- Странно, что ты сделала это без подготовки.

- Что сделала?

- Вызвала пламя посмертной воли. – Глаза Рены широко распахнулись от непритворного изумления. – Еще более странно – это его цвет. Ничего подобного не видел. Попробуй сделать это снова.

- Х-хорошо, но… я даже не знаю – как.

- А о чем ты думала в тот момент? – Я знал, что сила пламени зависит от решимости, и потому мне было интересно, как человек без подготовки смог его извлечь. Однако то, что она мне ответила…

- Я… не могла позволить тебе умереть. Что такое? – тут же спросила она, заметив мою реакцию.

- Думаешь, я не могу сам себя защитить? Мне не нужна помощь женщины! Это унизительно! – Злость просто переполняла меня. Мужчина должен защищать женщину, никак не наоборот! А тем более – когда дело касается меня. Гордость моя была ущемлена, и я стремительно падал в собственных глазах.

- Что? Вот это я слышу вместо благодарности? – закричала Рена. – Вечно ты чем-то недоволен, по-твоему, я делаю это потому, что думаю, что ты сам не способен за себя постоять? – Она слезла с кровати и направилась к двери, но я молниеносно оказался рядом, прижав ее к стенке.

- А зачем тогда ты это делаешь? Я не понимаю! Зачем ты показываешь мне мои же слабости? Зачем заставляешь вести себя так, как мне не хочется? Зачем пытаешься влезть мне в душу? – я сорвался на ней, с силой сжимая женские плечи.

- Да потому что я люблю тебя, идиот!

…

…

…

«Что?»

«Что???»

«ВРООООЙ, ЧТО???»

Мозг мой полностью отключился, и я остался бесконтрольно разрываем на части сотней самых разных эмоций. Я уставился на нее, ничего не понимая, чувствуя, как руки перестали сжимать ее плечи. Мне показалось, что время остановилось, и я застрял в каком-то вакууме, который, проникая, вытеснял все мысли из моей головы.

Женщина опустила взгляд, сняла с плеч мои руки и, подойдя к двери, открыла ее.

- Куда ты? – севшим голосом спросил я, так как даже двинуться с места не мог.

- Пойду, прогуляюсь, – тихо ответила Рена и вышла, аккуратно закрыв за собой.

Плохо помню, что со мной было, когда она ушла. Минут пять я все так же бездумно смотрел на стену перед собой, потом, повернувшись к ней спиной, сел прямо на пол.

«Она меня любит», – первой мыслью моей стала констатация факта. А дальше я просто поймал себя на том, что не знаю, что это значит. Не представляю даже. «Любовь? Что это? Как это проявляется? Что при этом чувствуют?» Покопавшись в собственных воспоминаниях, я с трудом уловил нечто столь отдаленное, как любовь к родителям. Но это было так давно и погрязло под столькими смертями, хладнокровными убийствами, безжалостными «контрольными», что, казалось, это не имеет ко мне никакого отношения. А даже если и имеет, это все равно не одно и то же – любовь к родственнику и любовь к человеку, с которым тебя связывают отнюдь не родственные узы. «Возможно, я просто не способен на это». Почему я сразу попытался оценить свою способность любить, осталось для меня малопонятным, ведь следовало, наверное, понять, что при этом чувствует она. «Может, спросить у нее напрямую?.. Нет, опять все испорчу, а она заревет. Снова назовет меня бесчувственным чурбаном или… Бесчувственным… Наверное, это и есть – неспособность любить. Это она имела тогда в виду? И давно она испытывает ко мне эти чувства? Почему я не замечал ничего? Стоп, но если это настолько незаметно, как это вообще проявляется?.. Поэтому она так печется обо мне? Потому что любит? И что я теперь должен делать? Я не умею любить, а она поставила меня перед фактом, будто я тоже должен… нет, я спросил, а она объяснила. Опять мое самолюбие пытается выставить всех вокруг виноватыми. Но разве я сам виноват, что никого не люблю? Почему я вообще должен это делать? Я капитан Варии, черт побери! И привязанности мне вообще ни к чему. Пусть любит, раз хочет, я-то тут при чем? … Почему мне так… стремно сейчас? Будто я что-то из виду упускаю. А что если, на самом деле я… Нет, исключено. «У тебя к ней что-то другое»… Да пошли вы! Ничего у меня нет. И не будет. Я хладнокровен как… сама хладнокровность. Что за дебильное сравнение?! Черт, что-то она долго «прогуливается». Надо дать ей побыть одной? Или это снова бесчувственно с моей стороны? Бл*ть, на улице-то холодно, а в чем она вышла? В водолазке одной?.. Хотя, не маленькая же – зайдет в дом, если будет холодно… Бл*ть, она ведь не зайдет, так и будет мерзнуть, пока не сдохнет от упрямства!» – я даже не заметил, когда начал наматывать по комнате круги. Быстро подошел к шкафу, достал теплое пальто и вышел из комнаты.

Она сидела на крыльце, обхватив плечи руками, погруженная в свои мысли, даже не заметив моего появления. «Так я и думал». Я накинул на ее плечи пальто и присел рядом. Теперь, когда она снова была близко, беспокойство сменилось тягостной неловкостью. Я буквально ощущал себя виноватым за то, что не могу ответить ей взаимностью, хотя вины в этом моей никакой не было. Так я думал. Тогда я сам ничего не понимал в собственных эмоциях. Не знал, что испытываю по отношению к ней. Наверное, было в этом, в самом деле, что-то ребяческое – отрицать действительность, спорить до хрипоты, настаивать на своей правоте, хотя ты уже знаешь, что не прав, чувствуешь это всем нутром, понимаешь, что факты против тебя, но что-то упорно не дает тебе с этим смириться. И правда была в том, что я не хотел любить. Мне было страшно. Я боялся узнать, что со мной станет, если я позволю себе попытаться это прочувствовать. Чисто инстинктивно я догадывался о природе этих эмоций, и весьма смутно, но подозревал о тех их семенах, что посеяны где-то глубоко в моей душе. Я отрицал их существование, ссылаясь на незнание, но интуицию сложно обмануть. И единственное, что мне оставалось – не дать им прорасти. Не дать захватить себя этой слабости, что, как ржавчина – лезвие, разъест меня изнутри, сделав мягким и податливым. Поражение. Я не хотел быть побежденным этой женщиной и своими чувствами к ней.

- Пойдем в дом, а то ты в одной рубашке, – нарушила Рена молчание. – Простудишься, – она поднялась и начала отряхивать джинсы.

Я все так же сидел, смотря себе под ноги. Раньше я бы накричал на нее, велев не относиться ко мне как к ребенку, но теперь, когда я знал о причине ее волнений о моем здоровье, ее немного навязчивой заботы…

– Скуало, – позвала она. Я не отреагировал, все еще поглощенный тяжелыми мыслями. Неожиданно я почувствовал, как она обняла меня за шею. – Прости меня. – «Что?!» – Я не должна была этого говорить. Это было эгоистично и выглядит так, будто я жду чего-то от тебя взамен. – «Так вот что за штука эта любовь. Она извиняется за то, что призналась в своих чувствах, потому что думает, будто мне это неприятно. То есть когда… любишь… думаешь, в первую очередь, о другом, а не о себе. Нет, это точно не для меня!» – Но это не так. Ты вовсе не виноват, что ничего ко мне не чувствуешь. Пойдем вну…

Бабац. Внутри что-то оборвалось и полетело вниз, увлекая меня за собой. «Вот так-то. Все за меня решила. Даже шанса не дала», – мне отчего-то стало на долю секунды обидно. Будто я кусок мрамора какой-то, хоть и хотел таким казаться. Наверное, это все природа человеческого отрицания – когда о человеке при нем что-то уверенно заявляют, он старается это опровергнуть, вот и я…

- Я чувствую, – мой голос прозвучал неожиданно тихо, будто и не я это произнес. Женщина молчала. – Но не знаю – что, – честно признался я. И зачем-то вдруг начал оправдываться: – Никто никогда не говорил мне ничего подобного. И я никогда не говорил такого. И…

- И не надо. С твоим видом деятельности, любые привязанности опасны, – Рена уперлась лбом в мой затылок, а я в очередной раз поразился ее самоотверженности.

- Хорошо, что ты это понимаешь, женщина, – вздохнул я. – Я не хотел бы чувствовать нечто подобное. – Я решил не давать ей ложных надежд. – Если тебя что-то не устраивает…

«То что? Можешь валить на все четыре стороны? И как я с этим справлюсь тогда?»

- Нет, я все понимаю, – спокойно ответила она.