- Не думаешь ли ты сдаться? – странно изменившимся голосом спрашивает крёстный, а я замолкаю на добрые десять секунд.

- Об этом не может быть и речи, но так не может долго продолжаться, – выдавливаю из себя, борясь с резко сжавшимся горлом. – Всё, чего я хочу, – это почувствовать себя в безопасности и чтобы жизням близких мне людей ничего не угрожало.

- Мы добьёмся этого, вот увидишь. Есть люди, готовые идти с тобой до конца и желающие того же самого для своих близких.

Я медленно, но неубедительно киваю, а Сириус добавляет решительным тоном:

- Верь мне, Гарри, а сейчас иди спать, завтра мы сможем поговорить по-настоящему.

Попрощавшись с крёстным, я прячу зеркало в чехол, бросаю взгляд на потухшие угли и возвращаюсь в спальню с чувством странной, почти детской веры в слова Сириуса.

Раннее пробуждение тяжело даётся мне, поэтому полностью проснуться выходит лишь под сильными струями прохладной воды. Правда, я слишком увлекаюсь водными процедурами: когда я с друзьями попадаю в Большой зал, где нас уже ждут Гермиона и Джинни, у меня зуб на зуб не попадает.

Спасает чашка горячего какао, любезно преподнесённая Джинни.

Наскоро позавтракав, Рон настойчиво тянет меня за рукав, чтобы я «поторапливался, а то поезд ждать не будет». Уже возле самого выхода, немного отстав от меланхолично улыбающегося Невилла, я оборачиваюсь и отыскиваю взглядом Дамблдора. Почти сразу он замечает моё внимание, на его лице расцветает добрая улыбка, и, кажется, во взгляде мудрых глаз мелькает что-то очень важное, предназначенное мне одному, но вот всё поле зрения занимает мой бесценный рыжий друг, а бурный поток учеников выносит меня прочь из Большого зала.

Закутавшись в мантии, друзья замирают на пороге Хогвартса.

- Надеюсь, что оставшиеся полгода будут значительно проще, – с надеждой вздыхает Рон, окидывая взглядом укрытые снегом холмы.

- И что будет гораздо больше светлых мгновений, – многозначительно добавляет Гермиона, а я оказываюсь не в силах подавить лёгкую улыбку, когда её пальцы сжимаются на моём запястье.

- И что мы будем безоговорочно верны нашей дружбе, – откликается Джинни, взглянув на меня.

- И всегда будем понимать друг друга, – подаёт голос Невилл, покосившись на далёкий силуэт совятни.

- Ладно, хватит фантазировать, пора идти, – заключаю я с улыбкой в голосе, чем зарабатываю дружный смех друзей.

Удобнее перехватив ручки чемоданов, мы начинаем осторожный спуск по вьющейся тропинке, хихикая, когда кто-либо из студентов поскальзывается на плотно утоптанном снеге. Миновав большие ворота, я бросаю короткий взгляд на величественный замок, обещая самому себе, что вернусь сюда другим человеком.

Вскоре впереди показывается платформа, кишащая учениками, торопливо заскакивающими в вагоны ярко-алого поезда. Большой паровоз то и дело пускает клубы пушистого дыма, сверкает ярко-алыми боками в лучах зимнего солнца и задорно гудит, словно приглашая в небольшое путешествие до Лондона.

Набрав полную грудь морозного воздуха, я опускаю ногу на кованую подножку и заскакиваю в вагон. Удача улыбается мне, и я практически сразу отыскиваю свободное купе. Забросив чемодан на верхнюю полку, мы с Роном помогаем девочкам с чемоданами и только после этого занимаем места возле окна.

За незначительными разговорами о Рождестве мы не замечаем, как поезд плавно трогается, и вскоре платформа оказывается далеко позади.

Погода за окном просто чудесная: живописные долины ослепительного белоснежного цвета сменяют друг друга, иногда прерываясь лесом, плотно прижавшимся прямо к железнодорожному полотну. Солнце царит на середине молочно-голубого небосклона, щедро делясь своим слабым теплом со спящей природой, обещая вскоре пробудить её от зимнего сна.

Тележка со сладостями вовремя проплывает мимо, и усилиями пяти кошельков на диванах оказывается целая гора самых разнообразных лакомств.

Съев шоколадную лягушку, которая чудом не выпрыгивает в коридор, я покидаю купе в необъяснимом желании побыть наедине с самим собой. Прижавшись лбом к прохладному стеклу, закрываю глаза, отстранённо слушая весёлое щебетание девочек за стеклянной дверью купе. Тихое покачивание поезда ожидаемо убаюкивает не только тело, но и сознание, на неуловимой грани которого крутится настойчивая мысль: я что-то упустил, только что именно? Почему Реддл, осознав, что имеет полный доступ к моему разуму, не пытается повторить проникновение? Возможно, он чего-то ждёт, но тогда почему проникновение было…деликатным, если можно так выразиться? Да, я был без сознания, но Том не мучил меня – наоборот, по неизвестным причинам поделился картинами своего прошлого. Что кроется под этой плёнкой мнимой вежливости? Наверняка что-то недоброе. Ему нужен я и желательно мёртвым – это неоспоримо, но к чему тогда все эти игры в ментальные кошки-мышки? Может, у него стиль такой извращённый?..

С головой погрузившись в невесёлые, почти болезненные мысли, не замечаю, как подушечки пальцев неосознанно прижимаются к шраму на лбу. Один только факт его существования подтверждает то, что злополучная Авада Кедавра что-то изменила во мне.

- Счастливого Рождества тебе.

Резко вдохнув, я во все глаза смотрю на ухмыляющегося Малфоя, прислонившегося к деревянной панели между окнами.

- Прости, я не заметил, как ты появился. И тебе счастливого Рождества, – спешу ответить, за каким-то дьяволом поправляя чёлку так, чтобы скрыть шрам.

Конечно же, это действие не ускользает от внимания Драко.

- Если бы у меня была подобная штука… – произносит он, задумчиво растягивая слова, а потом отмахивается, мол, забудь. – Скоро увидимся.

Кивнув в знак прощания, Малфой уходит в противоположном направлении, а я ещё какое-то время смотрю на дверь, за которой он скрылся. Почему-то мне показалось неуместным спрашивать окончание фразы, хотя не скрываю: мне очень интересно, как бы вёл себя Драко.

Остаток дороги до Лондона я провожу с друзьями, не проронив ни единого слова.

Кингс-Кросс встречает нас прохладным ветром, запахом дыма и свежих газет. Подхватив чемоданы, друзья вливаются в пёструю толпу спешащих домой студентов, а мой чемодан подводит меня: одно колёсико с громким треском отламывается и, соскользнув с перрона, скрывается между рельсами. Тихо ругаясь сквозь зубы, я вытягиваю шею, чтобы поймать взглядом огненную макушку Рона. Однако уже слишком поздно: друг исчезает из поля зрения. Перехватив ручку сопротивляющегося чемодана, стараюсь не расстраиваться: друзья однозначно дождутся меня по ту сторону каменного барьера.

Тяжело выдохнув, сдуваю чёлку с глаз, сетуя на то, что одел под мантию тёплый свитер: в мгновение ока становится невыносимо жарко, пушистый ворс начинает неприятно натирать основание шеи, вызывая не самые лучшие чувства. Я уже хочу потянуть за ворот мантии в попытке немного ослабить её и тем самым обеспечить доступ кислорода к шее, как вдруг что-то тонкое и жёсткое впивается между лопаток. Совершенно не переношу огромные скопления людей, а именно это имеет место быть на платформе девять и три четверти.

Сжав зубы, уже хочу обернуться и «вежливо» попросить наверняка зазевавшегося студента убрать острое «нечто» от моей спины, как вдруг душу сковывает ледяной ужас от звука голоса, который я меньше всего ожидал сейчас услышать:

- Только дёрнись, и твои друзья тебя не дождутся.

Сглотнув и поморщившись от ощущения внезапно пересохшего горла, я скашиваю глаза на совершенно незнакомого мне мужчину с голосом Барти Крауча-младшего. Из-под длинного рукава его мантии выглядывает волшебная палочка, кончик которой очень удачно обосновывается у меня на спине. Он вплотную прижимается ко мне сбоку, лопаткой я отчётливо ощущаю размеренное биение чужого сердца. Самое ужасное то, что в условиях подобной толкучки его поведение не вызывает ни малейшего подозрения.

Конечно, визуально узнать его не под силу, но этот вкрадчивый голос я не спутаю ни с каким другим.