3. Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов Президента Российской Федерации? (67.0 % ответивших “да”)

4. Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов Российской Федерации? (71. 2 %, ответивших “да”)

5. Считаете ли Вы легитимной заявленное Временное правительство Российской Федерации и заявленную новую оппозицию? (78.4 % ответивших “да”)

Крики, визг, рыдание, смех... Всю Россию потрясли в эту минуту людские эмоции. Счастье в каждом взгляде, в каждой улыбке и не вериться вовсе, что это происходило на самом деле. Россия сошла с ума, но это был первый крик человека, который вышел из длительной комы или летаргического сна. Как первый крик новорожденного младенца – в устах каждого. Действительно, это была всеобщая радость. Не играло музыки, не запускали фейерверков – и никому они не были нужны. Человеку, охваченному абсолютным счастьем, не нужна была лишняя атмосфера. И даже заядлые скептики и пессимисты пустили слезу. Да, предстоял выход из кризиса... Но это ничего. Ведь ничего страшного! Ведь если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно...

Искренний восторг и слёзы. Как тогда, давным давно, когда страна рыдала от залпов Великой победы, когда пришло известие о первом человеке в Космосе. Народ с тех пор уже успел забыть с тех пор, что такое настоящая радость. И можно уже наконец вскочить со своего стула и закричать во весь голос: “Вы же не верили, а я вам говорил! ВЫ НЕ ВЕРИЛИ!..”

А что творилось на площади!.. Толпа обезумела от всеобщего прилива эмоций: люди обнимались, плакали, кричали. Какой это был тяжёлый путь, и с каким сердцем принимаешь то, что всё уже кончилось. Скепсис, неверие, непонимание и счастье. Бесконечное счастье, которое ничто никогда не нарушит...

Из ближнего края толпы грянул выстрел. Люди, перепуганные грохотом пальбы, закричали и бросились в стороны – лишь бы не на землю, иначе неминуемо затопчут. Михаил Орлов, стоящий рядом с краем сцены с ужасом увидел, как Виктория, схватившись за шею, издала звук, похожий одновременно на рычание и визг. По рукам, с шеи на плечи заструилась ярко – алая жидкость из простреленной артерии. Виктория медленно опускалась на землю, практически теряя сознание и задыхаясь, но не отнимала руки от ранения. Орлов первый бросился к ней. Он подхватил девушку, перенимая у неё право задерживать пульсирующее кровотечение.

Он бормотал какие-то сумбурные слова, паниковал и одновременно старался успокоить, повторяя, что мы выиграли и теперь всё будет хорошо. Виктория ничего не слышала. Она, побелев словно мертвец, старалась только сквозь нетерпимую боль улыбаться ему: в голубых, больших глазах блестели слёзы. Так, как ценила его товарищество она – не ценит незаменимого сотрудника даже босс мафии, и если начало их отношений было пропитано негативным раствором, то сейчас Виктория чувствовала аромат тюльпанов. Её улыбка продержалась недолго, девушка закатила глаза и окончательно рухнула вниз, раскинув руки.

- Найдите кто стрелял!.. – кричали Вульф и Заславский.

- Скорую! Скорее скорую!..

На помощь Орлову: его одежда и руки пропитались кровью социалистки – подбежал брат, Анна, Муравьёв, и даже Герман Шустов был обеспокоен покушением. Он опустился на колени рядом с левыми.

- Снимайте ленты, – произнёс он, проверив пульс девушки.

- Нет, не надейтесь! – закричал в исступлении Миша. Слезы выступили из его глаз. Господи, почему она? Однажды он уже пережил гибель близкого человека – стал свидетелем. И вновь понимание смириться с утратой гибели… Его не было. – Она умирает, а вы её уже хороните! Я знаю, что она ещё жива! Жива! Слышишь, сука?! Жива!

- Заткнись, Орлов! – жестко перебил Шустов. – Ты своими криками только приблизишь её смерть. Снимай ленту, побыстрее, если хочешь, чтобы она выжила. Всё снимайте ленты!

Сергей понял, о чём говорит Герман, а потому сорвал с запястья ленту и отдал её правому. За ним последовали остальные. Шустов, получив достаточное количество, связал из них повязку и жгут. Он запрокинул голову Виктории, гневно выругавшись за то, что у неё такие длинные волосы, перевязал ей шею. Белые ленты в одно мгновения око стали алыми. Таким же цветом, как знамя партии большевиков.

РСФСР. Москва. 18 Марта 1919 г.

-... Смерти, смерти, голубчик...

-...Пятиминутная готовность до открытия!..

-...Прочь с дороги, мне нужно к Ленину!..

Шум переполнял здание и разрывал ушные перепонки. В таком неистовом хаосе голосов человек рисковал потеряться. Люди содрогали воздух баритонами, каждый из них издавал рык или визг со своим особым требованием, кои в общей свалке голосов невозможно было различить.

- ...Безликая масса. ТОЛПА!..

- ...Убили, право, кошмар...

- ...Кто по сему виноват? А народники-то, вспомните!..

Словно им этого давящего напряжения было недостаточно, словно они хотели разорвать на части, прожевать до кровавых жил, а затем выплюнуть, как гнилую падаль. Как у них хватает духа не слышать слова других, но всё равно продолжать гнуть свою теорию.

- ...Троцкий это упустил! Его политика!..

- ...Да от простуды, милейший! Обычная “испанка”...

Перед глазами Льва всё мелькало и кружилось. Ему явно нездоровилось, он чувствовал в себе некое недомогание, слабость и опустошённость. Пробираясь сквозь толпу делегатов, мужчина даже не представлял, что к концу съезда ему станет ещё хуже. А пока наркомвоенвор рукой оттягивал петлю галстука, чтобы тот не так сильно давил на шею, затрудняя дыхание. Интуиция товарища Троцкого не подвела: он подозвал к себе Григория Сокольникова – мрачного члена реввоенсовета для важного поручения.

- Григорий Яковлевич, прошу вас зачитать мой доклад о военном положении и военной политике, – с просьбой обратился наркомвоенмор. – Вас это не затруднит? Я чувствую себя не очень хорошо.

- Хорошо, Лев Давидович, – коротко кивнул Сокольников.

Он уже был знаком с текстом доклада, однако вновь погрузился в его содержание, удаляясь в сторону под напором толпы. Троцкий с облегчением выдохнул: не пришлось уговаривать. Всем было тяжело, особенно сразу после похорон. Голова вновь закружилась. Перед глазами вновь запестрели отдельные оттенки и цвета, ноги подкосились, и Троцкий обязательно потерял бы равновесие, если бы за локоть его не удержал председатель ВЧК.

- Я прошу, держите себя в руках, – хладнокровно произнёс он, озираясь по сторонам. Публично Дзержинский никогда не позволял себе обращался к коллегам на “ты”. – Поминок не было, неужели вы употребили?

- Я в порядке, Феликс Эдмундович, – строго заверил наркомвоенмор, вдохнув для отрезвления сознания в лёгкие побольше воздуха. – И ничего подобного, о чём вы подумали. Идите за стол президиума.

- А вы? – Дзержинский насторожился и посмотрел с толпы на Льва. Последний понял, к чему был этот недоверчивый, тревожный взгляд: оценка противоречивости ситуации – подавление Осиповского мятежа в Ташкенте, через месяц большевики взяли Киев, даже несговорчивого “Батьку Махно” удалось временно переманить на свою сторону. Всё это было, разумеется, на руку Краской армии. Но под предводительством кого были достигнуты эти победы? Кадровых офицеров бывшей армии императора, завербованных Троцким. И он прекрасно знал, что эта и иные причины породили противников: тех, кто искренне считал отряды партизан единственной силой Красной армией – “военную оппозицию”. – Хотите переговорить с Радеком и Смилгой?

- Не сейчас, – отрезал Лев. Он ощущал печёнкой, что сегодня “оппозицию” спустят с цепи, и они бросятся на наркома сворой голодных собак. Нужно было сохранить оставшиеся силы на дебаты с ними. – Я за вами.

Ни слова про похороны – за это Троцкий был безмерно благодарен председателю ВЧК. Разумеется, вопрос висел в воздухе и не желал растворяться. Только ничто не проходит идеально. К наркому по военным делам за минуту до начала съезда подошёл некий мужчина в серой шинели и представился Волиным – председателем Орловского губисполкома.