Леголас лихорадочно огляделся – вода подступала к сапогам. Достаточно замочить ноги… Под колено что-то ткнулось, и опора ушла из-под руки. Лихолесец обернулся – прямо за ним стена уклонялась назад, образуя бугристый естественный уступ. Он торопливо вскочил на этот ненадежный оплот, прекрасно сознавая, что Вигге все равно не отпустит его живым, и лихорадочно ища малейшую лазейку к спасению. Вода не заполнит грот. Двери пригнаны неплотно, она вскоре устремится в коридор, но для того, чтоб расправиться с ним, вовсе не нужен потоп…
Вигге же швырнул топор на пол и встал прямо перед балансирующим на узкой ступени и жмущимся к стене эльфом, жадно вглядываясь в искаженное лицо.
- Чего примолк, перевертыш? – протянул он с нескрываемым наслаждением, – прикусил, поди, свой поганый язык. Но в одном ты прав. Я не такой, как брат. Я не кидаюсь, очертя голову, на защиту чужеземных дезертиров, не подбираю по лесам шелудивых полу-варгов и бездомных недо-орков, не лезу в пекло, рискуя головой. Во мне нет его мальчишеского идиотизма, что все называют отвагой и великодушием. Жизнь не принесла мне все на блюдце, как ему. А потому я не в пример умнее его. Мне достало самообладания и терпения, чтоб стать его правой рукой. Мне хватило мужества пойти на сделку с Сармагатом – хотя это не новость, я не первый. Но мне удалось то, чего никому еще не удавалось. Я нашел способ обставить их обоих. А ты, чернокровый, окажешь мне неоценимую помощь, которую так любезно предложил.
Вигге запнулся, ожидая реакции на свои слова, а Леголас презрительно оскалил клыки:
- Ох и удивил! Не нужно быть мастером интриги, чтоб обмануть того, кто всегда верил тебе. Достаточно быть подлецом. Что же до Сармагата – я сомневаюсь, что этот орк тебе по зубам. Как бы не подавиться…
Лицо Вигге озарилось шальным восторгом:
- Не веришь… Не хочешь верить, что простой смертный оказался победителем там, где эльфийский принц остался в дураках, – он осклабился, – так слушай. Эти бочонки ждали вести от Йолафа. Он хотел попытаться раздобыть в штабе Сармагата некий бесценный свиток, повествующий, как может исцелиться больной Волчьим Безумием. Да, да, милорд. Тот самый свиток, в котором, быть может, заключено твое спасение. Ха… братец у меня все же не промах. Он сумел его добыть и передал посыльному, которому надлежало увезти свиток из логова орка и отдать верному и надежному человеку. Этот славный малый должен был доставить свиток в Тон-Гарт некому эльфу Сарну. Все получилось на диво гладко, милорд… Все, кроме одной незначительной подробности. Сарн свитка так и не получил.
Вигге почти добродушно подмигнул Леголасу, а затем сунул руку под камзол и драматическим жестом вынул плотный кожаный сверток, украшенный варварской росписью.
- Вот, принц. Вот она, ваша единственная, последняя надежда. Поглядите напоследок, как близко было спасение. А вот это, – тут он указал на лужи, стоящие на полу и колдовски поблескивающие голубоватыми кристаллами, – это оружие, с которым мы собирались идти на столицу и надрать зад орочьей швали, когда Сармагат лишится своего козыря, – и Вигге снова покачал в пальцах сверток.
Леголас стиснул зубы, не отрывая от свертка глаз, а рыцарь отбросил дурашливое добродушие и холодно проговорил:
- Я. Я ближайший доверенный соратник Йолафа. Я сражался, я лгал, я притворялся, чтоб заслужить это место. Я годами был верен одной своей ненависти, как не смог бы быть верен и тысяче любовей. И все ради этого дня. Прежде я собирался уничтожить заготовленную воду, а в награду потребовать от Сармагата Бервиров трон. Князь все равно уже развалина. Но этот свиток все меняет. Мне больше не нужен престол, как не нужен весь этот дрянной медвежий угол. Я возьму кристаллы, заберу свиток и покину княжество. Я понесу Волчье Безумие за собой, я дам ему охватить Средиземье, и лишь я буду владеть секретом исцеления. К балрогам кольчугу, меч и брань командиров. Я стану великим целителем, я прослыву магом. А ты… твой труп останется здесь. Здесь его утром и найдут при обходе. Что может быть естественней, чем орк, что с орочьей примитивной тупостью ценой своей жизни уничтожил оружие, что угрожало его соплеменникам? Вы зря так надрались с Гослином. Я слышал ваш разговор и ваше прощание. А уж то, что ты пойдешь за мной, привлеченный моими шагами, было понятно и ослу. Я заманил тебя сюда. И сейчас держу в руках твою жалкую подпорченную жизнь.
Вигге был страшен в этот миг. Глаза полыхали фанатическим блеском, губы дрожали, словно монстр, много лет выедавший его изнутри, вдруг вырвался на волю. Леголас не узнавал прежнего могучего немногословного рыцаря, не блиставшего манерами, хмурого, в минуты волнения неловко теребившего бороду, зато твердой рукой управлявшего штабом в отсутствие командира. Где прятался в нем этот безжалостный холодный мерзавец? Где жил этот ядовитый аспид?
А предатель снова сунул за пазуху свиток, взялся за рукоятку тележки.
- Легкой вам смерти, ваше высочество, – отсек он. А затем широко хлестнул по ближайшей луже правой ногой, взметывая прямо в грудь Леголасу искрящийся веер ледяных брызг.
====== Глава 35. Сестренка ======
Это было невозможно. Немыслимо, недопустимо, преступно. Все умирали, все могли блистательно пасть на поле брани, сжимая в ладони меч, или гадко сгинуть в придорожной канаве с ножом промеж ребер. И это всегда казалось естественным и справедливым. Ведь о смерти напрасно говорят столько страшного, верно? Она вовсе не жестока, не горька, не безжалостна. Она – освобождение, она неотделимая часть бытия… Как красиво. Как разумно, как правильно… как лицемерно, как омерзительно, как лживо!!! Все могут и должны умереть, но не она! Она не могла погибнуть, не могла просто уйти, не обернувшись, не могла исчезнуть, оставив на его руках лишь бессильную тяжесть своего хрупкого тела, словно сброшенный мимоходом плащ. Где жила в нем эта слепая вера? Каким безумием она была посеяна? Отчего он никогда не допускал даже мысли, что Тугхаш смертна, как все прочие, кто жил и умирал вокруг? Почему рисковал ею, глупо и фанатически убежденный, что сможет защитить ее всегда и ото всех одною силой своей агрессивной, уродливой, неистовой любви? Да, поначалу ему удавалось… И Моргот долго с ухмылкой смотрел на его жалкое тщеславие, а потом просто ткнул пальцем под руку. И все, что ему остается теперь, это выть раненным зверем над ее телом… над пеплом последнего огонька, что он сам так легко и торжествующе затоптал…
… Хорек визгливо взрыкнул от боли, и Таргис отдернул руку, которой только что до онемения сжимал шерсть на загривке варга. Клок темного меха остался в пальцах. Таргис с бессмысленной пристальностью осмотрел его и сжал кулак, чувствуя, как к горлу подкатывается тошнота пополам с колючими комьями злобы. Он должен сейчас же что-то сделать. Немедленно предпринять что-то правильное и важное, иначе он бросится на Сармагата, вопьется зубами в его могучую шею и будет остервенело терзать ее, захлебываясь горячей черной кровью, как тогда, раньше, когда человек угасал в его исковерканном теле, уступая место необузданной беспощадной твари. Варгер выронил клок шерсти и прижал ладонь к груди, словно пытаясь зажать открытую рану. Кровь шумела в ушах, в груди сидел горячий стержень, впивающийся куда-то в глотку и мешающий дышать. Сейчас, прямо сейчас сделать что-то. Что-то, чтоб опрокинувшийся мир вернулся на место…
Серое небо слилось в молчании с белизной поля и холмов, мир заполнился плотной тишиной, сжавшись, сузившись до кряжистой фигуры на снегу. Сармагат стоял на коленях, прижимая к необъятной груди неподвижное тело в кольчуге, и Таргис видел, как мощные плечи содрогаются в такт прерывистому дыханию, а на шее пойманной птицей бьется пульс. Варгер несколько секунд смотрел, как трепещет смуглая кожа, и Сармагат вдруг впервые показался ему невероятно живым и уязвимым. Он привык боготворить господина. Он признавал перед ним свое ничтожество, он пылал преклонением, подчас не помня, сколь несовершенен бывает его сюзерен. А сейчас, снова победивший, но на сей раз, растоптанный непомерной ценой своей победы, Сармагат вдруг утратил извечный ореол безупречности и несокрушимой силы. И Таргис ощутил, что именно должен сделать, чтоб вырвать из собственной груди сидящий в ней раскаленный гвоздь. Негнущимися пальцами он вынул из сапога кинжал и двинулся к Сармагату.