Иногда это может быть непроходимая глупость и ошеломляющее везение, иногда форс-мажор, который просто не мог случиться, вроде черепахи в когтях у орла, лениво подумал Арчи. Арт, услышавший эту мысль, возразил, что для дураковзлома или форс-мажора у него – у Арта 1.1 – слишком велика скорость обработки информации. Арчи не спорил. Он кивнул, соглашаясь с Зоннбергом, и сообщил ему о том, что искренне рад, что проверки прошли успешно, что санкционированные проверки проводятся постоянно, что он имеет честь зависеть от таких замечательных, выдающихся людей.

– Мне иногда невероятно хочется тебя выпороть, Кремер, – откровенно признался Зоннберг.

– Я был искренен, – удивленно поднял брови Арчи.

Зоннберг усмехнулся.

– Именно поэтому. Пошел вон, – бросил он и развернулся к нему спиной.

И поздно вечером он навязал свою компанию Пифию Манелиа. Тот был отвлечен от очень важного дела – смотрел сентиментальную комедию, пил недорогое вино с небольшого виноградника, которое купил в супермаркете по пути домой, заедал его недорогим же пирогом и был доволен жизнью. Даже появление Зоннберга, который явно жаждал свернуть кому-нибудь шею, не вызвало у него раздражения.

Пифий молча прошел в гостиную, уселся на диван и водрузил ноги на стол. Зоннберг последовал его примеру. Затем, подумав, встал, чтобы принести себе бокал и тарелку, и снова плюхнулся на диван.

– Что мальцы в пятой лаборатории учудили, знаешь? – спросил он, налив вина.

Пифий нахмурился. Должно ли это быть что-то знакомое – или предосудительное – или радикально новое открытие – или они просто взорвали лабораторию?

– Лучше бы они лабораторию взорвали, – процедил Зоннберг. – Они, недоумки эти, попытались взломать Арта.

Пифий помолчал. И еще помолчал. И наконец сказал:

– Да ты что.

– Идиоты! Так самое главное: Кремер не просто был не против – он участвовал!

На этот раз Пифий взял куда меньшую паузу.

– Да ты что.

Это было любопытно. очень интересно.

– И как результаты? Смогли?

– А они могут смочь? – ощетинился Зоннберг. – Ни одно тестирование не показало шанса больше трех с половиной промиллей, что это возможно. Дело не в этом, Манелиа, дьявол их всех разбери. Дело в том, что я ждал этого от Шверинга, да от него я чего угодно жду! Но Кремер, собака, Кремер не просто был там, он активно участвовал!

Пифий глубокомысленно сказал: «Хм», – и сделал большой глоток вина. Затем, подумав, включил головизор. Зоннберг угрюмо смотрел на него. Наконец не выдержал:

– Как ты можешь смотреть это дерьмо?

Полторы минуты – немало времени, чтобы вышибить из Зоннберга дух негодования, переключить его на иные проблемы, куда менее насущные, и обдумать услышанное.

– С удовольствием. – Пифий поставил левую ногу на пол, второй уперся в стол. – Тупейшее кинцо, тут хрен поспоришь, но некоторые шуточки очень ничего. Так если у ребятишек все равно не было ни малейшего шанса и они еще раз в этом убедились, зачем истерика?

– Затем, что это нарушение режима безопасности!

– Дамми, малыш. – Пифий с умным видом уставился в потолок. – По большому счету, любая вылазка Арчи в большой свет – это уже нарушение режима безопасности. Он может попасть под машину – под очень большую и очень тяжелую машину. Может оказаться в здании, которое взбредет в голову взорвать террористам. Ну и триста миллионов иных причин. Представь, как нарушится безопасность, когда Арчи будет лежать на столе в морге, и его будут пытаться вскрыть, а? Даже стажировки Арчи – это тоже нарушение режима безопасности, потому что, во-первых, не всем сообщались его особенности, а во-вторых, сами стажировки некоторым образом не совсем представляли собой мирное барахтание в чистом пляжном песочке.

– Да, но чтобы это случилось внутри лаборатории?! – вскипел Зоннберг.

Пифий покосился на него.

– Когда Арчи запускали в куб с симуляцией двухкилометровой океанской глубины, это было внутри океана. Например.

– Еще раз повторяю, Манелиа, – зашипел Зоннберг. – Арта. Пытались. Взломать!

Последнее слово он выкрикнул Пифию в лицо. Тот отклонился назад и изящно приподнял бровь в вежливом недоумении.

– Они попали в те три с половиной промилле?

– Нет, разумеется!

– Так в чем проблема, – пожал плечами Пифий и потянулся за бутылкой.

– В том, что Арчи Кремер принимал в этом активное участие! Арт подтверждает, что он санкционировал это, спровоцировал Шверинга и выканючил разрешение у Примстон!

– И? – вежливо спросил Пифий.

– Что и? – удивился Зоннберг. – Этого мало, что ли?

Пифий хмыкнул.

– Скажи мне, Дамми–истеричный хамелеон. И прежде чем ты завопишь, что я тварь, вуайерист и извращенец, я настаиваю, что мои вопросы имеют непосредственное отношение к причине твоего визита. Это понятно? – Он дождался кивка Зоннберга и спросил: – Ты в подростковом возрасте мастурбировал?

Зоннберг снял очки, облокотился о спинку дивана и игриво спросил:

– Ты хочешь подробностей, Пиффи, крошка?

Пифий захохотал.

– Только в кошмарных снах мне может присниться, что я хочу от тебя ЭТИХ подробностей. Но я предположу, что да, мастурбировал. Потому что, малыш Дамми, это делают все. Не только потому, что это одна из достижимых для подростков практик получения определенного, в смысле однозначного, простого и явного удовольствия, но и одна из сторон познания себя. Что в свою очередь является очень важной составляющей процесса взросления. В данном случае мы и имеем нечто похожее.

– Подростковую дрочку, что ли?

– Какая вульгарность! – скривился Пифий.

– Ну так и дрочил бы себе на здоровье! Зачем искин-то взламывать? – буркнул Зоннберг. Он встал, прошелся по комнате, уселся в кресло. Посмотрел на Пифия, отвел глаза.

– Что-то я не очень вижу, как Арчи решается на дрочку. Во-первых, он едва ли получил возможность узнать, что такое плотское удовольствие. Тело не позволяло, ситуация тоже. Сейчас его возможности получения удовольствия все-таки ограничены. А из любопытства – хм. Арчи привык, что каждое его движение фиксируется и анализируется. Едва ли он решится теперь совершать этот акт прилюдно.

– Я все равно не очень вижу, как ты можешь уравнивать эту практику и их саботаж.

– Какой саботаж, – поморщился Пифий. – Ты говоришь, что эту проверку инициировал Арчи?

– По всему выходит, что да.

– А ведь для него это могло бы стать критическим действием. Представь, что в результате своих действий он полностью утрачивает контроль за своим телом и никак – никак, Дамиан – не может этого восстановить. И тем не менее идет на это? Нет, едва ли. Это все-таки куда больше подходит под статью о усложнении самопознания.

– Лучше бы он просто дрочил, – бросил Зоннберг и потянулся за бокалом.

– Ну да, и делал бы это, зная, что за ним будут наблюдать. Или как-то иначе анализировать поведение. Я уверен, я давно говорил о том, что Арчи со все большим трудом переносит круглосуточное наблюдение за собой и начинает бунтовать все сильней.

– Да никто за ним не наблюдал бы, – отмахнулся Зоннберг.

– Да? – скептически спросил Пифий. – Чтобы наш брат да отказался от возможности еще что-то исследовать? Тем более такой простор для деятельности. Нет, скажешь? Эта сфера жизнедеятельности существует пока только теоретически, насколько можно судить. Я подозреваю, что господа ученые немало бы отдали, чтобы узнать, хороша ли она, а? А заодно можно было бы сразу открыть небольшую такую лабораторийку, которая бы занялась созданием такой виртуальности, которая обеспечивает древнее, как старый мозг, глубокое, как ядерный анализ, всеобъемлющее, как смерть сексуальное удовлетворение. Деньги бы Амазонкой потекли. Тебе не кажется?

Зоннберг только отмахнулся.

Пифий же только порадовался тихо-тихо, глубоко-глубоко, что Арчи Кремер как-то миновал тот этап, который подстегивал бы его еще и на такие эксперименты. Его жадный интерес к границам своей автономности, к степени своих прав на свое же тело был объясним и понятен; его обстоятельное, кропотливое исследование возможностей тела – похвально. Его безразличие к удовольствиям – тут Пифий остерегался от оценок. Было ли это связано с отсутствием нормального человеческого тела, с тем, что кибернейрологи не смогли полноценно восстановить или создать перцептивные возможности – с тем, что Арчи был слишком тесно сращен с Артом, а Арт к удовольствиям не имел практически никакого отношения – с тем, что Арчи концентрировался на совершенно иных целях и задачах? Как бы там ни было, Арчи не думал о близких, очень близких, интимных отношениях, и Пифия это устраивало – личный, шкурный, эгоистичный, возможно недопустимый, постыдный интерес. С другой стороны, Арчи не расценивал никого как возможного партнера, потому что не знал о такой возможности, не имел такой потребности. Что, соответственно, выбрасывало и Пифия из его жизни.