«Чёрт возьми, – подумал Миша. – Одни маги вокруг, такими темпами скоро я сам наркоманом стану. Свет клином на магах и коммуняках сошёлся?». Но это произведение парня, безусловно, заинтересовало гораздо больше, чем беллетристика о книжном магазине с оккультисткой литературой, а тем более архивов об Октябрьском перевороте, о котором тот более слышать не хотел. Сбоку на листе, где страницы были напечатаны, значилось «Метро 2033». Миша слышал об этой книге, но никогда не читал её, потому что «Илиада гарпии» била все рекорды, да и в зомбоапокалипсис Орлов не верил. К сожалению, холодный голос объявил станцию «Чернышевская» и юноша с книгой о метро ушёл. Ну и что же Мише оставалось делать? Нет, книгу старушки он дочитывать не стал просто принципиально, потому что Михаил не признавал оккультизм и прочие паранормальные явления. Он относился к этому, как к отсылке сатанизма и поэтому до сих пор побаивался Виктории. Ради интереса стоило бы сопоставить всё, что о ней, о Муравьёве и обо всей этой ситуации вкратце: готка, пардон, готесса с явными прогрессирующими творческими навыками в художестве, актёрском мастерстве, игре на гитаре, соответственно и в пении, по своей глупости или психопатии бросает свой институт. Активист, с яркими радикальными политическими взглядами, хорошо осведомлена в исторической и правовой части, явно подаёт признаки душевного расстройства – лихорадочно избегает общества, скорее всего, у неё нет друзей. Имеет автомобиль, крысу, гитару и квартиру, в которой проживает одна. И всё вроде бы ничего, если бы этой личности не было бы девятнадцать лет. И не самое важное: она втрескана по уши в личность, что умерла чуть ли не век назад. А может Миша рассматривает её не под тем углом? Может быть, она сильна только в гуманитарии, а в математике и физике – бум-бум?

Слишком много Орлов думает о ней, стоило бы признать, что ни черта он о ней не знает. Даже имени настоящего, зачем ей такая конспирация? Не похожа она на типичную дуру-девочку, которая следуя актуальному в те годы течению, стала сподвижницей готической субкультуры. Более того – у неё отдельная комната оборудована под оккультистский-иллюминатский стиль. Вопрос: [где чёрный кот, вампирьи клыки и летучие мыши?] существует ли логика у этой сударыни, если пораскинуть мозгами, то готика подразумевает собой иерархию, против которой она так активно выражает протест? Нет, дорогой читатель, это рассуждения автора, а Мише в голову как раз пришёл вопрос, кой автор окаймил в квадратные скобки. Прошу прощение за лирическое отступление, автор поражается примитивности мышления собственного персонажа. Тем не менее это была такая единственная девушка [революционер!], которую он встретил и которую боялся. Миша порой думал: а не влюбиться ль?

«Площадь Ленина. Уважаемые петербуржцы и гости города, не забывайте свои вещи в салоне вагона. Если вы заметите подозрительные пакеты или сумки, то немедленно сообщите…»

- Вставай, – Виктория тронула Орлова за рукав. – Наша остановка.

- У меня уже Ленин в печёнках сидит, – пожаловался Михаил, пока социал-демократы ехали по высоченному эскалатору вверх.

- И как Владимир Ильич может кому-то надоесть? – как ни в чём не бывало вздохнула Виктория.

- Ага! Видишь, Тори, – подхватил пессимистичные порывы Муравьёв. – Не меня одного заколебали большевики!

- Мне кажется, что они мне скоро начнут мерещиться повсюду, – Миша с опаской заглянул в своё отражение на плитке стен и тут же успокоился, удостоверившись, что лицо всё же его. – Прямо как маги. Хуже, если всё сразу.

Щеки Виктории побагровели от гнева, но умело сдержав свои эмоции, на лице её совершенно не к месту растянулась хитрая ухмылка. Мишу эта ухмылка всегда задевала за живое и до безумия интриговала, значит, у этой стервы есть джокер в рукаве, который покроет все козырные карты.

- Значит, сегодня не ваш день, – тихо сказала она, параллельно со словами включив фотоаппарат.

Парни нисколько не вняли этим словам, но выйдя на улицу Петербурга из мрачного помещения метрополитена, и пророческие слова Виктории сбылись – они вышли в ад!

Перед взором их открылось дьявольское красное море: демонстрация коммунистов. Трио приблизилось к краю, где стоял молодой человек в куртке с капюшоном и пожилой мужчина. Слева – женщина и мужчина, судя по их солидности и важности – руководители компартии в городе.

Первым с троицей заговорил пожилой мужчина.

- С праздником вас.

- И вас, товарищ, – весело подхватила Виктория, отдав честь.

Они немного разговорились, Миша не стал вникать. Дементьева смотрит – раздают красные ленты.

- Вау, – как будто случайно вырвалось у неё. Выклянчила себе таки ленту, прикола на плащ. Ба! Да лента, как у Ленина на фото! Сюда бы ещё броневик, так она наверняка бы прочитала Маяковского или даже что-нибудь и посильнее, если такое существует – убила бы Орлова сразу же. И давай вертеться перед Муравьёвым назло, фотографировать его полное в несовместимости чувств лицо.

Миша в неописуемом шоке, оказавшийся в красной зоне. Он не знал, куда идти: кругом были плакаты и фотографии одного и того же человека. Что же, видимо, это судьба. Орлов случайно услышал, как неподалёку возмущались два коммуниста о нынешней молодёжи.

- Видел как сейчас ходят, всё выпятят вперёд, голову запрокинут и идут! А ума от этого нихера не прибавляется! Ум-то не там, он здесь! – и указывает себе в голову.

За пятнадцать минут набралось более 1000 человек. Глаза от восторженности, казалось, раскрылись на полную силу. Знамёна с серпом и молотом, лозунги “Избавимся от капитализма, избавимся от коррупции” и, конечно, Ленин. Собрался оркестр, стал играть марш славянки, интернационал, «Вихри враждебные». Приехало ТВ, снимали отца и его маленького сына, которые пришли на демонстрацию в последние минуты. Шествие началось. Знамёна вокруг, а они идут под лучами яркого солнечного цвета. Шествие – это что-то невероятное. Будто бы попали в прошлый век, неописуемую картину видел Миша.

- За дело Сталина и Ленина ура! – кричал человек в здоровенный рупор.

- УРА! – подхватывала толпа.

- В честь Первомая праздника солидарности трудящихся ура!

- УРА!

- Чёрта с два! Сегодня же первое мая, да ещё в городе революции! – навзрыд плакал Муравьёв, которому Виктория тоже приколола красную ленту. – Я преклоняю голову пред твоей пронырливостью! Вот что ты забыла в нашей партии, шла бы сюда, у нас никогда не хватит денег для таких же шикарных шествиях.

Виктория гордо шла, вдыхая вкус своей безоговорочной победы. – Я–социалист революционер, а мы, хоть и запрещены, но мы мешаем власти. Уже как двадцать пять лет шествия коммунистов так ни к чему и не привели. Но зато, какая атмосфера! Чувствуешь, Леттерс?

- Мне плохо…

- Так зачем мы идём вместе с ними? – не понимал Муравьёв.

- Они направляются от площади Ленина в сторону набережной, где находится наша гостиница! Нам по пути с ними, кстати, и в прямом и в переносном смысле!

Миша почувствовал себя потерянным. У него никогда не возникало такого дискомфорта от толпы, теперь же сборище словно задавливало его энергетикой, которой у него не было. Закружилась голова. Стоило бы поторопить Викторию, чтобы они набрали шаг и поскорее вышли из этой какофонии звуков и маршей. Сионистских маршей!

У всех людей на одежде присутствовал элемент красного цвета, который рябил глаза до слёз, а закрыв их, он бы обязательно наткнулся на кого-то, кто шёл впереди. Но кто ищёт, тот найдёт, и до Орлова снизошло спасение: в глубине красной толпы он увидел человечка маленького роста, худенького, хрупкого, но на нём не было ни красных лент, ни значков – никаких коммунистических символов. Правда, он стоял в это время к Мише спиной, но чёрт – дьявольски притягивал на себя взгляд. Человек быстро прокрадывался среди толпы, чудом никого не задевая, и достиг своей цели – главенствующий парадом. Пока тот славно восклицал лозунги, он точно, словно молния залез к нему в карман и вытащил набитое портмоне. Воришка по привычке оглянулся вокруг, и быстро метнулся прочь из толпы.