Стоя на берегу, там, где Он оставил меня после того, как перенес, я зачарованно следил за тем, как Он идет и черные воды словно бы расступаются перед Ним и Его красотой. Едва дыша и даже не мигая, я скользил взглядом по линии Его плеч и накаченных рук, по рисунку шрамов на спине, по изгибу бедер, по иссиня-черным волосам гордо поднятой головы… и не мог отвести взгляд. Не мог перестать любоваться тем, как Он зашел в воду по пояс и остановился, и шрамы на белой спине вдруг стали заметнее, будто в сравнении, в контрасте с черной водой. Я не мог перестать любоваться тем, как Он откинул голову и мягкий свет скользнул по Его волосам, будто невесомый поцелуй ангелов с небес; на мгновение я увидел Его закрытые глаза и то, как небрежно Он провел рукой по своим волосам, отбрасывая их со лба, а потом вытянул руки над головой, потягиваясь, и каждое Его движение было грациозным, будто у хищника, расслабленного полуденным солнцем.

А потом Он нырнул и скрылся под водой.

И там, в Зазеркалье черной воды, наши призрачные отражения соединились в неведомом танце, когда я, сняв одеяние, осторожно вошел в воду. Она обступила мои ноги, мягко целуя мою кожу; я шел медленно, перед каждым шагом аккуратно пробуя на ощупь мягкий песок под ногами, смешанный с гладкими камушками. Вокруг было так тихо, что я слышал пульсацию собственного сердца - так, будто оно было распято на каменных стенах.

Он вынырнул в нескольких метрах от меня, наблюдая за мной, будто хищник. Он вынырнул, затаил дыхание и тут же скрылся под водой до самых глаз, горящих ярким пламенем, и вода стекала с Его мокрых волос, спадающих на гладкий лоб.

Не сводя с Него зачарованного взгляда, я зашел в воду, сделал глубокий вдох, оттолкнулся от дна и поплыл. Несмотря на темный цвет, вода оказалась прозрачной; подплывая к Нему, я видел очертания Его белого тела сквозь темную поверхность воды, будто через негатив фотопленки; видел, как Он протянул руки под водой ко мне и обхватил мое тело, притягивая ближе к себе.

Вода стекала по Его волосам на мое лицо; обвив Его талию ногами и обнимая Его за шею, я целовал пухлые губы со вкусом предательских небес, и перебирал кончиками пальцев мягкие волосы на Его затылке. Его ладони лежали на моей спине; я кожей чувствовал Его когти и массивные перстни на пальцах, и эти ощущения вдруг захватили меня с головой.

Там, где Он напоминал мне опасного хищника, скрывающегося в черной воде, прекраснейший из демонов и опаснейший из ангелов раскрыл передо мной свое сердце и позволил завесе прошлого пасть, обнажив передо мной многочисленные раны, похожие на те шрамы, которые остались на Его спине.

Там, в зеркале черной воды, Он рассказал мне свою историю.

«Я родился в восьмом веке. Единственный ребенок в семье. Аристократка-мать вышла замуж за демона без рода, но их брак был очень сильным для демонического мира, с нетерпением ожидающего их ребенка. Незадолго до моего рождения они обратились к предсказателю, чтобы узнать мою судьбу, но он ничего им не сказал. Приближенный моего отца, демон, который был кем-то вроде правой руки, как Сайер для меня, впоследствии рассказал мне, что старец-предсказатель побелел, как полотно, но наотрез отказался разглашать увиденное, за что мой отец приказал лишить его языка. Я до сих пор не знаю, что он увидел - реки крови, которые потекли, когда я взошел на престол, или темный мир, который дрожит от страха перед моим именем, но он увидел что-то обо мне и унес это предсказание с собой в могилу. Может быть, если бы он рассказал, какое чудовище носит в утробе моя мать, демонический мир настоял бы на том, чтобы меня умертвили еще до рождения…»

Под водой я открываю глаза и вижу, как Он уплывает от меня, рассекая темную воду плавными, но четкими движениями. Он разводит руки и Его лопатки на мгновение почти сходятся на широкой спине, меж многочисленных шрамов. Вода ласкает Его шелковые волосы; Он отталкивается от серебристого дна, разворачивается в воде лицом ко мне и протягивает руку в немом приглашении присоединиться, и я плыву к Нему.

«…мой отец, не имея за плечами ни имени, ни рода, обладал стойким и волевым характером. Характером прирожденного правителя. У меня не осталось теплых воспоминаний о нем. У нас с ним никогда не складывались хорошие отношения: он хотел наследника, который смог бы мудро править Адом, а я был слишком… открыт миру для этого. Меня мало интересовал демонический мир. Я любил человеческий. У нас с ним было много разногласий по этому поводу, а потом… я кое-что сделал. В десятом веке.

- Что-то неправильное?

- Не знаю, правильное или нет, но я не жалею. Он не простил меня за этот проступок. Он сразу понял, что я подставил себя и подставил империю, обрекая их на беспокойство о наследнике, потому что мое правление встало под вопрос после того, что я сделал. Мать встала на мою сторону и защитила от его гнева, предложив, в каком-то роде, просто закрыть глаза, но холодность в наших с ним отношениях так никуда и не исчезла до самой его смерти…»

Он раскрывает крыло и показывает мне своего отца. Высокий, широкоплечий мужчина с темно-синими крыльями до щиколоток; нос прямой, а взгляд черных с серебристыми всполохами глаз - пронизывающий, твердый, смотрящий прямо в душу. Он унаследовал от отца эту гордую посадку головы, этот взгляд, это тело и эту странную ауру, которая, кажется, ставит тебя на колени стоит только ее хозяину войти в комнату. Ауру правителя. Прирожденного правителя, как Он сам сказал.

«…в пятнадцатом веке я встретил Виктора. И его, и мои родители знали, что это будет прекрасный союз; во многом потому, что все они игнорировали мою невозможность влюбиться. Они пророчили нам альянс, которого боялись бы другие суммусы и Судьи; долгое время и меня, и его готовили к тому, что мы должны составить удачную партию после встречи. Наши родители ждали, что мы поженимся и станем могущественной парой, объединив наши территории, но я не мог полюбить его, а он не хотел влюбляться. Возможно, какое-то время Виктор действительно испытывал ко мне что-то, но это не было любовью. Ему нравилось обладать мной, пробовать на мне свои чары, контролировать меня… но влюбляться он не хотел. Он хотел притягивать к себе других демонов и людей, хотел, чтобы его боготворили и обожали, хотел почитателей на одну ночь и жертв во имя того, что сам не испытывал и испытывать отказывался. Когда он начал давить на меня, я сбежал, но, не буду лгать, он всегда умел найти способ обойти мою защиту. Это одна из причин, по которой мы с ним сходились и расходились четыре века, пока он не сделал то, за что я поплатился своей свободой: он убил человека, которого я любил…»

Под водой перья Его крыла на ощупь напоминают шелк. Я накрываю их ладонью, поглаживаю кончиками пальцев, смотрю Его глазами на Его жизнь и чувствую, как погружаюсь в Него, будто в прозрачную черную воду. Он обнимает меня крылом, мягко касается губами моей шеи и закрывает глаза.

Из образов Его крыла на меня смотрят лукавые насыщенно-фиолетовые глаза: Он хранит воспоминание о Викторе, где принц лежит на постели полуобнаженный, подпирая голову рукой, и пряди русых волос спадают на его лицо. Он напоминает лису; я думаю о том, что он практически не изменился с того времени, но понимаю, что что-то едва ощутимое проскальзывает в том, как он движется. Сейчас он стал менее порывистым, более плавным, более осторожным, несмотря на то, что сохранил свою демоническую, притягательную невинность, заставлявшую его бесчисленных жертв бросаться прямо в объятия пламени и обжигать свои крылья. Он сохранил этот огонь и этот яд, но он стал распоряжаться ими аккуратнее.

«…в шестнадцатом веке я взошел на престол, заняв место своего отца. Это был темный век, богатый на кровавые перемены: я изменился. Война за территорию, освободившая мне путь к престолу, унесла жизни многих демонов и открыла передо мной тьму, в которую я с готовностью окунулся. Она сделала меня беспощадным, жестоким, черствым по отношению к чужим чувствам. Я убил сотни тысяч демонов, мое имя стало непроизносимым табу, а при встрече со мной демоны всех рангов и сил трусливо отводили взгляд. Я стал сводным братом смерти, сыном удушения, которое убивало тех, кто осмеливался озвучить мое имя. Меня боялись и ненавидели, а за моей спиной перешептывались, но если я входил в комнату, все голоса в ней смолкали. Я называл это властью. Они называли это страхом. Они боялись меня и презирали себя за этот страх, но он всегда был сильнее. Я внушал им животный, бесконтрольный ужас, опасение за свою шкуру, боязнь быть убитыми, не успев даже раскрыть рта, и очень скоро слава обо мне распространилась по всему земному шару. Меня стал бояться весь свет и я стал живым олицетворением тьмы. Со своими бескомпромиссными методами я стал представлять угрозу для Судей и их строгой иерархии подчинения, и они начали искать способ свергнуть меня. Много времени для этого и не понадобилось: демон, который был приближен ко мне и имел надо мной власть, любил опасные игры без правил…»