С этими мыслями Леголас подхватил с земли едва тлеющее полено и с силой швырнул в догоравший остов хижины, выплескивая в этом броске остатки душившей его ярости.
Полено взлетело в воздух, а потом со звонким треском грянулось на обуглившиеся доски пола, пробило их и ухнуло куда-то вниз…
Только что полыхавший в эльфе гнев испарился в одночасье. Неужели в доме есть подпол? Забыв обо всем, Леголас бросился на пепелище. Осторожно, неизвестно, велик ли погреб, и выдержат ли эльфа прогоревшие доски. Вооружившись жердью и топором одного из убитых орков, лихолесец начал расширять пролом в полу. Вскоре обнаружились края погребной крышки, тут же обвалившейся вниз. Стараясь не делать резких движений, Леголас зажег факел, опустился на колени у края провала и заглянул вниз. Погреб был невелик. На земляном полу выстроились несколько бочонков, корзины с луком и картошкой, у стены стояли рядком вилы и небольшой ручной плуг. Но не это занимало эльфа. У дальней стены виднелся массивный ларь. Что ж…
Прочтя мысленно короткую молитву, Леголас оперся рукой о край провала и спрыгнул вниз.
Ларь был заперт, и эльф без долгих раздумий сбил замок топором. Из-под крышки на лихолесца пахнуло густым зловонием, и Леголас поморщился, но осторожно принялся исследовать содержимое ларя. Внутри обнаружились неисчислимые склянки, несколько свертков, источавших тот самый гадкий дух плесени и каких-то неведомых трав. На самом же дне эльф обнаружил стопу из шести рукописей, переплетенных в кожу. Осторожно открыв одну из них и поднеся к желтоватой странице факел, Леголас прищурился, вглядываясь в уже знакомый мелкий почерк Эрвига.
Случайные строки, выхваченные из темноты колеблющимся желтоватым пламенем, гласили:
«Я очень тревожусь о Гвадале. Хельга в умилении, но это романтичное дитя не ведает цены, которую может подчас заплатить тот, чье благородство идет вразрез с долгом…»
====== Глава 15. Последняя боль Эрвига ======
Леголас не стал дожидаться рассвета. Стылый лес замер в непроглядной, безмолвной тьме, надежно укрывающей никогда не дремлющие ночные опасности, но у эльфа не было более сил оставаться на пепелище. Кое-как подсушив плащ, Леголас тщательно протер оружие, уложил на дно чересседельной сумы драгоценные рукописи Эрвига, завернутые в полусгоревший камзол, и направился к гнедому, после боя с орками смирно стоявшему у покосившихся столбов конюшни.
Конь предсказуемо шагнул в сторону, фыркнул, словно предупреждая, но эльф не уловил в этом фырканье злобы.
- Ну, будет тебе, буян, не сердись, – примирительно улыбнулся лихолесец, плавно протягивая руку к скакуну, – это ведь я. Знаю, я болен какой-то дрянью, и это не по нраву тебе, но разве ты покинешь меня в беде?
Гнедой встряхнул длинной гривой, шумно выдыхая клубы пара, но позволил хозяйской руке коснуться холки. Почувствовав, что конь сменил гнев на милость, Леголас, все так же негромко приговаривая какую-то ласковую чушь, сел верхом и тронул коленями запорошенные золой бока.
Похоже, судьба натешилась над лихолесцем и сподобилась дать ему передышку. Не прошло и получаса, как Леголас встретил отряд из восьмерых лучников. Оказывается, в Тон-Гарт прибыл из форта гонец. Безрезультатно прождав принца более суток, эльф обеспокоился и помчался докладывать десятнику об исчезновении командира. Возглавлявший форт Эртуил немедля выслал на поиски отряд, не посмев, однако, самому покинуть пост.
Несомненно, Эрвиг знал толк в ворожбе. Восемь лесных эльфов, без труда найдя след леголасова коня и пятно крови на месте, где гнедой сбросил принца, таки не сумели отыскать уединенную хижину вблизи Моровых болот. След, поначалу четко различимый на снежном ковре, просто исчез, словно конь в одночасье обрел крылья. Отряд обыскал все чащи и тропы вокруг, но вскоре эльфы убедились, что попросту ходят по кругу, путаясь в собственных следах.
Уже не на шутку встревоженные, лихолесцы заподозрили, что принц похищен, и дело не обошлось без колдовства. А посему внезапное появление Леголаса живым и относительно невредимым, пусть и в жалком виде, привело дружинников в неистовый восторг. Леголас, тут же отогревшийся душой среди знакомых лиц, без всяких подробностей посетовал, что упал с коня и последние два дня провел у чудаковатого, но притом зело любезного отшельника. Ему не хотелось рассказывать об Эрвиге. О своих странных приключениях и тревожных открытиях. И самому задавать вопросы казалось так же не ко времени. Сейчас эльф жаждал лишь сухой, чистой одежды, еды, вина и полной тишины. Рукописи, лежавшие в суме, жгли его отчаянным нетерпением, настоянным на подспудном страхе. Леголас интуитивно ощущал, что в записях Эрвига его ждет нечто, чего он предпочел бы не знать. Принц не выносил этого чувства, имевшего отчетливый привкус трусости, а потому всегда стремился, не откладывая, столкнуться с причиной своей боязни и положить ей конец.
К полудню Леголас вернулся в столицу… Отчего-то ему казалось, что он оставил Тон-Гарт на целые годы, так много событий произошло за эти суматошные трое суток. Заснеженный город был забавно уютным, так приглушенно звучала поступь коня по волглым от сырости мосткам, так разом сузились старинные улочки, опушив скаты крыш и потемневшие навершия ставень рыхлой белой каймой. Княжеский замок утратил грозность и величие своих древних стен, высеребренный хрупким стеклярусом инея, и даже стрелометные орудия казались теперь сонными зверями, высунувшими любопытные морды меж башенных кавальеров.
Князь встретил эльфа у ворот замка. Черты его лица заострились, руки, все так же стягивающие на груди тяжелый плащ, заметно дрожали.
-Слава милосердному Эру… Я боялся, что вы погибли, принц, – это прозвучало скомкано, совсем не похоже на обычную гладкую и изящную речь, не изменявшую князю даже в минуты сильнейшего волнения. Однако, взглянув в изборожденное морщинами лицо и глаза, полные странно затравленного выражения, Леголас почувствовал, что Иниваэль искренне тревожился о нем.
Эрсилия была подчеркнуто сдержана с Леголасом с той самой ночи, когда меж ними состоялся тот сложный и болезненный разговор. Но сейчас она тоже ожидала его в холле и бросилась ему навстречу со своей прежней непосредственностью.
- Вы так испугали меня, милорд, – в голосе княжны звучала истерическая нота, а руки крепко охватили выстывшие от мороза ладони лихолесца, – слуга сказал, что нашел в вашей комнате следы крови на постели и ковре. Я не знала, что и подумать о вашем исчезновении, перебрала столько бессмыслиц…
На секунду задумавшись, Леголас мягко и буднично проговорил:
- Это был сущий позор, миледи. Я предпочел бы вернуться в столицу, снова побывав в когтях хищника, как эльфийский воин, но к стыду своему вынужден сознаться, что меня, будто деревенского увальня, сбросил конь. Я неудачно ударился оземь и неизвестно, сколько пролежал бы без чувств, если бы не доброта знахаря Эрвига, что случайно обнаружил меня в лесу. Вы, несомненно, слышали об этом сердечном старце.
Еще договаривая эту тираду, эльф внимательно вгляделся в лицо княжны, ожидая реакции на имя лекаря. Но Эрсилия лишь слегка нахмурилась:
- Эрвиг? Я слышала это имя в детстве от матери, она говорила, что он лекарь и умелец по повивальному делу. Но уже тогда маменька называла его стариком. Неужели он все еще жив? Вот уж чудеса… Эру Единый, Леголас, вы в одной тунике! А я с расспросами, словно любопытная прачка! Немедля ступайте в ваши покои, я сию минуту пришлю лакеев.
Знахарь нимало не заинтересовал княжну и уж вовсе ее не обеспокоил. Поднимаясь по крутым ступеням, Леголас окончательно утвердился в мысли, что роль Эрвига в княжестве ему еще только предстоит постичь…
День был нескончаем. Леголаса осадили гонцы с донесениями, большая часть которых показалась ему пустой. Расспросы утомляли до зубовного скрежета, тем более что по странному убеждению, диктуемому скорее чутьем, чем разумом, эльф не хотел, чтоб о смерти Эрвига стало известно.
Уже вечерело, когда принц, призвав на помощь весь отпущенный ему природой запас любезности, сослался на смертельную усталость, выразил горячую благодарность за всеобщую тревогу о его благополучии и удалился в свои покои, куда заранее попросил принести вдоволь свечей.
