Череда неудач продолжилась, хотя для других она обернулась дикой радостью. На привале командиры получили вести и объявили, что погоня потеряла след. Нарния и так существенно отстала, а теперь и вовсе не знала, куда двигаться в скалах! Тельмарины разразились торжествующими криками. Эдмунд покосился на Питера. Все, что их связывало, - это короткие переглядки. Сколько можно сказать одним взглядом? Оказывается, и отчаяние, и тоска, и нежелание сдаваться могут промелькнуть в глубине голубых глаз Верховного короля. Младший тут же отвернулся и сжал кулаки. Подмога не придет. Он может рассчитывать только на себя… А эти твари радуются! Радуются чужому горю, словно их избавление от хвоста и приближающийся дом и семьи могут оправдать это веселье! Пожар в груди Эдмунда жарко полыхнул. Выносить эту атмосферу, когда на душе у самого скребутся кошки, было невозможно. Отчаянно хотелось нагрубить, надерзить кому-то, что король и сделал заносчиво. Обиженный зазря тельмарин нахмурился, но Каспа успокоил его, напомнив, что конюх лишился одного из подопечных и его можно понять.

- Тяжело расставаться с теми, к кому привязался, - сказал он с искренним сочувствием. Однако эта нехитрая поддержка сейчас только злила и выводила из себя. Благо, Каспа не стал больше трогать взведенного товарища, иначе и сам бы схлопотал. Все внутри Эдмунда бурлило и клокотало. Казалось, еще немного и его разорвет, раздерет в клочья.

Довершением удачного дня стал приказ командира. Высокие пики были минованы, а в низинах скал водились горные козы. Уж в честь отставших нарнийев можно и побаловать себя мясным бульоном, а то от вяленого мяса всех уже воротило. Эдмунду вручили лук и стрелы. Он же с севера, а значит, отличный охотник! Король мог бы с этим поспорить. Он хорошо ездил верхом и выжидал в засадах, но на этом его мастерство охотника и заканчивалось. В Нарнии это дело не привечали, а в Орландии выезжали не столько ради добычи, сколько ради общения и увлекательного досуга. Стрелял он также неважно. В неподвижную цель попадал, спасибо Ореиусу, который настаивал на том, что короли должны владеть любым оружием. До меткости Сьюзен ему было как до края света, очень далеко, но Эдмунд никогда сестре не завидовал. Каждому – своя ниша. Теперь это и аукнулось.

В напарники ему дали того самого болтливого тельмарина, что нашел рог Сьюзен. Белый артефакт так и притягивал взор короля. Он даже не слушал, что говорит товарищ. Мысли ушли куда-то далеко. Если бы удалось протрубить в него… Нарнийцы услышали бы сигнал? Поняли бы, куда держать путь, куда спешить на выручку?

- Чего уставился? – резкий вопрос воина вывел Эдмунда из состояния глубокой задумчивости. Он помотал головой.

- Ничего. Просто устал.

- И потому с такой злостью смотришь на меня? – уточнил тельмарин. – Слушай, я понимаю, что ты коня потерял, это обидно, но я тут ни при чем.

- Неужели? – бросил раздраженно Эдмунд, сжимая кулаки. Нет, он очень даже причем! Ведь он тельмарин, подло напавший на пограничную заставу, принявший участие в коварном захвате Питера в плен, не знающий, что есть честь и достоинство для бойца и рыцаря! Он очень даже причем!

- Что ты имеешь в виду? – нахмурился парень. Ему было трудно и прыгать по камням, ведь с тропы они давно сошли в поисках добычи, и смотреть на собеседника.

- Если бы коню не пришлось тащить снаряжение для штурма, может, он не сорвал бы свое здоровье и сейчас радовался бы жизни! – о, как далеки были слова от правды. Но истина пристала бы Эдмунду Справедливому, а не никчемному конюху отряда Тельмар.

- Ты какой-то странный, - покачал головой воин. – Это всего лишь лошадь. В войне не обойтись без жертв.

- Да. Конь – это всего лишь конь. И нарнийцы – всего лишь нарнийцы! – свирепо процедил король, сжимая кулаки. Выдержка изменяла ему, неспособному долго сдерживать напряжение без последующего взрыва. А он близился, становился неминуемым…

- Нарнийцы сами нарвались! – возмутился тельмарин, останавливаясь. Эдмунд нахмурился, не понимая, а он продолжил горячо и убежденно: - Выгнали нас с гор, с наших, между прочим, гор! Мы вынуждены влачить жалкое существование и пытаться растить пищу на голых камнях. Разве это справедливо?

- Каждому свое! Они ведь не нападали на… На нас! – король едва не выдал себя, сказав «вас». – Эти жалкие оправдания не искупают смертей, что случились в ту ночь!

- А что нам делать, коли есть нечего?! Сидеть и вздыхать? Хватит это терпеть, пора взять свое, как наш лорд говорит, пока они не ударили первыми! Дай нарнийцам волю, мы бы давно стали рабами их знаменитого льва. Хорошо, что хоть…

Воин вдруг осекся, напряг слух. Эдмунд не понимал, почему. В глазах от гнева у него потемнело, в ушах шумела кровь, а кулаки сжались с такой силой, что ногти впились в кожу чуть ли не до крови. Как. Он. Смеет. Смеет оправдывать себя и соотечественников, да еще и заявлять, что нарнийцы сами виноваты! Тварь, он должен за это заплатить!

- Ну? Чего замолчал?! – прорычал Эдмунд, свирепея на глазах. Тельмарин махнул рукой, призывая его к молчанию, и подошел к краю скалы, на которую они поднялись.

- Тише ты. Смотри, - он указал рукой на плато, раскинувшееся внизу каменистого склона. Там бродили, тихо порыкивая, два пещерных льва, любители полакомиться горными козами. Парень покосился на конюха и добавил, вновь устремив взгляд на хищников: - Не заметили пока. Вот глупые. Интересно, а нарнийский Аслан такой же недалекий, как и его сородичи?

Этой маленькой искры хватило, чтобы Эдмунд взорвался. Здравые рассуждения, осторожность и хладнокровие вмиг стали неважны. Внутри трепетала лишь ненависть, которую он испытывал к Тельмар и к этому представителю в частности. Воин словно стал олицетворением всего того зла, что причинили враги Нарнии и самим королям лично. Ярость была такой силы, что Эдмунд с почерневшими от гнева глазами шагнул к напарнику и, одной рукой сорвав с его пояса рог, другой толкнул его вниз. Парень оступился, споткнулся и, потеряв равновесие, покатился по каменистому склону с криком. Львы внизу подняли головы, глухо зарычали, угрожая чужаку, что с трудом пытался прийти в себя. Заметив хищников, тельмарин вскрикнул от ужаса. Те почуяли страх попавшего в их власть и кинулись на жертву.

***

Звонкий напев рога пронзил Западные горы, взлетел в небеса, чистые, не затянутые облаками, и, подхваченный ветром, унесся далеко-далеко. Его голос был полон света, возрождающего угасшую в сердце надежду. Для слуха эта мелодия была ласковой, хотя и сильной, берущей за живое. Питер невольно поднял голову, прислушался, пытаясь понять, откуда идет этот чудесный звук, вселяющий веру в лучшее, столь родной и теплый в холодных, вражеских скалах. Тельмарины тоже встрепенулись, занервничали. Когда наступила тишина, обычная в горах, звенящая, нарушаемая лишь шумом ветра, их нервозность никуда не пропала. Дисциплина соблюдалась, но тревога явно охватила лагерь. Несколько воинов ушли в скалы, а часть осталась на стоянке, к вящему неудовольствию Питера. Тельмар не собирались упускать пленника из виду, хоть дракон на них напади, да и сам государь явно не смог бы бежать с такой скоростью, чтобы оторваться от преследования. Рана на бедре, полученная во время битвы за заставу, воспалилась, и теперь каждый шаг давался с тупой, ноющей болью. В походных условиях трудно было правильно обработать рану, и хотя Верховный король понимал, что нельзя играть с инфекциями, поделать ничего не мог. Тельмарины, берегшие ценного заложника, но не способные на чудо, - тоже.

Время шло, а оживление в лагере не утихало. Солдаты выдвигали самые невероятные версии того, что случилось, вплоть до нападения Нарнии. Хотя куда там, тогда командиры срочно велели бы сниматься с места, а не ждать разрешения ситуации! Волнение терзало и самого Питера, ведь брата в лагере не было. Не приведи Аслан, с ним что-то произошло! Сердце в тревоге билось, словно охваченное лихорадкой. Эдмунд совсем недавно воскрес из мертвых в обличье тельмарина – кто знает, сколько еще судьба будет милостива к нему? Государь нервно покусывал губы и сжимал кулаки, когда у входа в пещеру раздались громкие голоса.