- Все документы в квартире у него в сейфе. Под твоей картиной, кстати. Они все равно уже не понадобятся… – грубо ответил Орлов. Ему не нравилось, когда с ним разговаривали в подчинительном тоне, но выбирать не приходилось.

- Пароль хоть знаешь? – с иронией спросила Виктория, чуть снизив голос.

- Естественно, – Миша гордо поднял голову и скрестил руки на груди. –

Только я не понимаю, ты хочешь сказать, что нам сейчас нужно ехать за этими сраными документами?

Виктория усмехнулась.

- Нет, конечно. Квартира оцеплена, к тому же тебя ищет полиция, естественно, они будут тебя там ждать. Или снова хочешь влипнуть куда-нибудь? Тогда ко мне в квартиру можешь не бежать! Я предупредила… Мы сейчас едем в штаб.

- Куда?! – парень вскочил с дивана. – Какой ещё, нахрен, штаб?

- Одевайся! – девушка, не отвечая, ушла в другую комнату. – И шапку надень какую-нибудь. Сейчас расскажешь мне всё,

Что поделать, Миша в ее доме, пришлось подчиниться.

- Ну а теперь, когда мы преспокойно едем, за нами никто не мчится, я все тебе рассказал, может быть, объяснишь – мне показалось, или ты темнишь чего-то? Чего ты сразу начала расспрашивать, что он мне говорил, и к этим документам прицепилась?

Он сидел рядом с Викторией, которая вела машину – синюю иномарку. Миша теперь мог спокойно рассмотреть её: среднего телосложения, чересчур бледная кожа, длинные пшеничные волосы, на голове – черный ободок с бантиком на боку. Она, оказывается, носила очки с черной пластиковой оправой. Носила Вика их не всегда, только когда вела машину или рисовала: сейчас её лицо было очень сосредоточенным, и не выражало никаких эмоций.

- Конечно. Это правда, что твой отец занимался не только бизнесом. Но американским шпионом он не был. Он работал архивариусом в штабе одной из партий.

- Что за партия? – подозрительно спросил Орлов. Ему казалось сомнительно, что обычного архивариуса могли вот всерьёз взять в оборот, аж с летальным исходом.

- Не волнуйся, – Виктория улыбнулась. – Это не секта, и мы не террористы. Я познакомилась с твоим отцом недавно, когда проходила практику. Он помог мне разобраться с некоторыми документами, мы разговорились. Позже он рассказал, что его жена – большой любитель искусства и предложил мне нарисовать на ее день рождения какую-нибудь картину…

Миша саркастично ухмыльнулся: он помнил, какая воодушевленная была его мама, рассматривая произведение искусства.

- Всё это очень мило, но мне не это интересно. Так ты – партийная… Я понимаю, что возраст у девушек спрашивать не прилично, но я просто в замешательстве. Ты не мала ещё?

- Мне девятнадцать, но в этом году исполнится двадцать.

- Разве можно в таком возрасте в партию вступать? – скептично поднял брови Орлов.

- Можно, конечно. Я совершеннолетняя. Я вступила в СДСПР сразу же, как мне исполнилось восемнадцать. Или ты о том, мальчик, что в этом возрасте нужно пьянствовать и прожигать жизнь? Вот, это ты с успехом и делал, а теперь спрашиваешь у меня, за что убили твоего отца… Вылезай, приехали.

Виктория затормозила, отцепив ремень безопасности, вышла из машины. Миша вылез следом за ней.

Перед ними стояло высокое белое величественное здание, полоснувшее разительным контрастом после всё ещё стоящего перед глазами здания тюрьмы, в которой держали отца Миши – много окон, выстроенных в несколько рядов, что насчитывалось около двадцати пяти этажей

- Это и есть ваш штаб?- восторженно спросил Миша.

- С размахом устроились, ага? Вообще-то, мы как бы нелегалы. Поэтому маскируемся под исторический институт, особенно для всяких там проверяющих комиссий. И занимаем нижние этажи, ну а верхние арендуют всякие там фирмы, как оно нынче бывает. Проходи.

Виктория вытащила из сумки карточку-ключ, провела по выемке в проёме. Дверь открылась, и молодые люди прошли прямо к окну регистрации.

-Так чем вы тут занимаетесь? – спросил Миша, он мало что понимал, но старался не показаться полным идиотом.

- А чем обычно в политической партии занимаются? – с иронией спросила Виктория.

- Без понятия, – Миша пожал плечами. – Я этим не интересуюсь. Если бы знал, не спрашивал.

- Ох уж молодёшь пошла… – прошипела Виктория, вскинув голову.

- Что такое? Ну, не всем же быть такими серьёзными и образцовыми, как некоторые.

Пройдя окно регистрации, Мишка и Виктория направились к лифту.

- Архив, где работал твой отец, расположен в подвале. Он тоже входит в распоряжение партии. Мы его отремонтировали, как следует, там можно даже жить.

Лифт был просторный: в нем помимо его с Викторией находилось около десятка других людей. Однако все они были заняты своими делами и вопрос, касающийся поискового отдела, им был не интересен.

- А что конкретно изучал отец? – задал вопрос Орлов, осматриваясь вокруг себя.

- Он штудировал документы, с которых вот только недавно сняли гриф секретности. Просто одна из текущих задач нашей организации – получение данных о местонахождении одной технологической разработки. Николай Тимофеевич успел изучить документы конца девятнадцатого и начала двадцатого века, до «Апрельских тезисов».

- Разработки? Девятнадцатого века? А у них там чо, технологии были? Какие ещё тезисы, можно не так быстро?

- Точно. Я же забыла, с кем разговариваю, – Виктория скептично закрыла глаза. Когда лифт дошёл до этажа под цифрой -1, они вместе с Орловым вышли в коридор, который вёл в подпольные кабинеты. – Проще говоря, мы ищем одно уникальное оружие, которое могло создаваться или планироваться именно в тот отрезок времени. Твой папа дошёл до апреля 1917 года, в воскресение он, возможно, отправлялся за следующими материалами, но его задержали, – Девушка пристально посмотрела в глаза Миши. – Почему ты пошел туда? Чернодырие – это диагноз, но тебя же предупреждали! Ты подверг опасности себя и своих близких! И… Уж очень просто ты туда попал. В «Вертухаи» даже президент войти просто так не может…

Миша виновно опустил взгляд. Что-то мешало ему рассказать о Нефёдове, о матери и о том ужасе, что он пережил в те минуты. Руки неконтролируемо затряслись, Орлову пришлось обхватить плечи, невольно ссутулившись. Острить и выкручиваться не было никакого желания, однако пару слов для оправдания он сумел подобрать.

- Давай не будем! Я понимаю, что дурак, но охрана была глупее…

- Они тебя могли ждать, – жёстко сказала социалистка, начиная закипать. – Им отдали приказ спокойно пропустить кого-либо из семьи твоего отца, и потом покончить со всеми на месте. И… Они знали, что твой отец никакой не шпион. Они могли допрашивать его, потому что он работал на СДСПР, и, видимо, оттого, что ничего не смогли добиться – избавились.

Миша недоумевал: он еще раз мысленно повторил всю информацию, полученную от Виктории.

- Вроде политические партии не запрещены у нас в стране. Да и вас много. Почему же тогда вы скрываетесь? И нелегальны?

После вопроса наступило недолгое молчание. Социалистка, закусив губу, думала над ответом, а Орлов, горько ухмыльнувшись, следил за её мимикой.

- Как тебе сказать… – медленно начала Виктория.

- Так и скажи.

- Наша партия – оппозиционная. Мы против той власти, которая в России сейчас. Мы действуем против неё…

- Чо, прям по-серьёзному, действуте? Как, потрясанием кулаками на митингах? – улыбнулся парень.

- В прошлом году вся Москва обсуждала возможность импичмента. Это гарантированно подорвало доверие к правительству и дало малый, но точный сбой в экономике. Данной работой занималась именно наша партия.

- Так вы революционеры, что ли?! – Сложив свои домыслы, Орлов запаниковал. Он успел проклясть себя трижды, что повёлся на провокационные расспросы девчонки и сел с ней в один автомобиль. – Я теперь у вас в заложниках?

- Нет, мы всего лишь диссиденты. Но времена меняются! Послушай, – она схватила парня за плечи, приблизив к своему лицу, – ты хочешь, чтобы твой отец погиб не напрасно?!