридонца сжались с тонкую полоску, и он вспомнил слова мага о его будущем.

Грозная крепость. Штурм

– Меть ему в глаз!

– За укрытия.

– Раздери их свинячьи зенки, метко бьют…

– Ан-нх, попал… этот проклятый молча попал в меня. Он убил меня, Морн… Он убил меня…

– Держись, братец. Не говори так.

– Оставь его. Не подставляйся.

– Это брат мой.

– Он уже в рощах Кугуна.

– Пусть потроха мои перетянутся поперек, эти молчи не такие, как нам казалось!

– Куда ты, дремс? Стой же…

– Отомщу, – дремс высунулся из-за широкого щита, – вон он. Я его знаю. Запомнил его. – Он вышел полностью и натянул лук.

– Шштт, – ворвалась в поле зрения Кина стрела и насквозь пробила голову Морна.

Стрела на тетиве его лука дрогнула и бессильно вылетела, описав дугу и уткнувшись в землю в нескольких шагах впереди. Сам лук пружинисто заскакал по каменистому дну ущелья. Ноги дремса подкосились, и он рухнул навзничь, неестественно подмяв под себя обе руки.

Смерть в очередной раз предстала перед взорами воинов, явив им свой звериный оскал.

Кин смотрел в лицо убитого дремса и видел, как тот поводил челюстями, словно бы что-то пережевывал. Его крупные неровные желто-черные зубы выползли из-под губ облепленные кровавой пеной и снова скрывались за ними, а борода царапала небо. Кровь бурным потоком лила из левого глаза, заполняя ухо и растекаясь по волосам под головой. Пальцы его, натруженные, а потому толстые и сильные, с грязными ногтями, скребли камень, передавая в него боль от потерянной жизни.

Рядом лежал уже давно охладевший труп другого воина со стрелой в горле. Она торчала прямо из-под бороды.

– Труби отход, – приказал оридонец.

Взревели трубы и широкие ростовые щиты, при помощи которых войска Кина подошли к Грозной крепости, больше походившие на диковинных жуков, встрепенулись и, высунув лапки, шатаясь и покачиваясь, поползли прочь от стен крепости. Они с трудом перекатывались через трупы воинов, несколько десятков которых лежало вповалку на скалистой дороге, шедшей по дну ущелья, – следы атаки на крепость, и уныло заковыляли к выходу из него.

– Много полегло, – вырвалось у Чоста. Он был хмур потому, что почти все убитые были дремсами. Дуэль лучников завершилась не в его пользу.

– Чудно это, – хмыкнул Эк.

– Чего чудно-то? – обернулся к нему дремс.

– Никогда за всю жизнь не видел, чтобы кто-то лучше дремсов в стрельбе оказывался.

– Не равны мы были… Они за стенами…

– А вы за щитами, – парировал Эк.

– Ты не…

– По глупости своей пали, – оборвал их Кин. – Туда и путь им. Глупцы на войне не выживают. А вам наука! Преподайте ее тем, кто с нами только в этот снег сошелся. – Оридонец нахмурился. – Коли вы своих воинов не приучите беречься, да воевать не научите, то я займусь этим. Плеть моя займется этим.

– Плетью и мы можем, – сказал Эк.

– Тогда могите! Сейчас уже могите!!! – прорычал Кин. – Ты же, Чост, вины не ищи нигде, кроме себя. Воины Бурзовы правильно делали. Они подвели лучников Чихуна под стены; заставили этих молчей высовываться в рост. Не вина их, что дремсы его от попоек рук своих не чуют, да дрожат от страха. Слышишь ли?!

– Приучим их, привысокий, – промямлил Чост. В чем-чем, а в словах Кина была правда. Та жестокая правда, какая бывает только на войне.

– А чего этот-то… – заговорил вдруг Вольшид Волопас, – тот, который в черном шатре. Пошуровал бы чего!.. Пошептал… стены бы и пали…

– Даже мысли такие не смей думать! – накинулся на него Кин. Вольшид опешил. Он был недалекого ума, а потому искренне не понимал, какой крамолой сотряс воздух. – Ежеле еще раз даже и про себя такое скажешь, повесить прикажу, понял?

– Понял я, привысокий, – пробормотал Волопас, ошарашенно моргая.

– Вон все идите. Эк, при мне будь. Нусаса мне призовите, – прикрикнул на воинов Кин. Когда они с Эком остались одни, оридонец кивнул на отвесную скалу ущелья: – Взойдем на нее.

Эк кивнул и крикнул уходившему Чосту:

– Твои ли там? – Он указал на вершину стены ущелья.

– Стоят, – остановился Чост.

– Иди, иди… узнал, что хотел, – махнул ему Эк.

Кину нравилась в брезде именно эта черта. Предусмотрительность. Ценил это превыше всего. И с годами все сильнее.

Они поднялись наверх и оглядели Грозную крепость.

– Гляди, рагбар, вон там тропа идет для одного, – Эк указал на худосочную тропинку, идущую по краю отвеса скалы.

– Оставь это. Ты не пройдешь, а холкунов али пасмасов загонять туда, смысла нет. Коли с их стороны один брезд стоять будет, то даже и десять в ряд не пройдут.

– То верно, – согласился Эк.

– Я просить хотел, что за лучники есть у них?

Эк нахмурился и молча дал знак, не знаю.

– Узнать надобно. Не было в оридонской Владии таких. Знали бы мы. Откуда взялись они? Кто это? Узнать надобно.

– Как узнать-то?

– Пусть твои воины с дремсами поговорят. Пожурят их за поражение, да выспросят, как выглядели они… глаз-то у дремсов острый… или воняли чем… носы не плохие у них. Только никому и ничего не объясняй, зачем такое тебе.

– Дались же тебе лучники! Обыкновенные… – Эк запнулся. – Вызнаю.

– Иди теперь, – отпустил его Кин. Он проследил, как Эк грузно и чрезвычайно неуклюже пополз вниз, а когда поднял глаза, то увидел маленькую черную точку, которая поднималась вертикально вверх. Она повисла на некоторое время в небесах и начала медленно опускаться вниз, увеличиваясь в размере.

Внезапно волна жара окатила оридонца. Он и сам не понял, но рука его вдруг дернулась и выбросилась вперед. В ней что-то задрожало и с такой силой толкнуло Хмурого, что он едва не упал на спину.

Кин с удивлением и ужасом смотрел на стрелу, зажатую в руке. Ее острие было нацелено ему в грудь. Стрела была длинна и тяжела.

Сердце Хмурого екнуло, сорвалось с места и бешено забилось. Он вдруг задохнулся, ослабел ногами и покачнулся. Свет на миг померк перед его глазами.

Между ним и стеной крепости было чуть меньше двух полетов стрел. Дремсских стрел.

Слуха его достиг тонкий звенящий свист со стены. Обращались явно к нему.

На ватных ногах Кин спустился вниз и неожиданно понял, что отвык от войны. От настоящей большой войны, где могут убить. Он и сам не заметил, когда война для него стала лишь победой над слабым врагом, лишь погоней за беглецом, лишь травлей и веселым времяпрепровождением.