— Как ты посмел? — бранился майор Иматт, возбужденно расхаживая вокруг По, который сидел на кушетке с понурой головой.
Рядом стояла доктор Калония и, склонившись над пострадавшим, водила медицинским сканером вокруг его головы, отыскивая скрытые повреждения.
Она занялась Дэмероном тотчас, как только закончила с тем охранником, которого Рен отбросил толчком Силы. Парень потерял сознание и до сих пор не пришел в себя. Осмотр показал, что у бедняги сотрясение мозга, который у альдер-эспирионцев был защищен куда хуже, нежели у обычных людей — Калония уже успела подметить неприятную особенность здешнего гибридного населения. С тыловой части их костные пласты всю жизнь оставались такими мягкими, как у новорожденных человеческих младенцев, что увеличивало вероятность мозговой травмы.
Обо всем этом Хартер твердила сквозь зубы, тоже осыпая пилота сердитыми взглядами — чтобы негодник осознал, что из-за его выходки досталось еще одному, ни в чем не повинному человеку, просто исполнявшему свою работу. Хотя приглушенное ворчание главного врача было сейчас, на фоне криков Иматта, равносильно жужжанию пчелы — такое же навязчивое и крайне бессмысленное.
Калуан не унимался:
— Ты хоть понимаешь, братец, что это — верная дорога к увольнению из рядов Сопротивления? И о чем ты только думал… уму непостижимо, ослушаться приказа, сунуться к этому не пойми, зачем…
По виновато глядел вниз и не раскрывал рта. Ему по-прежнему было не по себе, но виной тому вовсе не предчувствие близкого наказания. Он был взволнован и озадачен. Он до сих пор почти не верил увиденному — мрачный демон, впервые явившийся его глазам в огненной ночи на Джакку, перегорел изнутри, оставив только горестную опустошенную оболочку. Волк, угодивший в капкан, поверженный и лишь бессильно скалящий зубы — нет более трагического и грустного зрелища.
Коммандер пытался предположить, как, когда и по какой причине это могло случиться? Но мысли перебивали одна другую, никак не складываясь в единую хоть сколько-нибудь стройную конструкцию. Виски ломило от ноющей боли — последствие насильственного проникновения.
Впрочем, с точки зрения военного устава ему едва ли грозило что-то серьезное по причине, которую сама Лея неоднократно озвучивала — они на Эспирионе неофициально, то есть, по сути, в качестве гражданских лиц. Любое распоряжение генерала сейчас не могло расцениваться как полноценный приказ. Стало быть, и санкции, предусмотренные за неподчинение, к Дэмерону могли быть применены разве что по воле местных властей (на что госпожа Беонель, если и согласится пойти, то лишь с большой неохотой).
Сугубо с формальной стороны это дело не сулило больших потрясений карьере лучшего пилота Сопротивления. Пострадали только его личностные отношения с генералом. Впрочем, и этого было довольно.
Наконец Иматт почувствовал, что не может больше переносить угнетающей тишины со стороны провинившегося подчиненного. Можно даже смело сказать, что молчание Дэмерона взбесило майора куда больше, чем сумасбродный поступок этого болвана. Он ухватил По за грудки и хорошенько встряхнул, показательно пренебрегши протестующим вскриком Хартер.
— Ты представляешь, сколько народу подставил своей выходкой? Понимаешь, чего это будет стоить генералу?..
Дорогой Лее, чья несчастная материнская судьба тронула даже зачерствелое сердце старого вояки. Нельзя допустить даже намека на скандал. Что станется, если власти планеты откажут «Радужному шторму» в дальнейшем приюте?
— Ну-ка отвечай, дурень, что там позабыл?
«И чем только умудрился так разозлить этого?»
Дэмерон медленно поднял голову. Увидев в его глазах отблеск необъяснимой глубокой печали, майор поневоле разжал кулаки и отошел на пару шагов назад. Калуан вдруг осознал, что порывы его гнева проносились все это время где-то над головой По, не касаясь ни слуха, ни разума. Такой неестественный, завороженный взгляд был вовсе не характерен для обычно легкомысленного весельчака Черного лидера, который даже в самой сложной ситуации не прекращал сыпать остротами. Еще немного — и Калуан готов был вообразить, будто Рен немыслимым образом околдовал рассудок пилота. И оказался бы недалек от истины.
— Да что с вами, коммандер? — на сей раз в голосе престарелого солдата звучало больше беспокойства, чем раздражения.
— Ничего, сэр… — По обхватил лоб ладонями и сжал губы в нитку.
Он не знал, может ли, имеет ли право делиться с кем-то своим открытием — тем, что и сам узнал откровенно преступным образом.
Потом он вновь поглядел на майора.
— Где сейчас генерал?
— Там… — ответил Калуан, порывисто мотнув головой в сторону изоляционного отделения. — Не удивлюсь, если она вовсе не пожелает больше тебя видеть. Ты нарочно раздразнил зверя, По. Уж не понимаю, зачем тебе это понадобилось. Но ответственность за инцидент полностью на тебе.
— Пусть генерал, если ей угодно, отправит меня под арест.
— Я бы так и сделал, — буркнул Иматт, — вот только генералу Органе пока не до тебя, а никто, кроме нее, не может отменить предыдущий приказ — если она до утра не распорядится иначе, ты отправишься на задание, как и было задумано. Может, оно и к лучшему, — вздохнул майор. — Теперь чем дальше ты окажешься отсюда — тем целее будешь.
Дэмерон, словно во сне, медленно кивнул.
— А этот… — он сухо сглотнул и добавил: — Бен… что с ним?
Он сам не ожидал, что с его языка вдруг сорвется это имя, до сих пор остававшееся, словно под каким-то негласным запретом для всех, кроме генерала — имя, скрывавшее за собой самое тяжелое и сакральное воспоминание Леи, давнее ее несчастье.
Вопросительный взгляд темных глаз пилота устремился к лицу Калонии, которая наверняка должна была знать о состоянии пленника.
Женщина почему-то с неохотой ответила:
— У него был нервный срыв. Дали успокоительное — сейчас отходит. Генерал распорядилась запереть ее в боксе вместе с сыном. Наверняка не выйдет оттуда до утра.
— Скажи на милость, друг, что вы с ним такого друг другу наговорили? — снова разошелся Иматт.
Ему трудно было даже представить себе, какие слова могли бы возыметь подобный эффект — мыслимое ли дело, один из этих двух молодых остолопов вдруг заходится таким бешенством, что впору хвататься за бластер, а другой смотрит кругом стеклянным взглядом, словно парализованный?
Дэмерон вздохнул.
— Что с ним могло случиться? Я хочу сказать, до того, как он попал к нам.
— Ты же слышал рассказ генерала, — ответил майор все еще недовольным тоном. — Та девчонка, которая подобрала твоего BB-8 на Джакку, она же и умудрилась ранить Рена. А после совести не хватило бросить поверженного врага на верную смерть, поэтому она прихватила его с собой на Ди’Куар.
«Хотя лучше бы, право слово, она этого не делала».
— Я не о том, — вяло отмахнулся По. — Что-то произошло еще раньше. Иначе Рей не смогла бы его одолеть.
Теперь Дэмерону смешно было вспомнить, как это прежде он с такой легкостью поверил небывалому рассказу. Разве у девочки, пусть и чувствительной к Силе, но не подготовленной, не обученной, хватило бы мастерства, чтобы достойно противостоять суровому темному рыцарю? После сегодняшних событий ему казалось самым очевидным предположить, что Рен проиграл по другим, скрытым причинам — вероятно, именно из-за того невидимого, непостижимого увечья, которое мучает его до сих пор.
Калония убрала сканер и направилась к шкафу, чтобы достать анальгетик. Она посчитала, что, с учетом пережитого стресса, тут мало воздействия обычного генератора антисептического поля, и надо бы применить что-то с легким седативным эффектом.
Иматт неожиданно опустился рядом с По.
— Послушай-ка, парень, — сказал он, понизив голос. — Дам тебе один совет, а последовать ему или нет — сам решай. Старайся держаться подальше от этих одаренных. У них у всех голова набекрень, можешь мне поверить. Мы с тобой оба видели достаточно, чтобы согласиться с мыслью, что где-то и вправду может существовать мистическая энергия, которая наполняет собой все живое и иногда делится своими секретами с малым количеством избранных. Со всеми этими догмами я даже не берусь спорить. Но чем больше дано — тем больше и взыщется, все в природе устроено по такому правилу. Чувствительные к Силе платят неимоверную цену за свои способности. Всегда. Всегда, слышишь меня? Одни сходят с ума, другие вынуждены всю жизнь бороться с каким-то неведомым искушением, третьи обречены на одиночество, а четвертые — на смерть. Все они видят мир иначе, чем обычные существа, и живут по другим, им одним известным правилам. Таким, как ты и я, лучше вовсе не соваться к ним, потому что когда могущество перетекает в помешательство, первые, кто страдает — это простые люди, не повинные ни в чем.
