— Да ты не бойся. Ты знаешь, что у меня в чемодане? — говорит женщина-башня, но тут же спохватывается.

— Да что вы с ней возитесь? — бубнит мужчина.

Мужчина в черном отнимает у девочки чемоданчик, приемщица наклеивает на него ярлык. Мужчина в черном уходит с плачущей девочкой.

— Ты будешь нести букет, — утешает он ее.

«Что бы могло быть в таком чемоданчике?» — думаю я. Приемщица наклеивает ярлычок на мой багаж, и я ухожу.

— Осторожно! Не надо толкаться! Этот малыш — картонный, — говорит толстая сумка.

— Такой уж у меня объем, — бубнит барабан.

— Каждый должен стоять за самого себя, — откликаются тринадцать сумок и начинают пересчитывать самих себя: первая, вторая, третья, четвертая, пятая…

Один деликатный чемодан тоже хочет что-то сказать, но не может: у него рот на замке.

— Мы, спортсмены, ко всему привычные! — заявляют рюкзаки. — Мы всё несем, всё вынесем.

— А ты что несешь? — спрашивают они у чемоданчика.

— Всё, — робко отвечает он.

Рюкзаки — народ добродушный, хоть и выглядят грубовато. Зато они многое повидали на своем веку: и трудности, и упорство, и настоящую красоту — всё это есть в горах. В рюкзаках тоже есть всё, что нужно человеку, когда ему приходится рассчитывать на самого себя. Поэтому ответ чемоданчика их не удивляет. Втянув животы, они стоят прямо, чтобы не придавить его.

А чемоданчик совсем оробел. Он ведь привык к нежному обращению. Девочка в белом всегда знает, как ему нужно стоять, на каком боку лежать. А здесь никого это не волнует, и всё в нем смешалось.

Я прихожу на вокзал, и опять впереди меня шагает мужчина в черном с девочкой в белом. Мне некогда долго ждать, поэтому я их обгоняю.

В камере хранения мне выдают картонный чемоданчик.

— Извините, это ошибка, — говорю я. — У меня был большой чемодан.

— Хорошенькое дело! — смеется приемщица. — Этак каждый может сказать: «Давайте мне чемодан побольше!» А я выдаю по номеру на квитанции.

Я стою растерянный. Мужчина в черном получает свой черный чемодан и мой большой чемодан в придачу.

— Это не наш. Наш чемоданчик маленький, картонный, — говорит девочка в белом и берет его у меня.

Приемщица уже не смеется.

— Можете мне сказать, что у вас в этом чемодане? — строго спрашивает она меня. Я начинаю вспоминать:

— Серый костюм, белая рубашка, желтые туфли…

За нами стоит женщина, которой нужны ее тринадцать сумок, за ней — семь больших бородатых гномов в шапках с помпонами, в полосатых шерстяных носках, с квитанциями на семь больших рюкзаков, за ними — женщина-башня, требующая свой огромный чемодан. И в самом конце очереди — владелец барабана.

— А у тебя что в чемодане? Долго мы будем ждать? — ворчит мужчина в черном.

— Всё, — говорит девочка в белом.

Приемщица видит, что мы говорим правду, и отпускает нас. Девочка уходит, унося свой картонный чемоданчик.

Каким прекрасным должно быть это «всё», которое умещается в картонный чемоданчик!

Я человек скромный, незаметный. Чем бы я ни занимался, никто на меня внимания не обращает. Словно я пустое место.

«А может, я становлюсь невидимым?» — подумал я.

И действительно.

Поздоровался я на улице с бывшей одноклассницей, а она — ноль внимания.

Попал я как-то в одну компанию. Хозяева подавали кому руку, кому — кофе, кому — бутерброды с колбасой. Но мне не досталось ничего.

А когда я возвращался домой, сосед прищемил меня дверью и даже слова не сказал. Вот тогда-то, зажатый между дверями, я и понял окончательно, что стал невидимкой.

Чтобы проверить это, я решил спрятаться под ковром у соседей: интересно, заметят ли они что-нибудь?

И что же вы думаете? Я проторчал под ковром до самой весенней уборки квартиры, и никто меня там не заметил.

Весной меня свернули в рулон вместе с ковром и вынесли на улицу.

— Мальчики, с ковром будьте поаккуратнее! — предупредила мама, то есть соседка.

«Золотые слова», — согласился я с ней в душе.

Борис и Марек взвалили меня на плечо — и айда во двор! Я был не против, чтобы меня выносили из дому в ковре — всё-таки новое ощущение.

Во дворе меня перекинули через штангу, на которой выбивают ковры.

— Ты будешь держать, а я буду колотить, — сказал Марек.

— Нет, это ты будешь держать, а я буду колотить, — возразил Борис.

«Ребята, — подумал я, — мне все равно, кто из вас будет держать, а кто колотить — главное, держите меня как следует!»

И тут они оба отпустили меня. Хорошо, что в детстве я немало нависелся на этих штангах, иначе я бы непременно упал.

А потом во дворе только и было слышно:

— Бух!

— Ой!

— Бух!

— Ой!

«Бух» делал Марек, «ой» делал я.

Потом мальчики поменялись ролями:

— Бух! Бух! Бух!

— Слабак, бить не умеешь! — сказал Марек Борису. Он не знал, что у меня уже не было сил ойкать.

Теперь, вспоминая об этом, я удивляюсь, почему я не выбрался из-под этого чертова ковра.

Видно, тогда мне это не пришло в голову, потому что я висел вниз головой.

Мальчики сняли ковер, а я так и остался висеть на штанге.

— Вот видишь, ковер сразу полегчал, — сказал Борис.

Когда дома ковер расстелили на вымытом паркете, мама вскрикнула!

— Ой, что это?

На старом персидском ковре виднелся отпечаток какого-то распяленного чучела.

— Это что такое? — еще раз спросила мама.

Но ребята сами ничего не понимали.

Вскоре из их квартиры раздалось:

— Бух! Ой! Бух! Ой! Бух! Ой!

Это мама выколачивала пыль из мальчиков.

До сих пор я огорчаюсь, что их колотили из-за меня.

После взбучки мама тут же успокоилась, как всегда, и поспешила закончить уборку — вот-вот должны были прийти гости…

— Посмотри, Фердинанд, какой оригинальный ковер! — сказала гостья своему мужу.

— Да-да, он выглядит так загадочно!

На другой день они обегали все магазины, но так и не нашли нигде ковер с таким загадочным рисунком.

А теперь я расскажу вам, что было со мной.

Когда руки и ноги у меня совсем занемели, я слез со штанги и отправился домой. Видно, я стал вдруг очень заметным, потому что по дороге меня то и дело останавливали:

— Что с вами, пан сосед?

— Кто это вас так обработал, пан сосед?

— Ну и ну, пан сосед, да на вас просто лица нет!

И мне снова страшно захотелось стать невидимым. По крайней мере, до тех пор, пока я не пришел домой и не запер дверь на ключ.

Сказок на свете — миллион, но любимые сказки маленькой Вероники можно на пальцах пересчитать. Эти сказки ей рассказывал ее дедушка. Когда-то, очень давно, когда дедушка был еще молодой, многие его друзья уезжали за море на заработки. Дома они не могли найти себе работу. Вот почему дедушка в молодости семь раз переплывал море, хотя страшно боялся воды.

Про эти свои путешествия, про то, что он узнал тогда и увидел, дедушка и рассказывал свои сказки-рассказки: сказку Про последнюю лепешку, Про морскую болезнь, Про скребонёбы (так Вероника называла небоскрёбы), Про дедушку-ковбоя. Но самая замечательная сказка была Про сумочку из оленьей кожи.

Вероника всегда радовалась, когда мама наряжалась, собираясь в гости, в театр или на концерт. Это значило, что вечером придет дедушка, чтобы присмотреть за внучкой.

— Ну, дедушка, какая сегодня будет сказка? — спрашивала Вероника.

— Шама выбирай, какую хочешь шкашку, — шамкал дедушка.

— Ах ты, мой дедуля, — смеялась Вероника, — это тебе нужно кашку, ты же у меня беззубенький, шепелявенький!

Они съедали ужин, приготовленный мамой, и дедушка усаживался в глубокое кресло, закутывал ноги одеялом. Вероника знала, что у дедушки ревматизм. Эта болезнь бывает у людей, которые много плавали по морю.