То, что на него никто не обращает внимания, вызвало в помертвевшей, застывшей после произошедшего душе слабый огонек. Может, удастся сбежать, пока никто не видит? Схватить брата и скользнуть в ночь? «Да-да, прямо к пумам в лапы!» - язвительно подсказал здравый смысл, и Эдмунд не мог с ним не согласиться. Соваться во мрак, прямиком в пасти зверям, - не лучшая альтернатива пленению. Но это не помешало королю направиться к спящему Питеру. Пока никто не замечает его, неплохо бы обсудить планы и просто поговорить по душам, впервые за эти дни, что казались вечностью. Лучи лунного света, просочившиеся через вход в пещеру, на миг ослепили Эдмунда, заставили остановиться. Глаза почти ничего не видели, так слезились, но в туманной пелене он вдруг заметил могучий львиный силуэт, что махнул хвостом и исчез. Вдруг засосало под ложечкой. Это же не…

Эдмунд сделал пару шагов к выходу, кусая губы. Теперь гостя, разбудившего его, стало хорошо видно, только вот радости от появления Аслана что-то не возникло. Младший король догадывался, что послужило причиной его визиту. Если бы и желал Великий Лев помочь своим вассалам, он пришел бы куда раньше. И почему Питер сладко спит? Не потому ли, что Аслан желает побеседовать наедине? Эдмунд глубоко вздохнул и, прогоняя плохое предчувствие, вышел из пещеры. Аслан ждал его, сидя на каменном уступе. Взгляд желтых глаз пронзил душу, вытягивая наружу все мысли и чувства, выворачивая ее наизнанку. Крепло ощущение дежавю: король уже стоял вот так, опустив голову пред Великим Львом, ссутулившись под гнетом вины за совершенное предательство. Только если тогда он предал своих родных, то сейчас, кажется, предал собственные убеждения. Сосущее чувство стыда за содеянное словно воскресло из прошлого, повернув время вспять. Повисшее молчание угнетало. Аслан просто сверлил его взглядом, а король просто не смел, не смел поднять на него глаз.

- Ты очень разочаровал меня, сын Адама, - звучный голос Великого льва пронзил тишину подобно копью. Эдмунд сглотнул. На сердце стало как-то горько и тоскливо. – Ты понимаешь, почему?

- Я поступил недостойно, - глухо ответил король. – Бесчестно и подло.

- Почему же? – внимательно посмотрел на него Аслан. Покровитель Нарнии слово за словом вытягивал самые сокровенные тайны, даже те, в которых Эдмунд сам себе с трудом признавался.

- Я… Поддался своей ненависти. Позволил жажде мести затуманить себе взор.

- Уже не в первый раз, сын Адама, - спокойно ответил Великий Лев. Эдмунд поднял на него отчаянный горящий взгляд. Кожа побледнела. Да, не единожды чувства шли у него вперед рассудка, и всегда это заканчивалось плохо! Видимо, потребовалось много лет, чтобы тот урок подзабылся и он почувствовал себя всесильным, могущим судить окружающих, хотя и сам далеко не безгрешен… Но как объяснить, что это вышло непреднамеренно? Что он искренне не хотел, чтобы тельмарин погиб, и в следующее мгновение пытался исправить то, что в пылу сделал? Чтобы Аслан понял и не разочаровался в нем, однажды поверив и дав второй шанс…

- Я понимаю, что совершил то, что для короля недопустимо. И полностью раскаиваюсь в содеянном, - начать говорить было невероятно трудно. Эдмунд выдержал проницательный взгляд Аслана и продолжил: - Этого больше не повторится. Никогда.

- Чего не повторится?

- Я больше не потеряю самообладания в битве с врагом, - твердо сказал король. Великий Лев величественно кивнул и спрыгнул со скалы. Обойдя своего подопечного кругом, Аслан остановился у него за спиной и произнес задумчиво:

- Это хорошо, но кто твой истинный враг? Поразмысли над этим, сын Адама.

- Что?.. – Эдмунд резко развернулся, но никого не увидел. Великий Лев пропал, будто и не было этого разговора, вывернувшего душу наизнанку и на миг оживившего прошлое. Что имел в виду мудрый покровитель? Что хотел этим сказать? Сколько вопросов возникло у короля, а ответов было так мало! Немного раздосадованный этим, он пошел к пещере, погрузившись в свои мысли, и вздрогнул, когда хорошо знакомый и ненавистный голос окликнул его.

- Эдмунд! Даже не поговоришь со мной?

- Ты… - младший король мрачно покосился на Джадис, облокотившуюся на скалу, где еще недавно восседал Аслан. Отчего-то не было ни страха, ни паники при ее появлении, ибо то был призрак былого, далекого, уже забытого, но наложившего на него слишком глубокий отпечаток, чтобы кануть в небытие. – Я надеялся, что больше мы не встретимся.

- Да? – наигранно удивилась Белая Колдунья. – Милый, я по тебе так соскучилась. По нашим беседам, по нашему общению…

- Я отлично помню наше общение и не имею желания его повторять, - холодно прервал ее Эдмунд. Сейчас, когда он примирился со своим прошлым и переступил через него, спорить с собственным кошмаром было несложно. В конце концов, он больше не мальчишка и, хотя совершает идентичные ошибки, через многое прошел и многое пережил. – Мне пора.

- К Питеру торопишься? – зеленые глаза прошили сердце ледяным шипом. Эдмунд сжал челюсти и не стал останавливаться. Не получив ответа, Джадис прищурилась и одним точным уколом сокрушила всю защиту. Разочарованно вздохнув, она протянула: - Да, он бы не опустился до такой низости. Он настоящий король, не то что некоторые…

- Ты можешь говорить все, что угодно. Более ты не столкнешь меня с праведного пути, - ровно ответил младший правитель, стараясь говорить как можно более безразлично.

- Это и не требуется. Ты сам справляешься весьма неплохо, - усмехнулась Белая Колдунья, легко вставая и приближаясь к нему. В лицо пахнуло холодом, мертвенным, не столь приятным, как нарнийская зима, сменяемая летом. Этот мороз был застывшим, застарелым, словно зима длилась многие годы и не пускала весну в свои владения.

- Тогда зачем это тебе? Твои речи абсолютно бесполезны, - скривил губы король.

- Но они имеют место быть. Разве это ни о чем не говорит? – Джадис улыбнулась, мягко, даже ласково, и Эдмунда тут же покоробила эта нежность, ведь особой наигранности в ней не было. – Как считаешь, реальность это или сон?

- Конечно, сон! Ты ведь мертва и не можешь мне надоедать вне мира грез! – огрызнулся Эдмунд, теряя терпение. Этот кошмар не походил ни на один из тех, что он видел прежде. Там бурлили события, Колдунья пыталась его уязвить, ранить, уничтожить морально и физически. Тогда в нем шла ожесточенная борьба, которую король выиграл. Попробуй сейчас Джадис напасть – она встретит мощное сопротивление, ибо будет издеваться не над десятилетним ребенком, а над сильным воином. Но она не нападала. Просто говорила, и он, Эдмунд, не мог перестать слушать и проснуться тоже не мог. Ее речи терзали больше, чем любые пытки, ибо затрагивали самые глубинные желания и опасения. Чтобы разозлить Джадис и спровоцировать на бой, король добавил: - Не обидно, что ты оказалась там не без моего участия?

- Можешь не стараться, сын Адама, - покачала головой Джадис. – Я и так вижу, что ты меня более не боишься…

- Тогда убирайся, и дело с концом, - грубо велел Эдмунд и развернулся, чтобы уйти. На плечи легли ледяные ладони, пальцы с острыми ногтями впились в кожу, а ухо обжег тихий, вымораживающий шепот:

- Но ты как боялся быть недостойным королем, так и боишься до сих пор. Мстительный, жестокий и беспощадный – разве таким быть должен нарнийский правитель? Не потому ли в народе тебя побаиваются, но не любят так, как брата? О да, Питер завоевал сердца людей, и ты ему завидуешь. Даже сейчас завидуешь его стойкости и силе…

- Мы через это уже проходили, Джадис, - устало ответил Эдмунд. Аслан начал, а Колдунья закончила препарировать его чувства и эмоции. – Питер сильнее там, где я слаб. Да, он бы никогда не толкнул в спину даже злейшего врага, ибо благородство у него в крови, но потому Питер и есть государь Нарнии, а я лишь соправитель. И сколько бы ты этого не повторяла, ты проиграла. Смирись и оставь меня в покое.

- Не оставлю, но не потому что так хочу, - выдохнула Белая Колдунья. От ее шепота волосы вставали дыбом, по коже бежали мурашки, а в душе образовывалась какая-то черная, сосущая пустота. – Аслан – твоя совесть, свет во тьме, факел во мраке ночи. А я – твои страхи, твои сомнения и терзания. Я воплощение их, образ, запавший тебе в душу, не более и не менее того. И пока ты живешь, пока дышишь и сердце твое бьется, о мой противоречивый король, у твоих страхов будет мое лицо. Смирись с этим…