— Ты ешь, ешь, — сказала она Лизе, которая рассеянно возила вилкой по тарелке.

— Что ты узнала? — напряженно спросила Лиза. — Что он сказал?

— Кто?

— Ну, с кем ты там говорила!

— С патологоанатомом. — И, поглядев в расширенные глаза, твердо сказала: — Мы ошиблись, обе. Это была случайная смерть.

— Точно?

— Точно. Почитай заключение. Или спроси этого малого — Павел его зовут. Павел Лукин. Это он… им занимался. Так вот, никто его не убивал — намеренно. Его пуля рикошетом ударила.

— А… все остальное?

— Остальное. — Регина вздохнула. — Совпадают его поездки с гибелью всяких шишек. Иногда. Может, что-то и впрямь в этом есть. А может — случайное совпадение. Так тоже бывает. И проверить ничего мы уже не можем.

— Я не выдержу, — Лиза начала мерно раскачиваться на стуле, — я этого не выдержу.

— Лиза! — Регина вскочила, обхватила ее за плечи. — Не надо! Прекрати ты об этом думать! Все кончилось! Нельзя жить прошлым!

— Прошлым жить нельзя, — жалобно отозвалась Лиза, — все верно. И настоящим — нельзя. И будущим. Может, вообще жить не стоит?

— У тебя ребенок! О нем подумай!

— Я и думаю, — вяло отозвалась Лиза.

— Да кем бы он там ни был, его больше нет. Вы прожили восемь лет. Прожили неплохо. Это и нужно помнить. А об остальном лучше не думать.

Лиза подняла голову и уставилась на нее напряженным, почти безумным взглядом.

— Ты что-то недоговариваешь!

— Господь с тобой!

— Я ведь чувствую, — она вскочила, оттолкнув руки Регины, и судорожно выпрямилась. — Ты что-то от меня скрываешь! Что?

— Нечего мне скрывать, — в свою очередь заорала Регина. — Нет у меня никаких фактов! Я журналист, понимаешь! Я не могу верить слухам! Прислушиваться — да, могу, обязана, а верить — нет! Что ты хочешь, чтобы я тебе его пистолет из кармана вытащила?

— Пистолет… — пробормотала Лиза с остановившимися глазами.

— Да приди ты в себя. Никто его нарочно не убивал! Хочешь, я тому патологоанатому позвоню?

— Он что, дал тебе свой телефон? — медленно спросила Лиза. — Зачем?

Регина поняла, что прокололась.

— Ну, приятный малый оказался, — нашлась она. — Слово за слово… вот и дал телефончик.

— Регина, — терпеливо сказала Лиза, — в таких случаях телефон не дают, а, наоборот, спрашивают.

И, спохватившись, испуганно покосилась на белеющий на телефонной тумбочке квадратик бумаги.

А телефон, точно услышав, что о нем говорят, настойчиво зазвонил.

Лиза сняла трубку.

— Да, — сказала она, — да, хорошо. Через полчаса я буду готова.

— Кто это? — удивилась Регина.

Лиза явно смутилась.

— Это? Тот человек, что отбил меня у тех ублюдков. Он… словом, мы договорились куда-нибудь сходить вечером.

— Надо же! — заинтересованно произнесла Регина. — Ваши отношения развиваются по классической схеме!

— Брось! Никакие это не отношения… просто…

— Что-то ты покраснела, мать!

Лиза и сама почувствовала, как краска заливает лицо, и от этого ощущение стыда усилилось еще больше.

— Ну и чего ради ты краснеешь? — деловито сказала Регина. — Все правильно. Именно это тебе сейчас и нужно. Сходи, развейся. Это… ну, и все остальное — лучшее лекарство от депрессии.

— Да я не думала об этом, — защищалась Лиза, — просто… погоди, мне надо переодеться.

И она с пылающими щеками скрылась в спальне.

Регина села в кресло и, закинув ногу за ногу, обозревала комнату. Уходить она не торопилась — ей было любопытно.

Так вот, значит, где жил Андрей! Стандартная квартира, стандартная мебель — все усредненное, обезличенное. Кто-то — то ли он, то ли Лиза, — украсил стену несколькими приличными любительскими фотографиями — черно-белые пейзажи. Стандартный набор книг, корейский телевизор.

«Неужто Лиза не замечает, в каком убожестве она живет?» — подумала Регина.

И тут же сообразила, что для Лизы дом — вовсе не стены и мебель.

— Ну, как? — Лиза появилась на пороге спальни. Раскрасневшаяся, в облегающем черном платье, она выглядела неожиданно привлекательной, а бессонные ночи лишь придали особенную глубину ее зеленым глазам.

— Очень неплохо, — одобрительно сказала Регина с видом знатока, — волосы только наверх подбери. У тебя шея красивая. Надо товар лицом показывать.

Лиза послушно подошла к зеркалу и начала укладывать волосы.

Регина продолжала сидеть в кресле, наблюдая за ней.

«По всем правилам вежливости мне бы надо удалиться, — подумала она. — Ну уж нет! Хотелось бы посмотреть на этого загадочного спасителя. Он, видимо, достоин внимания. Недаром Лизка так расцвела».

Звонок в прихожей заставил ее застыть в ожидании, пока Лиза, кинувшись в коридор, не отперла дверь и не проводила гостя в комнату.

— Познакомьтесь, — сказала она, — это Стас. А это — Регина.

И, немного поколебавшись, добавила:

— Моя приятельница.

— Очень рад, — вежливо сказал Стас.

Броская красота Регины явно не произвела на него особого впечатления. Его жесткие глаза продолжали следить за Лизой, улавливая каждый ее жест, каждое движение.

«Опять облом, — с досадой подумала Регина, — второй раз за день. А жаль. Парень-то неплох. Вот только…»

Что «вот только», она не успела додумать, потому что Стас сказал, повернувшись к ней:

— Я хочу сводить ее куда-нибудь. А то она свихнется в этих четырех стенах.

И выразительно посмотрел на часы.

«Дает понять, что пора выметаться, — подумала Регина. — А часы шикарные. И обувь. Джинсы-то затрапезные. Не так он прост, этот Стас, — наши-то все чаще наоборот: костюм шикарный, а на запястье «Полет» либо дешевка гонконгская. Да что это я…»

Она встала и, ослепительно улыбнувшись, сказала:

— Прошу прощения, я что-то засиделась. Ну, мне пора. Желаю хорошо повеселиться.

— Может, вас до метро подбросить? — вежливо предложил Стас.

— Я на машине.

И, уже уходя, шепнула Лизе на ухо:

— Не упусти свой шанс.

Человек за столом светлого дерева поднял телефонную трубку.

— Да, — сказал он, обращаясь к невидимому собеседнику, — я уже знаю. Говорил же вам — не для того мы его держим. А вам все мало. Сам знаешь, как оно бывает, — в одном месте поползло…

Нет, я понимаю, что рано или поздно нечто в этом роде все равно случилось бы — все время на волоске ходим. Но чтобы из-за такой нелепости… Ну, я надеюсь, вы знаете, что делать при таком раскладе. Уже? Ну, молодцы… Нет, не знает.

И потом:

— Нет, ее пока оставь. Присматривайте за ней, вот и все. И потактичней, потактичней. Человек не задает вопросов, когда ему хорошо. А вот если плохо — он и начинает рыпаться… А что те? Те как обычно. Возитесь, мол, в своем дерьме сами, нас не касается. Вот из-за вдовы там, видите ли, беспокоятся.

И, после паузы:

— Так что вы с ней там поаккуратней.

Положил трубку и устало потер лицо ладонью.

— Вот дерьмо! — сказал он в пространство.

Официант-араб подошел с блокнотом.

— Две шаурмы, — сказал Стас, — вино красное. Кофе. Коньяк. И выключи ты эту попсу. Поставь что-нибудь поколоритней.

Официант черкнул что-то в блокноте. Лиза присмотрелась — он писал арабской вязью.

«Надо же, — подумала она, — а он и вправду араб. Не притворяется».

Вместо разухабистого женского голоса из колонок полилась томная восточная мелодия. Сладкий, точно рахат-лукум, мужской голос выводил что-то. Лиза могла различить лишь повторяемое на различные лады слово «хабиба».

— Что такое «хабиба»? — спросила она спутника.

— «Любимая», — ответил он.

Официант, который как раз откупоривал бутылку, вдруг заинтересовался.

— Вы понимаете, о чем он поет? — спросил он.

— Ну, — вежливо ответила Лиза, — не совсем.

Официант вдруг многозначительно закатил глаза и широко развел руки, точно обнимая невидимый, но довольно пышный стан.

— Любов! — сказал он трагическим голосом. — Любов!