- отлучаясь на обед, оставлять на виду чертежи, спецблокноты и прочие секретные документы (их надлежало прятать в сейф и опечатывать личной печатью);
- проносить с собой фотокамеру и делать снимки;
- делать копии с документов с грифом «секретно» и «совсекретно»;
- выносить какие бы то ни было записи с территории института.
Лишь на следующий день Шерлок через контрольно-пропускной пункт с военизированной охраной попал на место своей новой работы. За высоким кирпичным забором с колючей проволокой оказался городок в городке с магазинами, скверами, кафе и даже гостиницей, в которой Шерлоку настоятельно рекомендовали поселиться. На огромной территории располагалось не только конструкторское бюро, но и небольшой завод с замкнутым циклом производства и испытательным полигоном. На входе в каждый из многочисленных корпусов, расположенных на пронумерованных улицах, стоял вооружённый часовой, проверяя пропуска у входивших и выходивших. На каждом пропуске были проставлены зверушки - шифры, служившие разрешением для входа в тот или иной корпус. По сути, городок, окружавший этот комплекс, служил придатком к нему и был ориентирован на его обслуживание.
Как Шерлок и предполагал, здесь занимались разработкой баллистических ракет. Как только разведка донесла, что немецкие конструкторы под руководством Вернера фон Брауна работают над созданием баллистической ракеты дальнего действия, позднее получившей название «Фау-2», правительство приняло решение о создании в кратчайшие сроки отечественного аналога этой ракеты. Тогда и был создан данный объект. По всей стране отбирали лучших инженеров-конструкторов и, заинтересовав их высокой зарплатой, приглашали работать на перспективном производстве. Зачастую, лишь попав сюда, человек понимал, во что он вляпался. Однако уволиться отсюда было непросто. Отдел режима пресекал любые возможные пути утечки информации. Работа велась в условиях строжайшей секретности. Потенциальный противник не должен был знать, что ему готовятся нанести ответный удар столь мощным оружием. Правда, успехи отечественных ракетостроителей пока были более чем скромными.
В отличие от немцев, создавших и испытавших уже два прототипа А-2 и А-3 с жидкостно-реактивными двигателями, работающими этиловом спирте и жидком кислороде, специальное конструкторское бюро, в котором теперь работал Шерлок, разрабатывало ракету с двигателями, работающими на несимметричном диметилгидразине в качестве горючего и азотном тетраоксиде в качестве окислителя.
Джон теперь по несколько раз в день проверял почтовый ящик, каждый раз гадая, придёт ли сегодня письмо от Шерлока, и радовался, как ребёнок, когда обнаруживал долгожданный бумажный прямоугольник. Письма были редкими и короткими, Джон счёл бы их холодными и официальными, если бы не постоянные вопросы о сыне. Откуда ему было знать о том, что вся переписка сотрудников «почтового ящика» проверяется отделом безопасности на предмет пресечения возможной утечки информации? Поэтому Шерлок, предвидевший, что перед тем, как попасть к мужу, письмо обязательно побывает в чужих руках, и не писал ничего лишнего. И всё равно Джон по несколько раз перечитывал каждое из писем. Первый раз, вскрыв конверт прямо у ворот, жадно проглатывал письмо, второй раз, дождавшись, когда все соберутся за столом, читал его вслух, потом ещё раз, когда писал ответ, окуная железное перо в фарфоровую чернильницу, и, наконец, перед сном, лёжа в кровати, снова перечитывал его не спеша, пытаясь угадать, что скрывалось между строк.
Первое время Джон ужасно тосковал по Шерлоку. Тяжелее всего было пережить одиночество долгими зимними вечерами. Уложив Эдди, он придумывал себе всё новую работу, чтобы только не ложиться одному в постель, ставшую внезапно такой большой и холодной. Каждый вечер Джон вытирал несуществующую пыль на шкафах и многочисленных статуэтках и вазочках, которыми они были уставлены. Он перемыл до блеска праздничную посуду и полки в серванте и стёкла в книжном шкафу, провёл ревизию продуктов в буфете и сундучке в летней кухне и перечитал все книги, которые отдал им доктор Дэвидсон. Но это не могло избавить его от одиночества и чувства пустоты в душе.
Весной стало немного полегче: как только потеплело начались привычные работы на огороде. После работы Джон дотемна белил деревья, вскапывал землю, высаживал рассаду, выращенную заранее в торфяных горшочках на подоконниках в доме, поливал и пропалывал. Он выматывался за день так, что выпадал из реальности, стоило ему коснуться головой подушки.
Летом наступила пора сбора плодов и ягод. Маленький Эдди увязывался за папой на огород и норовил съесть самую красивую клубничку прямо с грядки. Однако на этом он не останавливался и тянул в рот всё, до чего мог дотянуться, включая зелёные вишни, листья смородины и особо понравившиеся цветы. Заметно сдавший за зиму Пол теперь занимался преимущественно готовкой, потому что ему было уже тяжело работать на огороде и сложно угнаться за пострелом. Вот Джону и приходилось одним глазом смотреть на грядки, а другим - следить за неугомонным малышом.
Пару раз они все вместе ходили в гости к Нэду через черногорскую кладку через обмелевший летом ручей. Ребёнок каждый раз был в восторге и от дороги, и от двухэтажного дома Генри с креслом-качалкой на веранде. Эдди с удовольствием лакомился мёдом в сотах, которым его угощал Генри, и буквально пищал от восторга, глядя на клетки с пушистыми кроликами в саду. У Нэда и Генри вскоре должен был появиться первенец, и Пол уже давал будущим родителям советы по поводу выбора имени. Перед их уходом Генри говорил: «Подождите, сейчас я забью для вас кролика», и Эдди начинал хныкать, что ему жалко пушистого зверька. Тогда Генри говорил: «Так я хороших не трону, я непослушного». «Ну, ладно», - соглашался мальчик, продолжая кукситься, однако не отказывался на следующий день отведать тушёной крольчатины.
В конце июня Джона скрутило из-за течки, которая проходила без альфы довольно болезненно. Омегу лихорадило настолько, что пришлось брать небольшой отпуск, чтобы иметь возможность отлежаться дома. Он и так в последнее время всё чаще ловил на себе похотливые взгляды альф, не хватало ещё, чтобы у кого-то из коллег снесло крышу от запаха течного омеги. Успокоительные и жаропонижающие, выписанные врачом, помогали слабо. Они не могли избавить Джона от болезненного возбуждения и постоянного зуда в заднем проходе, обильно сочившемся вязкой жидкостью с резким запахом. Кровь пульсировала в члене, тело дрожало от неудовлетворённого желания. Постоянно хотелось потереться обо что-нибудь пахом, прижаться к большому сильному телу альфы, вдыхая его мускусный запах, почувствовать, как тебя заваливают на спину и бесстыдно раскинуть ноги, принимая в себя член, толкаться навстречу, выстанывая «Шерлок»… От одних мыслей об этом всё тело сводило судорогой и появлялось искушение выйти со двора и отдаться первому встречному альфе. Но он любил Шерлока и не мог, да и не хотел так поступать. Вот и корчился, тихонько постанывая, в своей постели.
Джон пытался мастурбировать, но это не приносило облегчения. Лишь ощутив внутри своего альфу, он смог бы успокоиться. Прометавшись в полубредовом состоянии трое суток без сна и еды, Джон чувствовал себя совсем больным. Казалось, что у него не болит только ленивый орган. Оставалось выяснить, который из них был самым ленивым. Ибо болело всё: кости, суставы, голова, нещадно тянуло низ живота и всё так же знобило. Джон с трудом пережил этот период, надеясь лишь на то, что когда настанет время следующей течки, Шерлок вернётся домой, и всё будет иначе.
В своих письмах Джон несколько раз спрашивал Шерлока, когда тот вернётся домой или хотя бы приедет на побывку, но тот всегда отвечал ему довольно туманно, мол, вот закончим работу, и тогда…
========== Глава 9 А завтра была война… ==========
Шерлок оказался в одном подразделении с профессором Магнуссеном и майором Бэрримором. Доктора Фрэнклина он больше не видел, однако поговаривали, что тот работает в одной из химических лабораторий, разрабатывающих отравляющие вещества, которые понесёт с собой ракета. Шерлок занимался маршевыми двигателями ракеты, а Магнуссен - рулевыми. Майор Бэрримор был приставлен к их отделу в качестве военного наблюдателя, и без его подписи ни один документ не вступал в действие, а получить её было непросто. Нужно было обосновать все технические решения, ведущие к расходам казённых средств, и только тогда, если Бэрримор соглашался, он давал разрешение на внедрение того или иного нововведения.
