Размышляя, он вышел на балкон и закурил, когда в дверь его квартиры постучали. «Неужто на заводе что-то случилось?»— подумал он, так как стучали необычайно требовательно. От этого стука проснулась вся семья. Он открыл дверь, и в прихожую вошли два милиционера. Один из них, повыше ростом, резко обратился к директору:
— Вы не знаете, где может находиться агроном колхоза Наталья Сергеевна?
Анатолий Михайлович пожал плечами и в свою очередь с тревогой спросил:
— Что с ней? Что случилось?
Участковые переглянулись и, перебивая друг друга, сбивчиво стали объяснять, что поручено привести его в отделение.
— Конечно же, я сейчас оденусь, — сказал Анатолий Михайлович. — Надо ее искать. Что же с ней?
Около трех часов ночи в отделении милиции был один дежурный. Анатолия Михайловича попросили войти в небольшую комнату, где были только стол и стул. Дали чистые листы бумаги, авторучку и попросили написать объяснительную, где он находился, что делал сегодня с 19 часов вечера до 2 часов ночи. Анатолий Михайлович, выслушав это, возмутился.
— Слушайте! Вы что, с ума спятили? Надо ехать в колхоз. Если ее нет, надо искать. А уже потом будем заниматься объяснениями.
— Вы здесь не горячитесь, не на заводе у себя, а спокойно садитесь и пишите, — сказал дежурный и закрыл за собой металлическую дверь.
Анатолий Михайлович впервые оказался в такой дурацкой ситуации. Он сел за стол, взял ручку, не зная, что писать, что делать. Вот еще нелепость… Два человека говорили в нем… И если первый возмущался, то второй успокаивал…
Первый: почему мои мечты не сбываются?
Второй: неправда, мечты почти всегда сбываются… К примеру, производственные.
Первый: производственные, возможно, но они большим трудом даются. А вот в личной жизни… Счастлив разве я? Сплошные упреки… Постоянно в напряжении, живу со всеми в несогласии…
Второй: сам виноват, наверное…
Первый: в чем виноват?
Второй: жил бы как все живут. Не ставил перед собой недостижимых целей…
От этих мыслей у него разболелась голова. Он взял ручку и стал рисовать лошадь и ослика. Потом на лошадь и ослика посадил наездников. Первому, сидящему на лошади, дал в руки копье, перед ними поставил ветряную мельницу.
«Что же с Наташей? — думал он и машинально начал рисовать второй лист. — Дорогая ты моя, лишь бы все обошлось…»
Он так увлекся, что, кажется, забыл обо всем на свете. Вскоре все листы были в набросках…
Утром металлическая дверь со скрипом открылась, и вошел дежурный.
— Ну что, успели написать? — спросил он.
Анатолий Михайлович молчал. Он чувствовал себя униженным и оскорбленным, силы его иссякли. Пришло ощущение, что в нем что-то лопнуло и что он сам себе не принадлежит. «Неужто я и впрямь никогда не принадлежал сам себе?» — подумал он.
— Встаньте и пройдите к начальнику, — командным голосом произнес дежурный.
В просторном кабинете у большого стола стоял, держа руки в карманах, подполковник милиции.
— Что, товарищ директор, как провели ночь? — спросил он.
Анатолий Михайлович молчал.
— Вам как руководителю не-полагается так себя вести. Мы по ночам должны искать вашу подругу детства…
У Анатолия Михайловича от этих слов закружилась голова.
— Что ж, сейчас узнаем у председателя, явилась она домой или нет, — продолжал подполковник. — Неторопливо набрав номер, он сел и стал говорить по телефону. — Слушай, дружище, как там у тебя? Явилась агрономша?
Председатель колхоза, проводивший, ежедневную пятиминутку, с волнением в голосе ответил:
— Да, все в порядке. Она здесь. Жива, здорова. Оказывается, вчера ходила на двухсерийный фильм. Аппаратура у них забарахлила. А народ не расходился. Ждали, пока отремонтируют, вот и явилась за полночь…
— А что нам теперь делать с твоим директором? — спросил подполковник.
— Каким директором? — недоуменно спросил председатель.
— Директором завода. Мы же его всю почку у нас продержали…
— Ты что, спятил, при чем здесь он? Да разве так можно? — возмутился председатель.
— Ты же сам сказал, я и принял меры, — продолжал подполковник…
— Дурак ты, Володя, — в сердцах сказал председатель и бросил трубку.
Анатолий Михайлович сидел на стуле, опустив голову. Дежурный принес исписанные им листки подполковнику.
— Что это? — не понял начальник.
— Да это объяснение задержанного, — . ответил дежурный.
— Неплохо рисуете… Значит, не зря ночку провели.
Они еще «беседовали», когда дверь резко открылась, и в кабинет торопливо вошли председатель колхоза и Наташа.
— Что это ты человека-то обидел? — размахивая руками, возмущался председатель.
— Что с тобой? Подними, пожалуйста, голову, — Наташа кинулась к Анатолию Михайловичу. — Ты что, родной мой, плачешь, что ли? Ты что? Я и не знала, что у тебя так много седых волос…
Анатолий Михайлович продолжал сидеть с опущенной головой и молчал.
— Да что же это такое, Толя?! Ты бы врезал им как следует! — разревелась сна.
— Наташа, — подняв голову, тихо обратился к ней Анатолий Михайлович. — Ты не кричи, знаешь, у меня нет сил, никаких сил… Что-то сердце… Нехорошо…
Председатель колхоза, взяв Анатолия Михайловича под руку, вышел с ним на улицу к машине.
— Не обижайся на меня, дорогой друг, не со зла я сказал ему, что Наташа с вами. Не со зла. Я же не знал, что он такой дуболом. Черт его знает, как это вышло, — оправдывался председатель.
Дома Анатолия Михайловича ждала вся семья.
Жена встретила его криком:
— Говоришь, совещания, планерки, а ты, оказывается, любовницу завел?
Он вошел к себе в комнату, закрылся на ключ и час пролежал на диване, закрыв глаза. Потом достал свой потертый чемоданчик, уложил необходимые вещи. Вышел в коридор, поцеловал дочку и сына… На лестничной клетке ему вслед кричала жена:
— Ну и уходи! Давно тебе нужно было уйти! Только не надейся, алименты я с тебя все равно сдеру!..
Он остановился между пролётами этажей, поднял голову и ответил:
— Детей я не брошу, не волнуйся…
Через месяц его поведение обсуждали на заседании парткома. После чего он подал заявление об увольнении по собственному желанию и улетел на Дальний Восток, на завод по переработке рыбы. Еще через месяц к нему уехала Наташа с дочерью.
Председатель колхоза поссорился со своим другом подполковником и, кажется, навсегда, хотя тот получил очередное звание и новое назначение.
Рисунки Анатолия Михайловича каким-то образом попали в колхозный музей, и под ними сделана надпись: «Размышления неизвестного художника».
Два дутара
С места происшествия уезжали пожарники, расходились люди. Пожар был потушен.
— Оставьте меня в покое, — размахивая руками, резко говорил директор завода.
— Разрешите, очень прошу… — не унимался старик.
Ему было лет семьдесят. Изношенный чапан, выгоревшая от солнца тюбетейка придавали ему вид веселого актера. Широкая, добрая улыбка на лице говорила о многом и прежде всего о том, что он никогда в жизни не унывал. Обычно таких людей в народе называют Насретдином. Его веселость и находчивость всегда доставляют людям радость.
— Послушайте! У нас, видите, был пожар, несчастье. Видите или нет? — раздраженно пояснял директор.
— Вижу, еще как вижу. Но все страшное уже позади. Теперь надо думать, как жить дальше. Вот только дерево очень жалко, просто сердце болит, — ласково продолжал спорить старик.
— Черт его знает, шутит он, что ли?
Какое ему дерево жалко стало? — обратился к людям директор.
— Он просит дерево, которое у нашего склада растет. Его пожарная машина при развороте повредила. Конечно, жаль. Хорошее дерево, но что поделаешь? Темно было, — хриплым голосом дал разъяснение один из рабочих, участвовавший в тушении пожара.
Директор, почесав в затылке, спросил:
— Дедушка, может, оно еще выживет? Пусть растет…
— Нет, сынок, — не успокаивался старик. — Оно пропадет, а я хочу продлить его жизнь.
