- Мое почтение коню самого короля Эдмунда! – звонко заржал Игого, пританцовывая на месте от восторга. Количество новых друзей и место, в котором он оказался спустя столько скитаний, не могло вызвать иных эмоций.

- О, братья и сестры! – обрадовался Филлип и заговорщески добавил: - Давно мне было не с кем поболтать по душам. Местные кони такие высокомерные и недалекие, кошмар.

- Мы тоже очень рады, - Уинни вела себя поспокойней друга и толкнула его крупом, прося утихомириться. – Жаль, нам пока не представилась честь познакомиться с королем Эдмундом.

- Это легко исправить, – из глубин стойла Филлипа вынырнул младший король, сжимающий в руках кучу бинтов. Он никому не доверял заботу о своем преданном товарище, пострадавшем в бою, и лично занимался перевязкой.

- Надо же, Вы еще и конюх! – восхитился Игого и охнул, когда Уинни толкнула его носом, мол, что несешь? Корин также был удивлен. Он знал об увлечении короля, но не думал, что тот своими руками будет возиться в навозе и прочем нелицеприятном наполнении стойла.

- За годы правления чему только не научишься, - усмехнулся по-доброму Эдмунд. – И король, и конюх…

- Весьма неплохой, хочу заметить, - фыркнул Филлип. Мужчина потрепал жеребца по шее, запуская пальцы в тщательно вычесанную гриву.

- Тельмар, по крайней мере, не жаловались. Ладно, пошел я. Вы тут знакомьтесь, болтайте о делах ваших лошадиных, а мне пора. Корин, и тебе тоже.

Мальчик потупился. Ему все казалось, что Эдмунд на него сердится, но нет. Он словно и позабыл, в каком гневе пребывал еще позавчера, будто то кануло в далекое прошлое. Хотя это, вероятно, и было самым мудрым решением. Корин набрался храбрости и уточнил:

- Куда нам пора?

- На совет. Судьбу Рабадаша нужно решать, вечность в неволе его держать нельзя, - король заметно помрачнел. – Тебе там тоже нужно присутствовать. Позови Люси, вдруг она забыла.

Корин со всех ног кинулся обратно в лазарет. По пути он решил, что и Аравиту следует позвать, ведь она подруга Кора. Непонятно, дает ли это ей право присутствовать на совете, но интуиция не обманула. Бывший Шаста был дико рад увидеть Аравиту в полном здравии, и на совет она попала без каких-либо препятствий. Пока дети болтали меж собой и обсуждали события недавних дней, взрослые переглядывались и изредка вздыхали. Лица у всех были хмурые. Предстояло найти ответ на нелегкий вопрос: что делать с царевичем Рабадашем, вероломно напавшем на Анвард? Жить ему или умереть – решится именно сейчас, на торжественном и историческом собрании.

- Отрубить ему голову, и всего делов, - отрезал лорд Перидан, и часть Эдмунда была с ним полностью согласна. – Убийца иного и не заслуживает.

- Нет сомнений, он редкостный негодяй, - кивнул младший король, глубоко задумавшийся. Его личная неприязнь к Рабадашу не знала себе равных, однако стоит ли руководствоваться лишь ей? Когда-то и его самого нарнийцы не любили, много грехов за ним водилось. Без дарованного Асланом шанса на исправление не сидел бы Эдмунд за этим столом, решая судьбу Рабадаша. Если судить поспешно, не взошел бы Каспа на трон Тельмар и все его соотечественники погибли бы от руки Питера. Царевич проиграл, как и Тархистан. Это уже немало. Нужно ли брать еще больше, отбирать и его жизнь? – Но даже он может исправиться. К тому же, убивать безоружных – не дело.

- Поддерживаю, - произнес король Лум. – Если мы убьем царевича Рабадаша, Тисрок немедленно нападет.

- Между нами пустыня, которую не под силу пересечь даже огромному войску! – воскликнул принц Корин. Новоявленный принц Кор сидел молча и внимательно слушал старших. Король Лум взглядом осадил младшего сына.

- Не нужно призывать грозу, которую негде переждать. Тисрок, возможно, и не знал о выходке своего сына.

- Все он знал, - возразил Эдмунд, припомнив слова Рабадаша в битве. Он сказал это в запале, считая себя победителем, а значит, то было правдой. – Оставил себе путь для отступления. Это в традициях Тархистана, однако смерть наследника заставит его действовать. Нельзя этого не учитывать.

- Может, взять с царевича слово, что он больше не будет? – подала идею Люси. Ей, обладающей добрым и милосердным сердцем, не хотелось проливать чью-то кровь. Жаль, что нарнийская честность в мире редко встречала понимание.

- Скорее обезьяна его сдержит, чем Рабадаш, - процедил Эдмунд. – И дай то Аслан, это произойдет не за нашими спинами.

- Он ведь воин. Значит, человек чести. Ну, хоть частично, - заметил негромко принц Кор. Видимо, ожесточенная битва не разрушила его романтические представления о рыцарях. Младший король ничего на это не ответил. Он уже высказал все, что думал. Лум решил попытаться, догадываясь, что толку от этого не будет, и велел привести Рабадаша на совет.

Царевич выглядел оголодавшим, хотя условия его содержания были более чем достойными. Орландцы – не тельмарины и к пленному относились с должным уважением, хотя в ответ не получали ничего. Рабадаш явно считал себя пострадавшей правой стороной. По одному его свирепому взгляду Эдмунд понял, что говорить тут не о чем, и нахмурился.

- Вы и сами понимаете, Ваше Высочество, - начал король Лум, - что и по законам, и по справедливости мы вправе отнять Вашу жизнь. Однако принимая во внимание молодые годы и то, что Вы выросли, не ведая ни милости, ни чести, среди тиранов и рабов, совет готов Вас отпустить. С некоторыми условиями, разумеется.

- Нечестивый пес! – вскричал Рабадаш, предприняв попытку вырваться. – Легко говорить со связанным пленником! Дай мне меч, и я покажу тебе, каковы мои условия!

Все повскакивали со своих мест. Многие жалели, что не поддержали лорда Перидана. Принц Корин и вовсе пришел в ярость, услышав оскорбление в адрес отца. Он даже порывался побить пленника, на что Лум, конечно, позволения не дал. Он обладал превосходной выдержкой и попросил всех успокоиться. Не прислушался к этому мудрому совету только Рабадаш.

- Я не собираюсь ничего обсуждать с дикарями и их подельниками! – рычал он, пытаясь скинуть цепи. – За малейшее оскорбление Тисрок утопит ваши страны в крови! Сама Таш обрушит на головы неверных свое проклятье. На неверных и отступников, коих я вижу в этом зале! Их плата за предательство будет страшна, - Аравита вся подобралась от пылающего взгляда, коим ее пронзили. Кор, спокойного и миролюбивого нрава, гневно поджал губы. - Многие сотни лет люди будут помнить жаркие костры и пытки. Берегитесь!

- Где же была твоя Таш, когда ты на крюке болтался? – воскликнул запальчиво Корин.

- Не стоит насмехаться над слабыми, сын мой, - одернул его Лум. – Что же насчет тех, кто сильнее тебя… Тут поступай как знаешь.

Эдмунд молча наблюдал за Рабадашем, грозящим кровавой расправой всякому, кто посмеет проявить к нему неуважение. В памяти невольно всплыл Питер, который без угроз и крика все равно был на голову выше всех тельмаринов, что его окружали. По сравнению с его полным достоинства величием царевич Тархистана смотрелся жалко, как и все его слова, хотя сам Рабадаш того наверняка не понимал. И в этом ничтожестве Эдмунд долгие годы видел соперника? В сердце короля помимо презрения мелькнуло и разочарование. Как можно соперничать с тем, кто с самого начала был ниже и слабей, более того, сам себя таким и сделал? Борьба подразумевает равенство, которое сейчас рассеялось как дым. И, было то чистым совпадением или же чем-то большим, в миг осознания двери зала распахнулись. Когти на мягких, больших лапах клацнули о мраморный пол совсем тихо, однако все присутствующие встали. Встал и Эдмунд, не в силах отвести глаз от того, кто не показывался в течение четырнадцати лет. Сам Аслан почтил собрание своим присутствием.

Рабадаш на миг подавился словами. Могучий Лев статью и могуществом внушал трепет и робость сильным мира сего. Только вот друзей он одаривал теплом и поддержкой, врагов – повергал в страх. Его-то царевич и попытался скрыть, с удвоенным пылом осыпав Аслана угрозами. Он не воспользовался шансом, который милосердно ему предоставил хранитель Нарнии. Рабадаш не отступился, крикнул, что не успокоится, пока не добьется своего и не притащит гордую дочь нарнийских лесов в свой дворец, волоча за волосы. Этого было достаточно, чтобы судьба его свершилась. Эдмунд моргнул – и застыл потрясенным. Вместо Рабадаша посреди зала ревел осел. Впрочем, в его завываниях слышались знакомые ноты.