Он припоминает, что его родители родом из сельской местности – где-то в Высоких Горах Португалии. Может, вернуться к корням? Благо у него там живут дальние родственники.

В его сознании откладывается место назначения. Следующий шаг – определиться с канадскими связями. Он обдумывает, что это за связи. Когда-то они были для него всем на свете: жена, сын, внучка, сестра в Торонто, многочисленные родственники, друзья, карьера – словом, вся жизнь. Теперь же, кроме сына, остались только вещи сугубо материальные: квартира с обстановкой, машина, временное пристанище в Торонто, кабинет в западном крыле парламента.

При мысли, что придется со всем этим расстаться, у него колотится сердце. Жить в квартире, где каждая комната полнится страданиями Клары, для него теперь невыносимо. Машина – всего лишь машина, как и однокомнатная квартирка в Торонто. Сенаторская должность – не более чем кормушка.

А на расстоянии его связи с Беном, возможно, наладятся. К тому же он не собирается провести остаток жизни в Оттаве – в ожидании, когда у сына найдется свободная минута, чтобы наконец с ним повидаться. У его сестры Терезы, она помладше, в Торонто своя жизнь. Они регулярно говорят по телефону – и с тем же успехом смогут общаться точно так же и впредь. Что до Рейчел, внучки, отныне ему случается видеться с нею и поддерживать отношения так редко, что можно подумать, он живет где-нибудь на Марсе. Быть может, однажды она все же надумает проведать его, откликнувшись на зов Европы. Что ж, надежда умирает последней.

Он делает глубокий вдох. Со всем этим надо разобраться.

С тревожным ликованием он собирается разорвать цепи, удерживающие его на месте, – во всяком случае, как ему кажется. Им с Кларой уже приходилось избавляться от кучи личных привязанностей, когда они переезжали из Торонто в Оттаву. И теперь вот за одну сумасшедшую неделю ему придется избавиться от всего остального. На их квартиру в Оттаве – «такое прелестное местечко!..», как с лучезарной улыбкой нахваливает агент, – покупатель находится очень быстро, как и на его пристанище в Торонто. Книги отвезены в букинистический магазин, мебель и утварь распроданы, ношеная одежда отправилась в благотворительный фонд, личные бумаги переданы в государственный архив, а всякие безделушки-побрякушки попросту выброшены на помойку. Он расплачивается по всем счетам, в том числе за коммунальные и телефонные услуги, аннулирует подписку на газеты. И получает визу в Португалию. Затем связывается с Португальским банком и договаривается с ними об открытии счета. Бен безропотно ему помогает, хотя при этом не перестает удивляться, с какой это стати Питеру взбрело бросить размеренную жизнь и сняться с насиженного места.

Питер берет с собой только чемодан с одеждой, семейный фотоальбом, кое-какое походное снаряжение, путеводитель по Португалии и англо-португальский словарь.

Он бронирует билеты на самолет. Оказывается, с обезьяной проще лететь в Португалию из Соединенных Штатов. Так ему с экзотическим животным придется пересечь всего лишь несколько границ. В авиакомпании его предупреждают: если он обзаведется клеткой и если животное у него смирное, они, так уж и быть, загрузят его на борт. Питер справляется у ветеринара, как сделать так, чтобы шимпанзе вел себя смирно.

Через знакомых в Нью-Йорке он там же находит покупателя на свою машину. «Я сам ее пригоню», – сообщает он по телефону клиенту из Бруклина.

Впрочем, о том, что собирается сделать небольшой крюк через Оклахому, Питер умалчивает.

Он отменяет все ранее назначенные встречи – с сенатскими комитетами, родственниками и друзьями, личным врачом (у него пошаливает сердце: приходится брать лекарства про запас и обновлять рецепты) – словом, со всеми. А тем, с кем не случилось переговорить лично или по телефону, он отправляет письма.

– Ты же сам предлагал мне немного развеяться, – говорит он Кнуту.

– А ты явно принял мои слова близко к сердцу. Но почему Португалия?

– Там тепло. Да и предки мои родом оттуда.

Кнут глядит на него в упор.

– Питер, может, ты встретил другую женщину?

– Нет, увы. Не угадал.

– Ладно, как знаешь.

– Да как же я мог встретить женщину в Португалии, если живу в Оттаве? – спрашивает он.

Но чем упорнее отрицает он романтическую связь, тем меньше, кажется, ему верит Кнут.

Про Одо он не рассказывает ни одной живой душе – ни родне, ни друзьям. Обезьяна остается величайшей тайной его сердца.

У него остается время только навестить зубного врача. Свою последнюю ночь в Канаде он проводит в мотеле, а наутро приводит в порядок зубы. Попрощавшись с дантистом, он уезжает.

До Оклахомы путь не близкий: он лежит через провинцию Онтарио, штаты Мичиган, Огайо, Индиана, Иллинойс и Миссури. Лезть из кожи вон ему не хочется – и весь путь он проделывает дней за пять. По дороге – из дежурного магазина в Лансинге, в Мичигане, и закусочной в Лебаноне, в Миссури, – он позванивает в Институт по изучению приматов, чтобы уточнить срок своего приезда. Он разговаривает с девицей, которая предупреждает о его звонке Лемнона, – той самой, что развлекала его и устроила экскурсию в питомник для шимпанзе. Она заверяет его, что все на мази.

Переночевав последнюю ночь в Талсе[46], Питер двигает прямиком в институт – и приезжает туда в середине утра. Он оставляет машину на стоянке и направляется к пруду. На большом острове какие-то двое, похоже, обучают шимпанзе языку жестов. Группа из трех обезьян нежится на земле посреди острова. Рядом с ними сидит Боб – он заботливо осматривает плечо одной из них. Питер окликает его и машет рукой. Боб машет в ответ, встает и спускается к лодке, ошвартованной у берега. Обезьяна, с которой он только что общался, следует за ним. Она с легкостью запрыгивает в лодку и примащивается на банке[47]. Боб сталкивает лодку в воду и садится на весла.

Посреди пруда лодка поворачивает, и шимпанзе, которому Боб застил обзор, замечает Питера. Обезьяна громко кричит и молотит кулаком по банке. Питер прищуривается. Неужели?.. Ну да, конечно. Это Одо, и выглядит он крупнее, чем помнится Питеру. На поверку он размером с большую собаку, только пошире.

Еще до того, как лодка утыкается в берег, Одо выскакивает из нее и, едва оказавшись на земле, устремляется прямо к Питеру. Он не успевает отреагировать. Обезьяна мигом припадает к нему и обхватывает его руками. Питер пятится – неловко падает спиной на землю. И чувствует щекой прикосновение широких влажных губ и крепких ровных зубов. Вот так встреча!

До него доносится смех Боба:

– Смотрите, как он к вам привязался. Полегче, Одо, полегче! Вы в порядке?

Питер не в силах ответить. Его трясет от головы до пят. Но боли он не чувствует. Одо и не думает его кусать. Напротив, он шарахается от него, усаживается рядышком, жмется к его плечу. И начинает перебирать ему волосы.

Боб опускается на колени тут же, рядом.

– Все в порядке? – переспрашивает он.

– Д-д-да, кажется, – отвечает Питер.

Медленно садится. И, дико таращась, не веря своим глазам, силится совладать с бешеной одышкой. Чудная черная морда, плотное шерстистое тело и все такое… Обезьяна дышит теплом ему прямо в шею – и никаких решеток между ними, никакой защиты для него, никакой безопасности. Он не смеет оттолкнуть обезьяну. И просто сидит, напрягшись, застыв как вкопанный, с блуждающим взглядом.

– Что это с ним? – наконец спрашивает он.

Обезьяна по-прежнему теребит его волосы.

– Он вас так обыскивает[48], – объясняет Боб. – Это часть социальной жизни шимпанзе. Вы обыскиваете меня, а я вас. Так они ухаживают за собой. Избавляются от клещей и блох. Чистят друг дружку.

– А мне-то что делать?

– Ничего. Или обыскивайте его тоже, если хотите.

Обезьянье колено – совсем рядом. Питер подносит к нему дрожащую руку и гладит его по шерсти.