- Смысл на каждый крик кидаться? И сама справится, - заметила королева, чуткость которой имела несколько иной, нежели житейский, смысл.

- Как так можно?! Ей же плохо! – искренне воскликнула Арханна. От мысли о том, что Франческа будет плакать в одиночестве, срывая голос и чувствуя себя брошенной родной матерью, самым близким человеком, становилось дурно. Девушка никак не могла понять такой позиции подруги, что как-то странно смотрела на младенца, без нежности и умиления, и потому отвернулась, пытаясь отвлечь дочь. Люси укоризненно взглянула на Кару, а та пожала плечами.

- Что? Или такой подход не вписывается в привычный порядок вещей?

- Тебе не кажется, что это жестоко?

- Жизнь сама по себе жестока, - буркнула Кара. Чтобы хоть как-то реабилитироваться перед подругами, чтобы ее не считали чудовищем, она предложила изготовить травяной отвар, дабы снять боль от режущихся зубов и хоть как-то понизить громкость криков. Арханна помялась, не зная, безопасно ли это для такой крохи, но Кара обещала сделать все в лучшем виде и с заметным облегчением исчезла. Френческа набрала в грудь воздуха и выдала рев такой силы, что уши заложило. Порой чудилось, что кричать ей просто нравится, ну как так? Как ни пыталась королева успокоить свое детище, то не желало отвлекаться от своей святой обязанности рушить покой всего дворца. Даже отказывалось от грызунка, что за упрямица, и в кого такая? Даже твердый Питер, и тот был куда сговорчивее Франчески, - неужели от дяди унаследовала эту черту?

Место Кары занял мистер Тумнус, незаметно просочившийся в дверь. Пожалуй, он был одним из немногих нарнийцев, которым Арханна могла доверить дочь без сомнений и страхов за ее безопасность. Мудрый фавн, воспитавший в свое время из четверых детей легендарных монархов, отныне стал ближайшим другом и маленькой Франчески. По крайней мере, та при виде министра тут же затихла и, переданная тому в руки, проворно схватилась за протянутый палец.

- Я присмотрю за ней. Отдохните, Ваше Величество, - посоветовал мистер Тумнус, и у Арханны не хватило сил отказаться. Она не сопротивлялась, когда Люси увела ее в свои покои, а фавн, тихонько вздохнув, продолжил развлекать неразумную принцессу Нарнии, думая о том, что ему повезло встретить Люси в сознательном возрасте.

***

- Питер, не спи! – резкий голос брата выдернул Верховного короля из состояния полудремы, в котором он находился круглые сутки. В более крепкий и здоровый сон ему не позволяла погрузиться Франческа, проявляющая немалую самоотверженность в этом нелегком деле.

- А? Что? – растерянно переспросил мужчина. Эдмунд с раздражением уставился на него.

- Ты серьезно? Мы уже третий раз начинаем разговор с начала! От потери времени запасы зерна в наших закромах не пополнятся. А проблему решать надо незамедлительно!

- Все. Я собрался, - произнес твердо Питер, подавливая желанный сладкий зевок. Черт, а ведь он уже начал засыпать… Стоп! Он Верховный король и должен сосредоточиться на работе. А значит, он сосредоточился, хотя мысли в голове ворочаются подобно ленивым червям, которым и на своем месте хорошо живется, чтобы куда-то еще ползти.

- Ты в прошлый раз то же самое говорил, - младший король коротко рыкнул и швырнул свиток, что держал в руках, на стол. После этого он пристально уставился на старшего брата и поджал губы. – Так больше не может продолжаться, Пит.

- О чем ты?

- Ты прекрасно понимаешь, о чем.

- Нет.

- Питер, я уважаю твое рвение участвовать в жизни своей семьи и ценю твое право на это, иначе не зваться мне Справедливым, - произнес Эдмунд весьма жестко. – Однако когда это касается уже Нарнии в целом и действует ей во вред, я не могу молчать.

- Да говори ты уже прямо! – возмутился Верховный король. Он был не в том состоянии, чтобы понимать тонкие намеки брата, что ходил вокруг да около. Младший правитель тяжело вздохнул, потер гладкий подбородок и резко сказал:

- Переберись в другие покои. Прекращай это мучение. Ты пытаешься успеть везде и всюду, но сейчас у тебя не…

- Ты ошибаешься! Я справлюсь, - заявил Питер раздраженно. Слышать правду, пусть и горькую, было весьма неприятно. Брат же был не из тех, кто не станет ранить ради сохранения душевного спокойствия, и продолжил с нажимом:

- Нет, ты не справляешься. Бессонные ночи лишают тебя сил, и выполнять свои обязанности должным образом ты не можешь.

- Спасибо за прямоту! – огрызнулся Питер. Эдмунд поджал губы.

- Не за что, - обронил он сухо.

Верховный король тяжело вздохнул, потирая виски. Как объяснить, что в понятие семьи он включает не только самых близких людей, но и всю Нарнию в целом? Что не способен пожертвовать вниманием для одного ради выгоды другого? Да, Франческа здорово выматывала нервы, но ни с кем Питер не чувствовал себя таким счастливым, как с женой и дочерью. Желание не покидать их ни на миг и чувство ответственности, его личное проклятие, не позволяли давать в этом плане слабину, и он во всем старался помогать Арханне. Однако долга перед Нарнией это не отменяло, и власть, ему врученная, требовала самого пристального внимания. Незаметно для Питера два этих направления срослись в одно, слились воедино, ибо не мог он делить жизнь на две половины. Арханна незаметно проникла в самую суть, стала неизменной помощницей и советчицей, поддерживающей мужа и дающей силу и мужество. Правда, в политику дочь дипломата не шла, была сыта ею по горло. Ее царством стал семейный очаг, ее даром Нарнии – уют и домашнее тепло, кое не могла порой обеспечить народу гордая и величавая Сьюзен. Семья была Питеру всего важней, и ни одного ее члена он не имел права обделить вниманием. Только вот Эдмунд, более хладнокровный и порой жесткий, не мог этого понять. Когда Верховного короля вело сердце, братом руководил разум. Потому он и произнес твердо:

- Арханна не одна в своих заботах о Франческе. С ней вечно Тумнус, да и слуг во дворце полно.

- Я… Я не могу, - беспомощно ответил Питер, ощущая себя крайне скверно. Он словно расписывался в собственном бессилии, ибо не мог уступить счастье лицезреть взросление дочери слугам. Ему хотелось самому видеть каждое ее движение, становиться свидетелем первого слова, первого шага! Разве это плохо? Разве нет у него на то права?

- Знаешь, нечего было тогда заводить детей! – разозлился Эдмунд. Он не нанимался наставлять на путь истинный брата, который уже давно не ребенок! Вон, и бородой шикарной обзавелся, и отцом успел заделаться. – Пожили бы для себя…

- Да, как вы с Карой! Не торопитесь и живете припеваючи! – бросил раздосадованно Питер и осекся, сообразив, что в пылу все же заговорился. Брат не изменился в лице, лишь в глазах промелькнуло нечто, что мигом разбудило в государе острое чувство вины. Эдмунд некоторое время помолчал, после чего сказал совершенно безразлично:

- Я сделаю вид, что не слышал этих слов. В конце концов, ты не выспался и не совсем трезво мыслишь. Однако более никогда не касайся этой темы, да еще в таком тоне.

- Прости, - кивнул Питер и, ощущая правоту брата, добавил: - Я подумаю над твоим советом.

Эдмунд коротко кивнул и ушел. Оставаться после короткой размолвки в компании Верховного короля совершенно не хотелось, ибо неосторожным словом он копнул настолько глубоко, что зацепил самое живое и болезненное. Молодой человек тяжело вздохнул и, погруженный в себя, на автомате пошел в свои покои. В нос сразу ударил тяжелый запах трав и каких-то кореньев. Снадобья Кары хотя и были действенными, пахли всегда… Своеобразно. Эдмунд подобрал наконец подходящее слово, после того как огреб за то, что назвал отвары супруги вонючими. С тех пор он следил за языком, хотя запах лекарств лучше не становился.

Облокотившись на дверной косяк и наблюдая, как Кара, разведя полный бардак на столе, ведомый лишь ей, колдует над своим творением, король размышлял, почему за все приходится платить. Разве ценой любви к ведьме не была дружба с Теребинтией, что все теснее сближалась с Эттинсмуром? Как выяснилось, то была лишь малая часть того, что предстояло выплатить… Ведь столько лет они состояли в браке, вполне счастливом, но детей так и не появлялось. Дриады предполагали, что всему виной хрупкое здоровье Кары, пошатнувшееся после битвы в Теребинтии. Она могла бы поправить положение, взяв у леса взаймы силу, но с тех пор королева лишь отдавала, не брала ничего взамен. Никогда. Слишком глубоко запал в сердце ужас струящейся по жилам чужой жизни, чтобы испытывать чувства, хотя бы отдаленно напоминающие его. Эдмунд никогда не обвинял Кару в этом и убеждал себя, что и так хорошо живется. Разве нет? Они счастливы вместе, и ничего более не надо. Да и Кара, не особо любящая детей, не тревожилась по данному поводу. Однако с появлением на свет Франчески порой оживали загнанные вглубь мысли и страхи. Бытность дядей – это ведь совсем не то, что бытность отцом… Хотя завидовать Питеру глупо! Такому невозможному упрямцу, что готов на части разорваться, только бы все успеть, завидовать просто неразумно!