========== Глава 1 Детство Джона ==========

Это было одно из его первых воспоминаний.

На самой верхней полке буфета в летней кухне лежала громадная головка сахара, от которой папа по вечерам откалывал кусочки специальными щипцами и раздавал всем чадам и домочадцам строго отмеренные порции. Чай пили вприкуску с кусочками сахара, потому что так было вкуснее. Маленькому Джону всегда хотелось ещё сладенького, но ему никогда не давали добавки, потому что семья была большой, и другим могло не хватить. Поэтому сегодня вечером, когда взрослые легли спать, он тайком пробрался в летнюю кухню и открыл буфет. Джон не помнил, почему он тогда не догадался подтащить к буфету стул, а просто стал карабкаться вверх с полки на полку. Когда он был уже почти на самом верху, старенький буфет потерял равновесие, отклонился от стены и начал падать вместе с маленьким верхолазом. Сбежавшиеся на шум родители настолько обрадовались, что малец жив, что не стали его наказывать.

Следующее, что врезалось в память, - это как папа целый день катал его на каруселях в городском саду перед его первым учебным днём. Родитель хотел, чтобы мальчик запомнил вкус счастья и свободы перед тем, как сядет за парту и примется грызть гранит науки. Каждый раз, когда карусель останавливалась, папуля с надеждой спрашивал его: «Может, хватит?», но Джон смотрел на него восторженными глазами и просил: «Ещё». Папа выгребал из кармана монетки и снова шёл к кассе.

Несмотря на то, что в семье было пятеро детей, и жили они довольно бедно, из-за чего Джону приходилось донашивать одежду и обувь за своими старшими братьями, у него было довольно счастливое детство. Его отец работал путевым обходчиком на железной дороге, а папа – горничным в семье зажиточного врача. Именно папа приучил Джона с раннего детства к чистоте и порядку. Мальчик сызмальства помогал ему мыть посуду, которую после трапезы несли к старому рукомойнику во дворе, а потом вытирал её льняным полотенцем и ставил в буфет. Папа зорко следил, чтобы на тарелках не оставалось ни единого пятнышка, и любил рассказывать про свою досадную оплошность в первый день работы. Тогда он прислуживал за столом во время обеда, и супруг доктора, придирчиво взглянув на одну из серебряных ложечек, сказал:

- Пол, на ложке пятно.

Недолго думая, Пол взял ложку, плюнул на неё и принялся протирать рукавом, чуть не доведя до истерики собравшееся за столом почтенное семейство. Удивительно, но работодатель не уволил неопытного молодого омегу, а лишь отчитал его и объяснил, что нужно делать прислуге в его доме, а чего не следует. Пол усвоил урок и больше не допускал подобных промахов.

***

После того, как двое его старших братьев-омег вышли замуж (старший брат-альфа Грег жил отдельно с тех пор, как устроился работать на горно-обогатительный комбинат за городом, где ему дали жильё), на плечи Джона легли также уборка и большая часть работ на огороде.

Этим утром Джон проснулся, как обычно, на рассвете. Он недавно окончил седьмой класс и мог бы ещё поспать, наслаждаясь каникулами, но он любил рано вставать и наблюдать за тем, как под первыми солнечными лучами тает роса на траве и медленно просыпается город. Июньские ночи были слишком коротки, но он всё равно чувствовал себя выспавшимся и полным сил. Летом, когда стояла одуряющая жара, они с младшим братом-омегой предпочитали ночевать на улице под навесом из дикого винограда. Джон спал на пружинной железной кровати, а Нэд – на старом потрёпанном диванчике, обтянутом коричневым кожзаменителем. Рядом стоял круглый стол, накрытый клеёнкой, за которым летом обедала семья. Джон тихонько встал с кровати, подошёл к дивану и, заглянув в небольшое зеркальце на его спинке, пригладил непослушные светлые вихры. Он накачал воды из скважины и наполнил ёмкости для козы и цыплят и рукомойник у летней кухни. Умывшись и почистив зубы мятным порошком, Джон насыпал пшена курам в загончике и отправился в туалет, стоявший под яблоней напротив погреба. Жёлтые ночные цветы возле уборной, распускавшиеся по вечерам, уже увяли. Паучки, сплётшие паутину на стенах, при виде него расползлись по углам. Снова помыв ручки после посещения туалета, Джон побежал на огород нарвать свежих огурчиков к завтраку.

Когда он вернулся во двор, на крыльце дома уже стоял зевающий папа с бидоном в руках. Ведь первым делом нужно было подоить козочку Марту. Их маленький шахтёрский городок, вечно припорошенный красноватой пылью, просыпался довольно рано, поэтому пока папа доил козу, Джон сбегал в булочную за свежеиспеченным хлебом. Когда он вернулся, папа уже хлопотал на кухне, отец поливал огород, а Нэд хлебал из кружки ещё тёплое молоко. Джон порезал румяный хлеб и притащил из летней кухни тарелки и вилки. Вскоре папа принёс рагу из овощей, и семья уселась завтракать.

Поев, отец отправился на железнодорожную станцию, папа нарезал на клумбе роз и отправил Джона их продавать, после чего заторопился на работу. Нэд убрал со стола, вымыл посуду и засел за шитьё – нужно было так заштопать старые рубахи, доставшиеся ему в наследство от старших братьев, чтобы никто не заметил под вышивкой дыр.

Джон стоял на улице и предлагал купить цветы торопящимся на работу прохожим, вспоминая, насколько неловко он чувствовал себя, когда папа впервые послал его продавать розы. И ведь своё продавал, не ворованное, а всё равно ему было тогда ужасно стыдно. Со временем он привык и перестал краснеть, видя знакомых. Через час поток людей иссяк, и Джон вернулся домой с несколькими невезучими розами на коротких ножках, которые никто не захотел брать. Он поставил их в вазу на покрытый салатовой плюшевой скатертью стол в гостиной, служившей одновременно его спальней в холодное время года.

В окошко со стороны улицы постучали. Это был Джим Мориарти. Он был бетой на два года старше Джона и отпетым хулиганом, державшим в страхе детвору всего квартала. А ещё он был первой любовью Джона.

- Идём на речку, - предложил Джим.

- Ладно, только ненадолго, мне ещё в доме убраться надо.

- Вечно ты пашешь, а жить когда? – Джиму, выросшему в незнакомой с нуждой семье было не понять, что некоторым приходится всё время работать, чтобы прокормиться.

- Не всем же повезло родиться у богатых родителей. Ладно, сейчас надену плавки, и пойдём, - Джон быстро переоделся и выбежал на улицу.

- Ты куда? Папа не велел тебе с Джимом гулять, - раздался голос младшего брата. – Я ему всё расскажу.

- Я тебе расскажу, сексот мелкий, - пригрозил ему Джон, закрывая за собой засов на калитке, – ты у меня песок жрать будешь, а не хлебушек.

- Мы тебе вмиг тёмную устроим, - поддержал его Джим.

Они пошли вдоль улицы. Увидев одного из соседей, собиравшего вишни, Джим попросил его:

- Дяденька, нарвите нам вишенок.

Дяденька неодобрительно посмотрел на них и проворчал:

- Джон Уотсон, у тебя же во дворе растёт вишня, чего ж ты попрошайничаешь?

- Не надо, Джим, я нарву тебе вишен, когда вернёмся, - потянул бету за руку Джон.

- А что ему жалко горсточки вишен для голодного пацана? – заартачился Джим, и старый мистер Бриско всё же протянул ему ведёрко с вишенками.

Джим взял одну горсть себе, а другую протянул Джону, но тот лишь покачал головой, не желая чувствовать себя попрошайкой.

Джим уже успел доесть вишни, когда они дошли до перекрёстка. Они быстро перебежали оживлённую транспортную магистраль, прошли мимо кинотеатра и углубились в парк. Здесь, в тени исполинских серебристых тополей ещё царила утренняя прохлада. Четверть часа, и они были у подвесного моста на берегу речки Петтрил, у которого стоял продуктовый магазин с рогатой головой на вывеске.

- Зайдём в «Быка» выпить газировки, - предложил Джим.

- Хорошо, только давай по-честному, - Джону было стыдно, что Джим, несмотря на то, что у него водились деньги, вечно норовил что-нибудь стянуть в магазинах.

Они зашли в отдел соки-воды и, заплатив по медной монетке, взяли себе по стакану газировки, Джим с клубничным сиропом, а Джон – с малиновым.