Сейчас же посещение Клуба – дело добровольное.
Будто только осознав сей очевидный факт, тыкаю Рона в бок и предлагаю ему по-тихому уйти отсюда. Нам это почти удаётся. «Почти» потому, что кто-то окликает меня. Обернувшись, я с лёгким удивлением обнаруживаю перед собой миловидную девушку. Глядя на её, казалось бы, знакомое лицо в обрамлении пушистых тёмных волос, я пытаюсь вспомнить имя, но безуспешно. Видимо, она замечает моё смятение и, приветственно протянув ладонь, мягко произносит:
- Меня зовут Ромильда Вейн.
Неуклюже сжимаю тонкие пальцы, краем глаза отмечаю, как вытягивается лицо Рона.
- Очень приятно, Ромильда. Я…
- Гарри Поттер, знаю, – произносит она прежде меня и улыбается, а во взгляде карие глаз мелькают лукавые искорки. Затем, слегка склонив голову, добавляет. – Я подумала, не согласишься ли ты быть моим партнёром?
Откровенно теряюсь. Танцевать я практически не умею, желание научиться отсутствует полностью, но совесть не позволяет отказать девушке. В конечном счёте, пропустив мимо колкий взгляд друга, соглашаюсь. Ромильда одаривает меня лучезарной улыбкой и, властно взяв под руку, уводит в сторону других учеников, уже успевших разбиться на пары.
Пожалуй, довольным остаётся один лишь Невилл. Ещё бы, ведь я пошёл с ним, более того, нашёл себе пару (точнее, это меня нашли) и теперь точно не смогу увильнуть от следующего похода в Клуб. Рон усиленно изображает из себя обиженного, нападает на меня, пытаясь отговорить идти туда снова. Не то чтобы я испытываю желание в очередной раз оттоптать ноги несчастной, тем не менее, весьма довольной Ромильде, но…
- Да ведь она специально подошла к тебе, Гарри! – Возмущению друга нет предела. Отчаянно жестикулируя, он расхаживает по спальне, в то время как я переодеваюсь из рубашки в тёплый свитер. – Ты раньше общался с ней? Нет! С чего бы ей сегодня ни с того ни с сего предлагать тебе потанцевать?
Просунув голову в вырез свитера, одеваю очки, задумчиво прикусываю нижнюю губу.
- Не знаю, Рон… Кто их поймёт, этих девчонок.
- Тут и так всё ясно! Ведь ты, Гарри, теперь Избранный! – Даже мой резкий взгляд не может заставить друга замолчать. – Она решает завладеть твоим вниманием.
Я даже перестаю застёгивать мантию.
- Завладеть моим вниманием? Рон, откуда такие формулировки?.. И вообще, почему это так задевает тебя?
Рон резко замирает на одном месте, неожиданно краснеет и опускает взгляд. Отвечать он, видимо, не собирается. Ничего не понимаю.
Этим же вечером, когда мы с друзьями располагаемся в гостиной Гриффиндора поближе к камину и обрастаем учебниками в процессе учёбы, до моего слуха долетает обрывок чьей-то фразы:
- …видимо, никто действительно не знает, куда пропал Тот-кого-нельзя-называть.
Поправив очки, смотрю поверх учебника на группу третьекурсников, только что прошмыгнувших в проём отъехавшей картины. В руках одного из них – утренний номер Ежедневного пророка.
Гермиона не сразу обращает внимание на моё прикосновение. Отводя волосы от лица, она медленно подаётся в мою сторону, но её внимательный взгляд до сих пор остаётся прикован к листу пергамента, а перо так и дрожит в умелой руке, выводя последний завиток под буквой «g».
- Да, Гарри?
- Скажи, чьё это имя теперь боятся произносить вслух?
Кончик пера замирает. Внимательный взгляд подруги скользит по моему лицу и останавливается на лбу, там, где теперь шрам.
Всё понятно и без слов.
Откладываю своё перо, провожу ладонями по лицу.
- Что за несусветная глупость? – тихо произношу, делая значительную паузу после каждого слова.
Рон отвлекается от учебника, как-то странно смотрит на меня. Следующие слова рождаются на свет незамедлительно:
- Даже не думайте брать пример с них.
Гермиона выпрямляется, гордо расправляет плечи.
- Я не боюсь его имени.
Рон тут же кивает, полностью соглашаясь с Гермионой.
Закончив уроки, я собираю свои вещи и отправляюсь спать пораньше, так как завтра утром нас ждёт матч по квиддичу со Слизерином.
Единственное, выспаться мне не удаётся, потому что закон подлости, по всей видимости, самый действенный в мире. Утром, когда спальня наполняется голосами парней, а спустя пять минут ладонь Рона тормошит меня за плечо в попытках разбудить, я принимаю сидячее положение и мигом ощущаю, какой адской болью разражается моя голова. Отодвинув полог, тут же запахиваю его обратно – яркое солнце, как назло, ударяет в глаза, вызывая новую волну обжигающей боли.
- Эй, Гарри, что ты там копаешься? Нам пора на завтрак, а затем на матч! – звонкий голос друга перемещается по спальне, сопровождаемый тихим хлопком закрывшегося чемодана, а затем и скрипом двери, ведущей в душ.
Вторая попытка выйти на солнечный свет оказывается успешнее первой, но боль не покидает меня, даже когда мы спускаемся в Большой зал. Она странным образом концентрируется в области лба, словно выжигает голову изнутри. Очки давят на переносицу так, словно весят сотню фунтов. Зажмурившись, сдёргиваю оправу, когда чей-то безмятежный голос доходит до притуплённого сознания.
- Гарри, ты в порядке?
Даже тривиальное моргание вызывает всполохи боли, поэтому моего и без того плохого зрения хватает лишь на незначительные детали внешности собеседника: меланхоличная улыбка, светлые глаза, длинные белые волосы, смешные серьги-редиски. Это Полумна Лавгуд присаживается рядом со мной и участливо заглядывает в лицо. Мой взгляд останавливается на огромной и пушистой маске рыжего льва в руках девушки, которую она одевает на каждый матч, в котором участвует наш факультет.
- Не совсем, – с трудом проталкиваю в себя кусочек омлета, запиваю тыквенным соком.
Гермиона мгновенно отвлекается от завтрака, долго оценивает мой внешний вид. Поморщившись, объясняю, в чём дело:
- Голова болит, не выспался. Всю ночь снилась огромная змея, просто гигантских размеров. Она что-то шипела, но никто не мог понять её, кроме меня. Точнее, я сам был этой змеёй…
Осознав глупость только что произнесённых слов, начинаю выбираться из-за стола, попутно продолжая нарочито-бодрым тоном:
– Впрочем, не обращайте внимания. Это всего лишь сон. Пойдём, Рон, нам пора.
Долгий путь до стадиона проходит в молчании, нарушаемом лишь нестройным хрустом снега под ботинками да шорохом мантий: команда волнуется перед ответственным матчем, а я просто физически не могу произнести ни единого слова. Сегодня удивительно ясная погода, что хорошо для предстоящего матча, но ужасно плохо для моей головы. Белоснежный покров, окутывающий холмы и деревья, в ярких лучах солнца превращается в почти зеркальную поверхность, от малейшего взгляда на которую режет глаза, а это, в свою очередь, сильнее распаляет головную боль. Мерлин, если так будет продолжаться и дальше, я серьёзно боюсь за исход матча.
В отличие от прошлых разов, когда я давал команде долгие и серьёзные напутствия, я говорю что-то короткое и, по всей видимости, не очень убедительное, раз ребята молча переглядываются и удивлённо пожимают плечами. Взяв свою метлу, выхожу в узкий коридор и иду в сторону деревянных ворот, ведущих в самое сердце игрового поля. Гулкие шаги следующей за мной команды отражаются от низкого потолка. В какой-то момент к ним примешивается ещё добрый десяток шагов – Слизеринцы выходят из своей раздевалки. Тут и там солнечный свет проскальзывает в узкие щёлочки между досками, сияющими нитями перечёркивает пол. Замираю у самых ворот, разглядываю причудливую, но геометрически точную паутину света на полу, как возле моих ботинок появляется ещё одна пара ног, частично скрытых под изумрудной мантией. Взгляд сам собой плывёт вверх по стройной фигуре, пока не останавливается на худом лице. Эту лёгкую высокомерную ухмылку я хорошо знаю.
- Здравствуй, Поттер.
Отвечаю на рукопожатие, едва ощутимое сквозь толстые кожаные перчатки.
- Ну, здравствуй, Малфой.
Солнечные нити странным образом начинают колебаться, неровно пляшут по стенам и по форме Слизеринского ловца. Голос комментатора, приглушённый нетерпеливым гулом толпы болельщиков, доносится до нашего слуха. Считанные секунды – и мы на поле, но прежде команды успевают обменяться пожеланием хорошей игры, а Малфой снисходит до того, что улыбается мне в свойственной ему утомлённой манере. Видимо, сегодня он пребывает в хорошем расположении духа, чего не скажешь обо мне с моей беспощадной головной болью.
