Одним из самых тяжёлых испытаний для Джона была обязанность развлекать гостей Джима, подавая еду и напитки. Причём, делать это он должен был лишь в одном ошейнике, и гостям при этом не возбранялось лапать его. Джон с трудом выносил похотливые взгляды и весьма недвусмысленные прикосновения, но протестовать не смел - он ведь сам влез в эту кабалу, и теперь вынужден был терпеть. Хуже этого был лишь еженедельный секс с Джимом.

Мориарти сразу разгадал намерение Джона, ложась с ним в постель, представлять себе Шерлока, и запретил омеге закрывать глаза во время секса. Теперь у Джона не было возможности скрыть свои истинные чувства, а притворяться, изображая, что ему нравятся грубоватые ласки нелюбимого человека, он не умел. Но Мориарти это, похоже, весьма забавляло и давало повод для очередных издевательств. Он связывал омегу, велел ему смотреть себе в глаза и начинал вести с ним задушевные беседы о семейной жизни с Холмсом. Джон получал удары резиновым шлангом не только за неправдивые ответы, которые не совпадали с выражением его лица, но и за молчание. Бил Джим сильно, но так, чтобы не оставалось следов.

- Что случилось? Тебе ведь раньше нравилось целоваться со мной, я видел, что ты был готов отдаться мне по первому требованию. Почему же сейчас ты идёшь в постель, как на плаху? - однажды спросил Мориарти.

- Хороша ложка к обеду, - ответил Джон. - Ты уехал и забыл обо мне, даже писал крайне редко. Я обиделся на тебя. Потом, когда ко мне посватался Шерлок, я хотел поехать к тебе, чтобы поговорить о наших отношениях и понять, нужен ли я тебе, но родственники меня не отпустили. Вспомни, что ты написал тогда в ответ на моё письмо. Ты фактически отказался от меня, а теперь, спустя несколько лет, ты вдруг вновь появился в моей жизни, и требуешь неземной любви. Прости, но с Шерлоком я узнал, что такое настоящая любовь, и больше не ошибусь, принимая за неё твои попытки манипулировать мной.

- Ну и где теперь твой альфа? А я рядом с тобой, и только от меня зависит твоя жизнь или смерть, - Джим злобно сверкнул глазами и, достав из запиравшейся на ключ тумбочки пистолет, поднёс его ко лбу Джона. - Паф!

Вопреки ожиданиям Мориарти омега не испугался и не стал молить его о пощаде, а спокойно произнёс:

- Я не боюсь смерти. Более того, я хотел бы умереть, чтобы соединиться со своим истинным.

- Не забывай, что у тебя, кроме твоей никчёмной жизни, есть ещё младший брат. Неприятно будет, если с ним вдруг что-нибудь случится, - сказал Джим и врезал Джону по голове рукояткой пистолета. Когда тот потерял сознание, Мориарти продолжил избивать его, вымещая злость за то, что омега больше не желал быть послушной и легко управляемой игрушкой, как в детстве.

Подобные сцены были нередки. Однако больше всего Джим ярился, когда Джон крутился в аптеке и имел возможность случайно услышать то, что не предназначалось для посторонних ушей. Джон сразу смекнул, что тут что-то нечисто, и стал почти ежедневно забегать в аптеку под предлогом того, что принёс мужу обед, благо у них дома всегда было из чего его приготовить. Уотсон подозревал, что дело в нелегальной торговле наркотическими веществами. Чтобы иметь хоть что-то, чем можно было бы шантажировать бету и защитить Нэда, Джон подмечал всё, уделяя особое внимание тем личностям, которые не были похожи ни на представителей фармацевтических фирм, ни на покупателей.

Однажды ночью один из таких типов явился к ним домой, и Джим, не имея возможности под благовидным предлогом выставить Джона из дома, запер того в ванной, велев полоскать горло зубным эликсиром. Ушлый Уотсон, делая перерывы во время полоскания, сумел подслушать обрывки разговора Мориарти и одного из его осведомителей:

- … Партизанский отряд… Монастырской балке… ночь… диверсии… в комендатуру…

Из услышанного Джон заключил, что речь идёт о находящемся в Монастырской балке партизанском отряде, который собирается организовать какие-то диверсии. Наверняка Мориарти намеревался сообщить о расположении партизан в комендатуру. Этого нельзя было допустить. Проводив гостя, Джим выпустил Джона из ванной и велел ему ложиться спать, а сам стал куда-то собираться. Подождав, пока тот уйдёт, Джон вылез через форточку, потому что входная дверь оказалась заперта снаружи, и ключей от неё нигде не было. Он припустил со всех ног в сторону Монастырской балки, в которой уже много лет не было и в помине монастыря, а название настолько прижилось в народе, что до сих пор не поменялось.

***

Присмиревшему после выписки из больницы Нэду приходилось теперь в одиночку управляться с хозяйством, так что на беготню по альфам у него больше не оставалось ни сил, ни времени. Несмотря на приход весны сил вообще не было. Хорошо, что из-под снега появилась первая зелень. Её можно было нарвать и сварить себе некое подобие витаминного супчика. Невкусно, зато хоть какое-то наполнение вечно урчащего от голода желудка.

Однажды ночью Нэд проснулся оттого, что кто-то пытался отпереть входную дверь. Стало жутко. Он ведь был один в доме. Как сможет он, слабый омега, противостоять вору или насильнику? Нэд подумал о том, что сделал бы на его месте Джон, и, взяв топорик, направился к входной двери, полный решимости отстоять своё движимое и недвижимое имущество. Каково же было его удивление, когда он узнал Генри во вломившемся в дом бородатом мужике.

- Вот так ты, значит, встречаешь супруга, - укоризненно протянул Найт, и Нэд, уронив топор, повис у него на шее, пытаясь нашарить губы посреди буйной поросли, покрывавшей лицо мужа. Он и не чаял снова увидеть своего альфу, но судьба оказалась незаслуженно благосклонна к нему.

- Ты откуда? – прошептал Нэд, чуть не плача от радости.

- Наш партизанский отряд остановился недалеко от города. Скоро наши войска перейдут в наступление. Нам нужно устроить в тылу врага несколько диверсий, чтобы отвлечь внимание от линии фронта, - ответил Генри, продолжая стискивать Нэда в своих объятиях. - Воспользовавшись этим, я ненадолго отпросился у командира, чтобы повидаться с тобой и нашим малышом.

- Крис умер от болезни три месяца назад, - помрачнел Нэд. На смену радости от встречи с мужем пришёл страх, что тот отвергнет его, когда узнает, что ребёнка больше нет, а нерадивый родитель нашёл утешение в объятиях других альф.

- Бедный, тяжело тебе пришлось, - Генри снова прижал Нэда к себе, и тот, внезапно ощутив себя маленьким и слабым, расплакался, уткнувшись лицом в колючую шею мужа.

- Поплакал, и хватит, у нас будут ещё другие дети, - сказал, успокаивающе гладя его по голове, Генри. – Прости, но я не могу остаться надолго. До утра мне нужно убраться из города, а до этого я рассчитывал успеть помыться и чего-нибудь перехватить.

- Да, сейчас я согрею воды и покормлю тебя, - засуетился, шмыгая носом, Нэд.

- Надеюсь, мы не разбудим твоего брата, лучше ему не знать, что я здесь был.

- Джон теперь живёт у своего нового мужа Джеймса Мориарти.

- Быстро же он утешился, а ведь как убивался, получив известие о пропаже Шерлока… - заметил Генри, и Нэд похолодел. Если муж осуждает овдовевшего Джона, вступившего в новый брак, то как тогда отреагирует, узнав, что он при живом-то муже шлялся по альфам.

- Джон не говорил мне, но я уверен, что он подписал с Джимом временный контракт только ради того, чтобы достать для меня лекарство, - вступился за брата Нэд и сунул Найту под нос обрубок пальца.

- Это ещё что? - изумился тот.

- Получил травму на работе, вовремя не обратился к врачу, и у меня началась гангрена, - пояснил Нэд, в который удивляя мужа.

- Ты снова работаешь?

- Надо же что-то кушать, - пожал плечами маленький, но весьма прожорливый омега.

Генри ушёл через два часа. Нэд так и не решился признаться ему в том, что успел натворить после смерти ребёнка.

***

- Так всё же, как тебе удалось выжить? Ведь часовой видел, как ты полез на крышу склада, а вскоре после этого упала первая бомба, взрыв от которой разнёс полздания, - начал допытываться Майкрофт, как только врачи сообщили, что жизнь Шерлока больше вне опасности. Неугомонный пациент уже стребовал себе бумагу и карандаш и что-то усердно чертил.