Виктор посмотрел на мою руку, а потом поднял взгляд на мое лицо и склонил голову набок, насмешливо прищурившись.
- Ты думаешь, это будет хорошая идея? - спросил он, улыбаясь.
- Я не хочу думать, - я качнул головой. - Я хочу увидеть. Его. Твоими глазами. Твои воспоминания.
Он пристально вглядывался в мое лицо. Теперь, когда я знал, что он может читать мысли, его близость напрягала меня еще сильнее, и я всеми силами держал на лице непроницаемое выражение, чтобы он ни о чем не догадался.
А потом он склонил голову, и я принял это за разрешение.
Большие, жемчужно-серые, пушистые - они доставали ему до колен, и когда я перевел взгляд на них, они чуть двинулись к его плечам, словно он хотел обнять себя ими, но передумал. Я никогда не трогал ничьи крылья, кроме Его, и сейчас ощущал, как дрожат пальцы от одной только мысли, что я могу протянуть руку и…
- Не повернешься спиной? - поинтересовался я.
- Ты можешь коснуться и так, - улыбнулся он.
Закусив губу, я несколько секунд раздумывал над этим, пока не догадался, что ему хочется видеть меня, когда он покажет свои воспоминания. Мне не нравилось это, не хотелось давать ему возможность читать все по моему лицу, но иного мне не оставалось, и недолгие колебания привели к тому, что я поднял руку над его плечом и нерешительно дотронулся до жемчужных перьев.
Они были мягкими, будто покрытые пухом, как у птенцов, и на несколько секунд я утонул в этой мягкости, но, как и все, что его касалось, они были под стать своему хозяину: когда я положил ладонь на его крыло, я почувствовал под нежным пухом плотно прилегающие друг к другу перья, более жесткие, гладкие и холодные на ощупь, словно тонкие металлические пластинки.
А потом я закрыл глаза.
В первое мгновение я подумал, что он обманул меня и не стал ничего показывать: перед глазами была сплошная темнота, без единого проблеска света, словно я спал без сновидений, и когда я уже хотел возмутиться, по тьме прошла волна ряби, будто по гладкой поверхности воды, и я увидел его воспоминания - сначала размытые, мутные, а потом они становились все четче и ярче, и появились силуэты…
И я увидел Его спину. Обнаженную, прямую, гладкую, без единого шрама, не считая едва заметных следов от когтей, которые были слишком легкими, чтобы остаться на всю жизнь. Я увидел Его кожу, усыпанную веснушками, как ночное небо усеяно звездами; они выделялись на бледной коже едва заметными пятнышками карамельного цвета, и вся Его спина была покрыта этим солнечным рисунком до самого пояса, скрытого белоснежной простыней. Я скользил взглядом по изгибу Его шеи и широким плечам, по линии чуть выпирающих лопаток и крепких рук, а потом Он обернулся и у меня захватило дух.
У Него были светлые волосы. Более темные ближе к корням и пепельно-серебряные на концах. Он был чуть взлохмачен чьей-то небрежной, но ласковой рукой, и даже несмотря на это, Его волосы все равно выглядели аккуратными, словно даже эта легкая небрежность была так задумана.
Опустив взгляд, я с удивлением рассматривал Его лицо. Он выглядел светящимся, спокойным и… счастливым. Я никогда прежде не видел Его таким, но Он буквально излучал этот свет, преображающий Его лицо и делающий таким нежным и теплым взгляд Его гл…
Минуточку.
Я с трудом удержал желание резко податься вперед и повернуть Его голову к свету, чтобы убедиться, что мне не показалось.
У Него были серо-голубые глаза. Сейчас, то ли освещение, то ли еще по каким-то причинам, но они были ближе к зеленому и голубому, словно меняли цвет от настроения, времени и спутников рядом.
Ни черной бездны, ни красного пламени. Туманно-морское, лазурное спокойствие.
Он был в человеческом обличии. Невыразимо прекрасный, светящийся, счастливый… Человек.
Протянув ко мне хрупкую руку без когтей, Он взял меня за запястье и потянул к себе, и я придвинулся к Нему. Обняв, Он уложил меня на спину и навис надо мной, мягко улыбаясь. На Его носу, губах и щеках проступила россыпь бледных веснушек.
- Когда-нибудь ты устанешь от всех этих игр, - произнес Он, и Его голос, напоминающий мурлыканье, вдруг проник прямо в мое тело, разносясь по клеточкам и вызывая дрожь.
На несколько секунд я даже растерялся, не понимая - моя это дрожь или смутные ощущения принца, сохранившиеся в воспоминании.
- Когда-нибудь мы оба повзрослеем, Адам, - ответил я Ему голосом Виктора и, обхватив Его лицо ладонями, притянул к себе для поцелуя.
Он был в человеческом обличии, от Него почему-то пахло молоком и сиренью, Он был теплым, мягким, близким и родным… и не моим.
Отчаяние захлестнуло меня; я крепче обнял Его, и Он, с тихим стоном выдохнув в мои губы, сжал меня в своих руках и перевернулся так, что я оказался над Ним. Распростертый на спине, с сияющими глазами, похожий на ангела до падения с небес, Он вызывал у меня смутное желание защитить Его, никому не отдавать, как будто можно повернуть время вспять и не дать тьме захватить Его сердце, убить Его. Ощущая Его руки, сжимающие мою талию, я смотрел на Него и боялся пошевелиться, боялся спугнуть это странное чувство, вдруг раскрывшееся внутри меня, как распускаются цветы с восходом солнца.
А потом меня осенило, что сейчас я смотрел на Него в воспоминаниях Виктора, тех воспоминаниях, когда Он еще не встречал своего человека и был способен тянуться к другим, был способен на чувства, мог привязываться и бояться отпустить…
И от этого у меня вдруг так сильно защемило сердце, что я едва не задохнулся. Лежа на спине, Он нежно смотрел на меня, положив руку на мою шею и касаясь большим пальцем моего подбородка и нижней губы, и я почти не дышал, рассматривая Его и пытаясь понять, что могло так сломать Его, чтобы Он утратил этот свет изнутри, чтобы Он замкнулся в себе и отвергал всех, кто тянулся к Нему.
- Я бы хотел сказать, что я люблю тебя, - тихо сказал Он, и Его улыбка стала чуть слабее, - но это не так. И я никогда тебя не полюблю. И ты никогда не полюбишь меня.
«Я уже люблю тебя», - чуть не ответил я.
Но тут воспоминание изменилось. Рябь, будто на поверхности воды, вдруг размыла Его черты лица и сделала все вокруг нечетким, на несколько мгновений погрузив меня в темноту, а потом я увидел Его перед собой. Вечный огонь подземелий Ада отбрасывал блики на волосы цвета вороного крыла, пока Его черные глаза с алыми всполохами скользили прожигающим взглядом по моему лицу. Он был спокоен, холоден, опасен и притягателен, и я почти не дышал, рассматривая Его.
Стоя в двух шагах от меня, Он держал меч, приставив острие к моей шее, и я содрогнулся, вспомнив, как мы с Ним бились и как Он был уверен в себе, как, не колеблясь, наносил удары и ранил меня, словно я был Его худшим врагом.
Сейчас Он стоял, вытянув меч в руке, и не сводил с меня взгляд, и отголоски чувств Виктора на тот момент подсказывали мне: принц действительно считал, что Он его убьет. Он выглядел решительным, мрачным, убийственно прекрасным, и мое сердце оглушительно колотилось при мысли о том, что тогда, несколько веков назад, Он пощадил Виктора и, не задумываясь, убил меня.
Его пальцы так сильно сжимали рукоять меча, что она вот-вот могла рассыпаться в прах в Его руке. Казалось, что Он убеждает себя не колебаться, борется сам с собой, и я внимательно следил за Его лицом, но Он почти не позволял себе показывать эмоции.
А потом Он едва слышно выдохнул и отступил на шаг назад, опуская руку, и я неверяще уставился на Него. Он не сводил с меня внимательного взгляда, ничего не говорил, и я не мог заставить себя произнести хоть слово, просто рассматривая Его белое лицо с горящими глазами.
А потом воспоминание снова изменилось.
И я с трудом устоял на ногах, когда увидел Его в моих объятиях. Крепко прижимая меня к себе, Он запрокидывал голову, подставляя шею под мои губы, и я поднимался по Его коже вверх к подбородку, запустив пальцы в Его волосы и чуть оттягивая Его голову назад. Он снова был в человеческом обличии, от Него опять пахло лавандой и молоком, и это будило во мне голод, почти животное желание вцепиться в Него, укусить, попробовать Его на вкус.
