Много дней это обещание было утешительной надеждой, и она уже почти исчезла, когда пришла телеграмма. Хорошо еще, что пришла она как раз перед тем, как он приехал на станцию встретить поезд, прибывавший в 5:35, так что Отто Бакк отдал послание ему, вместо того чтобы отнести в редакцию «Геральд», где оно могло попасть в руки отцу. Отправлена телеграмма была из Нью-Йорка, подписана «ФЛОЙД», а текст ее гласил: «ТВОЙ МАТЕРИАЛ В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ КОЛЬЕРС ТОЧКА РЕШИЛ ЧТО ЛУЧШЕ ТВОЕ ИМЯ НЕ СТАВИТЬ ТОЧКА НАПИШИ МНЕ, КАК ВОСПРИНЯЛИ НА МЕСТЕ».
Отцу Джадд про телеграмму не сказал, решив, что лучше будет удивить его, когда журнал придет. В этом смысле затея его не удалась, однако, как потом оказалось, это было только к лучшему. В аптеке Рэчоу получали всего четыре экземпляра «Кольерс»: в 1932 году чтение журналов было роскошью, которую мало кто мог себе позволить, даже при цене пять центов за журнал, – и когда Джадд добрался туда, сбежав из школы на переменке, журнал уже распродали.
Днем он слонялся на почте, высматривая подписные экземпляры, которые проглядывали сквозь маленькие застекленные окошечки абонентских ящиков, и дожидаясь, пока кто-нибудь не придет за одним из них. В конце концов дождался, когда на почту зашла старая миссис Толкен. Не давая ей опомниться, Джадд уговорил старую леди позволить ему поднести ей до дома сумку с продуктами. Там он и прочитал журнал, на крыльце дома Толкенов. Никогда ни до, ни после того не испытывал Джадд такого взлета ликования, такого волнения, как при чтении длинного куска текста, где говорилось, как в округе Маунд отбили наскок хакирубашечников. Написано все было точно так, как он рассказывал Флойду Фултону, – слово в слово. Нет, его имени не было, но какое это имело значение: это же были его слова… и в «Кольерс»!
Всю дорогу от Толкенов до дома он проделал бегом, срезая путь по задним дворам и перелезая через заборы. Обед был уже съеден, однако отец все еще сидел за столом – и перед ним лежал номер «Кольерс». То был один из немногих случаев, когда Джадд видел, как отец не скрывал ярости. Округ Маунд выставили на посмешище и позор в глазах всей страны, кричал он, и ничего ему так не хотелось, как добраться до того идиота, который сообщил Флойду Фултону всю эту мерзкую ложь, которая всех в Хэйгуде выставила скопищем неотесанных деревенщин. Величайшая радость Джадда Уайлдера обратилась в черную тайну, она клокотала у него внутри, но выпустить ее наружу было невозможно.
Все в Хэйгуде отнеслись к статье Флойда Фултона так же, как и отец. Большие говоруны с Главной улицы обещали, коли Флойд Фултон еще раз заявится в Хэйгуд, облить его смолой, вывалять в перьях и вывезти вон из города на тачке. И многие месяцы, пока наконец внимание говорунов не отвлекло избрание президентом Франклина Д. Рузвельта, еще шли разговоры о том, как славно было бы отыскать мерзкого болтуна.
Исполняя просьбу в телеграмме, Джадд написал отчет о том, как «восприняли на месте»: абсолютно в соответствии с фактами (как и положено у порядочного журналиста), ничего не утаивая, в том числе и угрозу смолой полить и вывалять в перьях. Отчет он отправил в простом конверте без обратного адреса, зная, что старый Касс Пристли на почте плевать хотел на тайну почтовых отправлений в США. То ли уловка сработала, то ли старый Касс был слишком туп, чтобы видеть в нем фигуру куда поважнее, чем просто малец Гарри Уайлдера. Как бы то ни было, но письмо проскочило, а от Флойда Фултона пришел ответ, короткий, но замечательный, где говорилось, как здорово отчет Джадда его «потешил». Присланное, писал Флойд, «отличный материал», и он шлет посылку, в которой, он надеется, Джадд найдет для себя кое-что интересное. Коробка пришла семнадцатого декабря, достаточно близко к Рождеству, чтобы старый Касс не обратил на нее никакого особого внимания. Джадд шмыгнул с посылкой к себе в спальню, где обнаружил, что картонная коробка – сказочный сундук с сокровищами: пять книг и дюжина журналов, которых он никогда прежде не видел. Даже сравнивать нечего: то было самое лучшее и самое знаменательное для него Рождество. Флойд Фултон прислал ему «Нью репаблик» и «Нэйшн», а мать с отцом подарили годовую подписку на «Бойз лайф»[8].
Джадд продолжал писать Флойду, сочиняя каждое письмо, словно статью в «Кольерс», сообщал обо всем, что происходило в Хэйгуде, всякий раз надеясь, что Флойд воспользуется хотя бы одним абзацем из его описаний. Такого не случилось ни разу, зато журналист всегда отвечал. Раз шесть присылал он книги или журналы, а однажды даже – гранки новой книги о русской революции, которая еще и напечатана-то не была.
Потом все это прекратилось. После того как три письма Джадда остались без ответа, он, охваченный дурными предчувствиями, которые только усиливались от того, что в «Кольерс» давненько уже не было статей Флойда Фултона, написал письмо, адресованное «Редактору журнала “Кольерс”», в котором попросил предоставить ему сведения на сей счет. Ответ подтвердил худшие его опасения: «Мистер Фултон больше не работает у нас в штате, и мы не располагаем адресом, куда могли бы переслать ему ваше письмо».
Прошло почти два года. И вот однажды вечером после ужина отец оторвался от чтения «Де-Мойн реджистер» и воскликнул: «Так, что ты будешь делать… Как я понимаю, мистер Флойд Фултон наконец-то предстает в своем истинном свете». И вслух прочел заметку с рассказом о том, как Флойд Фултон, один из американцев, сражавшихся на стороне коммунистов во время Гражданской войны в Испании, был ранен, а после бегства через Пиренеи теперь поправляет здоровье в Американском госпитале в Париже. В ту ночь – тайком – Джадд писал письмо, надеясь вопреки надежде, что письмо с одним только адресом: «Франция, Париж, Американский госпиталь» – как-нибудь да дойдет.
Прошли недели, и однажды его, возвратившегося днем из школы, у дверей встретила мать с письмом, на котором стоял штемпель: «Париж, Франция». Мать отдала ему письмо, спрашивая: «Ты ведь написал Флойду Фултону, да?» И, когда сын признался, сказала: «Думаю, мы не скажем об этом твоему отцу», – и ушла, отвернувшись, давая сыну возможность прочесть письмо наедине. Много времени спустя именно этот случай с матерью застрянет в памяти намного дольше, чем любой другой.
В письме Флойда Фултона из Парижа говорилось, что он наконец-то готов начать работу над своим романом об индейцах. В основу его собирается положить историю Черного Ястреба и, как только вернется в Штаты, отправится в Айову поискать кое-чего в исторической библиотеке штата. Сможет Джадд приехать в Айова-Сити повидаться с ним? Джадд написал в ответ, что сможет, а сам раздумывал, как это он сможет, не ставя в известность отца. Впрочем, задачка эта сама собой обращалась в ничто по мере того, как неделя проходила за неделей, а от Фултона не приходило ни словечка.
Потом громом среди ясного неба прозвучал однажды вечером телефонный звонок: Флойд Фултон сообщил, что вообще-то он уже в Айова-Сити. Джадд почувствовал себя в затруднении, не знал, что и сказать. Тогда он помогал мистеру Дуайту ставить спектакль для старшеклассников, начал вместе с ним работать над сценарием карнавального шествия, и случай с Флойдом Фултоном начинал уже казаться ему какой-то давней историей мальчишеских лет. Теперь-то он уже понимал, что старина Флойд довольно-таки банальный тип, стремящийся произвести впечатление зарубежного журналиста. А еще он понимал, что «Кольерс» не более как «развлекаловка», почти такая же дрянная, как и «Пост», который напичкан тем, что мистер Дуайт называл культурной жвачкой, пустышкой, совершенно непригодной тому, кого воистину интересует высокое Искусство Театра.
Решение было принято случайно. Не будь – как раз в те выходные – встречи в Айова-Сити участников драматургического конкурса среди старшеклассников штата Айова, он, возможно, и не поехал бы, а уже съездив, пожалел об этом. Было бы куда лучше, если б в памяти Флойд Фултон так и остался в куртке, с шарфом в разноцветную клетку на шее, а не этим поразительно постаревшим (никак не меньше сорока пяти) мужчиной, с кем он просидел все послеобеденное время в сером, пропахшем сажей гостиничном номере.
