- Я думал, что он к тебе ушёл, – оправдывался Муравьёв. – Он сначала со мной мумию смотрел, потом сказал что-то по себя и ушёл.

Прошёл час, а из администрации никто не звонил. Виктория рухнула на кожаный диван перед столом и заломила руки.

- Не волнуйтесь вы так, – утешала её ресепционистка. – У нас здесь станции метро на каждом шагу. Двадцать лет парню, кутит где-нибудь. Сам приедет. “Дурной номер, – думала она между тем. – Всё он, проклятый”.

- Он бы не ушёл, – возразила Виктория. – Не мог.

На часах было двадцать минут шестого. Плазменный телевизор, висевший ровно по центру вестибюля, неожиданно осветила голубая заставка, тревожная музыка, какую обычно показывали в случае экстренного выпуска, и через несколько секунд на экране появилось лицо диктора. Все приезжие, сидевшие в коридоре, кроме Виктории и Гриши автоматически повернули к нему головы.

«Здравствуйте. В эфире специальный выпуск новостей. Мы прервали нашу телепрограмму ввиду срочных событий, – сообщил взволнованным голосом диктор и перевернул лист. – В Санкт-Петербурге в эти минуты проходят массовые беспорядки. По данным, полученным только что, известно, что в центре города на Невском проспекте произошло столкновение нелегальной группировки правой оппозиции с сотрудниками правоохранительных органов. Екатерина Новосилина в прямом эфире с места событий. Екатерина, что у вас происходит?»

Гости города, внимая этим словам, начали возмущённо переговариваться между собой.

- Ты посмотри, только приехали, вот – беспорядки!

- Не говори. Опять фашисты объявились. Завтра, значит, вечером на Невский не пойдём.

Однако мужчина в клетчатой рубахе звучно шикнул на всех и люди продолжили слушать. На экране появилась картинка: на переднем плане стояла женщина, прижимающая к уху мини микрофон, а сзади ряд сотрудников ФСБ с касками и резиновыми дубинами пытались сдавить и окружить народную пёструю массу.

“Алексей, как вы видите, полным ходом идёт подавление этой акции, – поспешно сообщила журналист. – Отряд Федеральной Службы Безопасности сработал как всегда оперативно, однако оппозиция жёстко противится… Вот! Женщина в синей майке кинула дымовую бомбу в сторону… наших телекамер…”

Люди разом охнули. Давно, порядком давно не было таких выпусков новостей, и теперь граждане просто боялись моргнуть, чтобы не упустить ни секунды страшных, захватывающих кадров. Даже Виктория подняла голову.

«Катерина, – прореагировал диктор. – Картинка пропала, Катерина!»

“Туман скоро рассеется, а пока включим запись ранних видеокадров: всё началось с устного призывного митинга, который сопровождался вандализмом, мародёрством. Разбиты стёкла магазинов, сотрудника правоохранительных органов террористы сбросили в Неву, отобрав оружие. После первых выстрелов митингующие стали бросать националистические лозунги, насильно удерживать подле себя мирных граждан, нацелив на них оружие, пропагандируя свои экстремистскую идеологию и требуя немедленной отставки правительства.”

“Неужели началось? – подумала Виктория. – Но, что же так рано? Если только журналюги не врут и это действительно правые. Как же я их ненавижу”

В этот момент на её мобильный позвонили. Девушка, не отрывая взгляда от телевизора, достала из сумки телефон, очки, и, читая бегущую строку, ответила:

- Ало.

- Зомбоящик смотришь? – прозвучал из трубки глухой голос Заславского.

- Так точно. Народ со мной тут рядом изрядно напрягся. Объясните, что случилось?

- Лучше ты мне объясни, – голос Заславского был напряжён и зол, – почему Орлов среди митингующих?

Виктория побелела, как мел. Её глаза заметили, как сквозь дымовую завесу пробираются несколько молодых людей, в числе которых...

- Орлов?! – воскликнула она. Муравьёв тут же обернулся на неё, подозрительно буравя взглядом.

- Да-да, твой подопечный, которого ты брала под собственную ответственность попал в окружение ФСБ, – безжалостно вынес вердикт шеф. – Как получилось, что ты его потеряла, я не спрашиваю. Скажи, какого дьявола он на митинге? Его раскрыли?

- Я... Я не знаю, – Виктория вскочила с дивана и ринулась на проходную лестницу, т.к. из-за восклицаний пролетариев ничего не было слышно. – Он же Леттерс, его бы ни в жизни не раскрыли, он не такой дурак, спасибо Господи. Тем более правые...

- Это не правые, Вик, – вздохнул шеф, – они такие же умеренные и левые, как и мы, и такие же граждане, как и все, и также требуют справедливости. Только вот таким неграмотным способом. Я навёл справки, они не являются партией, считаются межрайонцами – обыкновенные бродяги. И ничего кроме как громить всё в подряд – не придумали. Можешь выдохнуть, это не прямой эфир, митинг прошёл ещё час назад, арестовали двенадцать человек из которых нашего попаданца нет. Я хотел звонить раньше, что что-то у вас с линией коммуникации случилось – не дозвонишься. Скажи лучше, что с пророком?

- Пророк?.. – переспросила Виктория, вытирая пот со лба. – Сидит. Мы были у него первого, но нам сказали подождать разрешения несколько дней...

- Сегодня было уже пятое! Ты тянешь до последнего, а это плохо, очень плохо! Завтра же к нему, и чтобы вопрос с ним в ближайшее время утрясся. Передай Муравьёву, что на его совести – наши здешние союзники. Отбой.

Девушка, отключила телефон, держась за сердце. Ноги её отказывались держать, коленки затряслись. Виктория набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы не выдать себя перед людьми, но Муравьёв, который стоял напротив в дверном проёме серьёзно смотрел на нёё.

- Ничего не хочешь рассказать? Скажем, о Михаиле Орлове?..

====== Глава 33. Война и «мир» ======

Единство — вот залог победы, в войне или мире — все равно.

(с)Г. Ролленгаген

РФ. Май 2017 г. Санкт-Петербург.

Виктории пришлось сказать Муравьёву правду: при всех этого было делать ни в коем случае нельзя и на лестничной клетке оставаться было не безопасно. Вернувшись в номер, Дементьева, предварительно вздохнув, не спеша, по порядку рассказала обо всём, что знала.

При открытии для себя каждой новой подробности у Гриши всё больше округлялись глаза. В конце концов, когда Виктория закончила и устало присела на стул, он воскликнул:

- И как же ты, скажи, могла сомневаться в нас?! Столько всего преодолели вместе, а ты вот так?

- Когда вы познакомились, Миша сказал, что Константин при любых обстоятельствах разоблачит его, дескать, что со жмуриком церемониться...

- Да он шутил! – не выдержал Муравьев и перешёл на крик. – Жена, у тебя совсем голова от конспирации съехала? Николай Тимофеевич был для нас примером для подражания, одним из лучших партийцев, и чтобы хоть кто-то заложил его сына?! И паспорт поддельный, и фамилию, зачем-то, еврейскую выбрала, ну это я понимаю – Петерс, Леттерс... Но своим врать!.. Я крайне в тебе разочарован.

Виктория гневно бросила свирепый взгляд на Муравьёва,сильно сжав руки в кулаки.

- А кто просил вас шутить?! – чуть не плача, спросила она. – Как же меня достал весь этот ваш фирменный сарказм, где уж нам найти искреннее друг к другу отношение: всё на пафосе и сарказме! Мат-перемат через слово, на каждом заседании получасовой перерыв на перекур, качаем игры из интернета – ни грамма серьёзного отношения, всё, на что смелости хватает! И после этого как к вам по-другому относиться, а?! Да вы плевать на уважение хотели, выдали бы с программистом Орлова с потрохами. И хватит, наконец, называть меня так – я давно тебе не жена, а ты и рад съязвить. С Катькой и язви!

- Да, Катя хотя бы юмор понимает, а ты вечно – от горшка два вершка, а серьёзнее самого Заславского. Скучно с тобой, вот что.

- А партия не для того создаётся, – Виктория нахмурилась, снизила голос и медленно встала с кресла, – чтобы в ней было весело. Партия, к твоему сведению, это организация лиц, которая намерена бороться за право власти. Хочешь сказать, что вы – ярый пример замены этой самой власти? Нет, не лучше либералов. А я, дура, стремилась к эмансипации, чтобы в партию вступить.