- Они переживают за тебя, – подаёт голос Рон. – Особенно Джинни.
Встрепенувшись, как воробей, перевожу взгляд на друга. Он совершенно серьёзен, усыпанный веснушками лоб пересекается двумя неглубокими полосами мимических морщин, а прямой взгляд из-под подсвеченных солнцем светлых ресниц выражает уверенность и настойчивость.
- Друг, ты очень дорог нам. Если плохо тебе, то плохо и нам. Не держи всё в себе, тебе есть, с кем поделиться своими переживаниями.
Я вдыхаю и задерживаю дыхание, оборачиваюсь на девочек, взявшихся за руки. Заметив моё внимание, они улыбаются тепло, но с лёгкой грустью.
Что-то вздрагивает в районе солнечного сплетения, поэтому я спешу отвернуться. Глядя во все глаза на мягко сияющее солнце, долго борюсь с колючим комом в горле и только потом очень тихо произношу простое:
- Спасибо вам.
Около четырёх часов этого же дня происходит ещё один инцидент. Девочки заканчивают домашнюю работу, Рон долго уговаривает меня на одну шахматную партию, но я отказываюсь, мотивируя это тем, что хочу прогуляться (при этом не обходится без обещания, что я в порядке и вполне могу ходить по замку в одиночестве).
Завтра начнётся очередная учебная неделя, и, возможно, я смогу хоть как-то отвлечься от невесёлых мыслей. Сейчас же, ничем не занятый, я хожу по длинной галерее, которая огибает круглый дворик у подножия башни Хаффлпафа. Солнце, наполовину скрывшееся за горизонтом, заливает галерею и дворик ярко-оранжевым светом, поджигающим рыхлый и смешанный с грязью снег, стройные колонны отбрасывают длинные тени цвета тёмного янтаря. Тут и там виднеются студенты, похожие на жуков в чёрных мантиях и полосатых шарфах. Гул их голосов также похож на жужжание вышеупомянутых насекомых. Это сравнение вызывает у меня короткий смешок и на какое-то время отвлекает от изучения Карты Мародёров, с которой я отныне не расстаюсь. Сложив её пополам, прислоняюсь плечом к колонне, с лёгкой улыбкой наблюдаю за двумя юными учениками, которые прячутся за одним из каменных драконов, украшающих вход в замок, и намереваются подбросить маленькие бомбочки-шутихи группе щебечущих девочек. С громким хлопком бомбочки взрываются, пускают голубоватый дым и золотые искры, девочки дружно вскрикивают и бегут врассыпную, а «нарушители покоя», смеясь, проворно скрываются за дубовыми дверьми замка.
Усмехнувшись, я уже хочу вернуться к Карте, как замечаю профессора Трелони в конце галереи. Закутанная в свои многочисленные шали, она рассеянно озирается по сторонам, а на её лице застывает самая меланхоличная улыбка, какая только может быть у человека.
Я приветствую её, когда она проходит мимо меня, и даже успеваю подумать, как хорошо, что Прорицание было так давно. Профессор застывает на одном месте, внезапно встревоженный взгляд из-за толстых линз массивных очков останавливается на моём лице. На душе мгновенно становится нехорошо, особенно когда она начинает произносить невероятные вещи абсолютно замогильным голосом:
- Твоя аура всколыхнулась, мальчик! Я помню тебя, да… – она подходит ближе и внезапно вцепляется в мою руку повыше локтя. – Ты – Гарри Поттер, конечно, я знаю тебя. Твоя аура слабеет, я вижу, как медленно и неумолимо её покоряет тьма – часть того, кто гораздо сильнее и могущественнее, кто превзошёл всех, но пропал, оставив этот знак!
В животе что-то резко подпрыгивает и замирает в состоянии невесомости, когда трясущийся палец, украшенный вычурным перстнем, замирает на уровне моего лба, а сама Трелони продолжает вещать:
- Ты не сможешь ей сопротивляться, она поглотит тебя, потому что только Тёмный Лорд…
Окончание её пылкой речи прерывается недовольным голосом профессора МакГонагалл. Моргнув, в оцепенении смотрю на своего декана, которая что-то выговаривает Трелони, слегка заторможенной на вид, как если бы её резко вырвали из состояния транса.
- Поттер, вы в порядке? – интересуется Минерва, а я не сразу реагирую на вопрос, так как нахожусь в ступоре после подобных «пророчеств», но, опомнившись, вяло киваю.
Наградив меня взволнованным взглядом, профессор уводит Трелони в неизвестном направлении, а я обескуражено оседаю на резное ограждение, бездумно водя кончиками пальцев по холодному камню. Я знаю, что не стоит принимать слова безумной прорицательницы на безоговорочную веру, тем более, всем известна её страсть к фатализму, но она говорила так, как если бы часть Волдеморта жила внутри меня.
Жила, поглощала, убивала.
Но ведь собственные чувства не могут обманывать. Я изменился, и изменился не в лучшую сторону. Во мне будто появилось что-то инородное, злое и беспощадное, что порой берёт верх над всеми остальными ощущениями и застилает глаза белой пеленой ярости. А лопающиеся стаканы? А змея, чьими глазами я могу видеть? Это пугает и настораживает.
Холод крадётся от ступней вверх по ногам, к горлу подкатывает неприятная тошнота. Вместе с ужасом ко мне приходит осознание того, что Дамблдор и Трелони были правы и во мне действительно может жить часть души Волдеморта.
Перед глазами резко плывёт, а сердце заходится тяжёлым стуком, но мне всё же удаётся направить свои шаги в сторону кабинета директора. Несобранность обходится мне дорого: только у статуи горгульи я понимаю, что не знаю пароля. Кусая губы от бессилия, сползаю вниз по стене и вцепляюсь в жёсткие волосы над висками.
Гул мыслей в голове смешивается с шумом голосов снующих туда-сюда студентов, в чьей речи я не раз слышу своё имя. Неудивительно, какую ещё реакцию может вызвать вид с недавних пор «знаменитого Гарри Поттера», сидящего на полу возле кабинета директора с потерянным выражением лица?
Только когда поле зрения заполняет бархатная мантия сапфирового цвета, я рывком встаю на ноги и сталкиваюсь со слегка растерянным взглядом Дамбдлора, который даже не успевает рта раскрыть.
- Директор, скажите, что вы имели в виду, когда говорили о новом сосуде для магической силы Волдеморта?
Я произношу это так громко, что проходящие мимо нас ученики разом оборачиваются на имя тёмного волшебника. К моей же зависти, Дамблдор ведёт себя очень сдержанно и делает вид, словно мы здесь одни. Едва заметно кивнув мне, он переводит взгляд на хмурую горгулью.
- Ванильное суфле, – произносит волшебник полушёпотом, каменная статуя покорно отпрыгивает в сторону, и мы ступаем на узкие ступеньки.
Мне не терпится засыпать Дамблдора вопросами, но я не осмеливаюсь заговорить, пока он не даст мне знак. Директор намеренно тянет время, стирает кончиками пальцев несуществующую пыль с металлической ручки серванта, задумчиво жуёт губами и совсем не смотрит в мою сторону. Я же изнываю от неизвестности, переминаюсь с ноги на ногу на пороге, тереблю край свитера, даже откашливаюсь, силясь обратить на себя внимание.
Наконец, Дамблдор подходит ко мне. Спрятав руки за спиной, он склоняет голову и пристально вглядывается в моё лицо.
- Думаю, ты – неглупый юноша и сам догадываешься о том, что я имел в виду.
Посчитав это сигналом, я набираю побольше воздуха в лёгкие и начинаю:
- Понимаете, я чувствую, что со мной что-то не так. Какую-то часть меня словно подменили. Всё чаще я ощущаю несвойственную мне злость, она такая яркая и сильная, что я боюсь самого себя. Я недавно столкнулся с профессором Трелони, и она подтвердила мои худшие опасения, а ещё эти видения – ведь это же ненормально? Я сам знаю, что это ненормально, тем более профессор Снейп…
И всё. Я замолкаю с открытым ртом, лихорадочно всматриваясь в едва различимо переменившееся лицо Дамблдора. Всего лишь разгладились хмурые складки мимических морщин на узкой переносице, всего лишь немного сильнее распахнулись светлые глаза, всего лишь бледная тень страха промелькнула в направленном на меня взгляде.
Этого оказывается достаточно для того, чтобы я смог найти в себе силы задать самый важный вопрос:
- Он исчез?
Его взгляд уплывает, прячется за острыми спицами мудрёного механизма, изящные бока которого вспыхивают в прощальных лучах солнца. Директор разворачивается слишком стремительно, тяжёлая мантия шуршит, не успевая за шагами своего хозяина, которые уводят его вглубь кабинета. Фоукс тревожно вскрикивает, крутя огненной головой, а модель Солнечной системы начинает вращаться немного быстрее, механизмы разом сходят с ума и также ускоряют свои движения, а вместе с тем усиливается их гул. Металлический скрежет затопляет помещение, вдруг показавшееся безумно маленьким и тесным, разрывает барабанные перепонки, и, когда мне начинает казаться, что ещё чуть-чуть – и я сойду с ума, Дамблдор оборачивается.
