Сколько раз Александр давил в себе глухое раздражение, глядя на все это «буржуйское барахло» и невольно подсчитывая в уме, на что можно было пустить деньги, выложенные за ту пару старинных подсвечников или эту мраморную каминную плиту из взаправдашнего рыцарского замка в бывшей Восточной Пруссии, вывезенную контрабандой через две границы. Станки, там, финские или часть поточной линии… А тут висит или стоит без толку – только пыль собирает!
Но сейчас все это пошлое великолепие означало только одно: он у себя дома, а вся привидевшаяся ему фантасмагория – не более чем сон, бред сивой кобылы. А значит – могло лишь радовать.
Саша привычно опустил руку на кровать рядом с собой, ожидая ощутить гладкое теплое плечо дремлющей Танюхи, но ладонь коснулась лишь смятой простыни.
«Уже встала, что ли? Непохоже на мою засоню…»
Но постель стелили явно на одного, и на второй половине огромного супружеского ложа не наблюдалось даже следа человеческого присутствия.
«А фиг с ней! Наверное, опять вчера повздорила со мной пьяным и к мамаше срулила!..»
Александр выскользнул из постели, с некоторым удивлением переждав мимолетную дурноту (да, перебрал вчера, похоже, не по-детски!). А заодно и отметив, что облачен, по совершенно не свойственной ему моде, в «семейные» трусы вместо привычных плавок. Больным зубом заныл левый висок, и поэтому, первым делом мужчина направился в душ – ледяная вода всегда отлично помогала ему от последствий всяческих излишеств.
Одной из достопримечательностей огромной ванной комнаты было зеркало во всю стену: Сашина подруга обладала всеми параметрами фотомодели (она ей в прошлом, собственно, и была, разве что трудилась не всегда в соответствии с профессией), поэтому обожала любоваться собой в мыльной пене и без оной. Да и не только она одна… И как раз зеркало выбило Александра из колеи напрочь!
«Это же не я! – замер он перед полированным старым стеклом, с замиранием сердца вглядываясь в чуть туманную глубину, узнавая и не узнавая осунувшееся желтоватое лицо под коротко стриженными – он так не стригся уже лет шесть – волосами. – А откуда эта седина на виске? А эти усики? Отродясь не носил усов!..»
«Мне показалось, что так вы будете выглядеть мужественнее, – прозвучал в мозгу немного смущенный голос. – Да и вообще…»
«Черт! Неужели глюки продолжаются? Я все еще сплю?»
«Если не ошибаюсь, то «глюки» – это галлюцинации? Нет, я не галлюцинация, а вы не спите…»
– Черт. Черт, черт, черт и черт!
«Прекратите чертыхаться, Александр. Вы ведь православный христианин. Вон, даже спите с крестиком на шее!..»
Саша инстинктивно тронул крестик на золотой цепочке (какой там «гимнаст» – вполне скромный православный крест, хотя и золотой!), и, странное дело, – холодный кусочек металла немного успокоил его, словно прикосновение материнской руки.
«Значит, вы никуда не пропали? По-прежнему сидите у меня в голове?»
«Мы же уже выяснили, что общались друг с другом вовсе не в вашем мозгу. Не помните?»
«Откуда усы? Ладно – стрижка, а усы ведь за день не отрастишь…»
«Почему за день? После автокатастрофы вы больше месяца пробыли без чувств. В коме, если по-новому».
«Месяц?!!»
«Если быть точным – тридцать восемь суток. Чего же вы хотели… перелом костей черепа, тяжелейшее сотрясение мозга с кровоизлиянием… Вы, вообще-то, могли так и остаться в состоянии овоща до конца дней. Скажите спасибо…»
– Тридцать восемь суток… – тупо повторил про себя Александр вслух. – Тридцать восемь суток…
«Совершенно верно, – охотно откликнулся ротмистр. – Плюс еще пару недель в реанимации, почти месяц кладите на восстановление функций… Короче говоря, вы принимаете свое тело практически новеньким. И все благодаря специальной гимнастике, которой я овладел в японском плену. А что до усов, то их легко сбрить, если вы считаете, что они вам не идут. Хотя я бы на вашем месте оставил…»
Призрак что-то продолжал бубнить, но Петров уже не обращал на него внимания, высчитывая в уме, сколько времени прошло с того момента, как из темноты надвинулся борт самосвала. Выходило – почти три месяца.
«Бред!.. Но это легко проверить!»
Саша метнулся прочь из ванной к ближайшему окну и отдернул штору, горя желанием посрамить офицера. Вот сейчас…
За тройным стеклом окна невесомые снежинки бесшумно опускались в белоснежный квадрат двора, заставленного похожими на сугробы автомобилями.
– Вот тебе на… – только и смог выдохнуть он под ядовитое хихиканье «внутреннего голоса».
* * *
Александр, автоматически потирая ноющий при каждом толчке седой висок, сидел на заднем сиденье «БМВ» из гаража фирмы, совершенно не замечая проносящегося за окнами машины пейзажа.
Мысли вращались и вращались вокруг утреннего разговора, если можно назвать разговором мысленный диалог с несуществующим собеседником. И хотя граф Ланской давным-давно уже не подавал признаков жизни, Саше так и слышался его бестелесный голос…
«Вообще-то, я отлично мог обойтись и без вас. Понимаете? Вы так и болтались бы в своей «кладовой памяти», не в состоянии вести счет времени, пока я не выполнил бы всего, что задумал».
«И что же помешало?»
«Понимаете, Саша… Вы позволите мне так вас называть? Спасибо, я не сомневался… Так вот, буду честен: я не ожидал, что за прошедшие годы жизнь так изменится. Понятно, что прошло почти девяносто лет, но… Я был потрясен. Конечно, я основательно изучил ваши воспоминания, когда… Ну, в общем, когда был один на вашем чердаке. На простейшем уровне я, с некоторым, правда, трудом, мог бы выдать себя за вас, но в сложных случаях… Увы, к вашим воспоминаниям не прилагается словарь, а некоторые специальные термины…»
«Ерунда. Некоторые странности можно было списать на последствия аварии».
«Конечно. Но вы мне нужны были дееспособным человеком, а не клиническим идиотом, постоянно забывающим все на свете и путающимся в простейших для жителя вашего двадцать первого века вещах. Думаю, что нам с вами проще будет договориться о взаимовыгодном сотрудничестве».
«Дергаться на ниточках кукловода, сидящего в моем мозгу? Ни за что!»
«А если за что-то?»
«За что? Что может быть у давным-давно умершего человека, существующего лишь в моем воображении? Чемодан воображаемых долларов?»
«Почему именно долларов? Честно говоря, вообще не понимаю вашей страсти к этим бумажкам с портретами президентов Североамериканских Соединенных Штатов. В наше время, например, самой твердой валютой – за исключением рубля, естественно, – считались британский фунт стерлингов, германская марка и французский франк».
«Ага! Еще про финскую марку вспомнил бы…»
«Не вижу повода для смеха. Вполне твердая валюта… Но поверьте, что у меня есть нечто более полезное для вас, чем чемодан даже настоящих, а не воображаемых долларов…»
Автомобиль затормозил, и от резкого толчка в висок вонзился такой длинный «гвоздь», что Александр вынужден был до хруста стиснуть зубы, чтобы не вскрикнуть от боли.
– Приехали, Александр Игоревич.
– Ты б поаккуратнее гонял, Серега, – попенял Саша, неуклюже выбираясь из машины. – Я ж еще того… Не оправился.
– Извините, Александр Игоревич, – смущенно пробасил коротко стриженный качок. – Не знал, что вам так х… плохо. – Вас проводить?
– Не мешало бы…
Конечно, вряд ли люди Мамедова станут «быковать» и размахивать кинжалами и прочим «шанцевым инструментом» перед носом «клиента», но надежный «шкаф» за спиной все равно не будет лишним. Тем более такой, как Сергей Ратков, бывший спецназовец, владеющий холодным и огнестрельным оружием на порядок лучше, чем ножом и вилкой за столом, причем одинаково ловко всеми его видами. По крайней мере, гарантия того, что, войдя в особняк, у которого сейчас припарковался «бумер», они выйдут обратно.
– Александр Игоревич! Заходите, дорогой! – возник на пороге приветливый толстячок в сером костюме и очках с толстенной оправой – один из мамедовских юристов, мельком знакомый Петрову. – Давно ждем вас. Как ваше драгоценное здоровье?
