Рей отчетливо показалось, будто ее сердце перестало биться. Она как будто умерла.

Нет, не она… пара мгновений потребовалась девушке, чтобы, превозмогая испуг; превозмогая неприятные ощущения начать соображать — и только тогда она угадала, что происходит. То чувство, которое она со страхом искала после известия о казни Кайло Рена, и которого тогда так и не сумела уловить, — именно это самое чувство сейчас настигло ее, как дикий зверь, и оглушило в одночасье.

Бен.

О Сила…

Она рванула в коридор и едва не сбила по пути как всегда нерасторопного Трипио, который, вероятно, услыхал ее задыхающийся голос и плеск воды — и решил проверить, все ли в порядке.

Дверь медицинского отсека и вправду была заперта. Стараясь пересилить боль, все еще плескавшуюся где-то внутри, девушка припала лбом к гладкой поверхности — там, где был виден слабый смык между дверью и стеной.

«Магистр Скайуокер, впустите меня…» — слабо позвала она.

Никто не отозвался. Люк или не слышал ее, или был слишком занят. Как бы то ни было, ее мысленный зов никак не мог достигнуть его разума.

«Магистр…»

Она судорожно схватилась за грудь, оседая на пол. По ее щекам катились слезы. Неужели все было напрасно? Надежда на спасение; ее бессознательная и всепоглощающая вера, вопреки всяким разумным доводам — все это оказалось обманом, лживой иллюзией рассудка, не желающего мириться с очевидным? Нет, только не это!

Она, Рей, так торопилась на помощь. Ей искренне хотелось считать, что помочь Бену еще можно — пусть не она, ей для этого не хватает знаний и опыта, но магистр Скайуокер точно придумает что-нибудь. И сейчас, когда единственно возможный вариант развития событий вступил, наконец, в свои права, девушка никак не могла поверить этому.

Больше всего ей хотелось биться в дверь, колотить руками и ногами — до крови, до боли, до бесчувствия; и так, пока хватает сил. Или пока магистр все-таки не откроет. Забавно, как она сейчас сама себе напоминала импульсивного, взбалмошного Кайло.

Но почему-то именно сейчас все мышцы сковало мертвецкое оцепенение, которое часто приходит на смену нездоровой бойкости — это пугающее, но в определенной степени даже величественное явление по праву можно назвать проявлением наивысшей скорби. Рей не могла пошевелиться; ни одна часть тела ее не слушалась. Казалось, если она попытается хотя бы согнуть какой-нибудь из суставов, то лишь сломает его. Золотисто-карие глаза смотрели куда-то в пустоту, уже не плача и даже как будто не моргая.

В таком похожем на смерть состоянии она пребывала некоторое время. Трипио пытался дозваться ее, непрестанно пыхтя и охая, но Рей никак не реагировала на его потуги.

Так уж вышло, что нищей девочке с Джакку пришлось привыкнуть к смерти, как к естественному составляющему своего бытия. Она видела смерть довольно часто. Одна из причин, почему обитатели благополучных миров пренебрежительно сравнивали мусорщиков с навозными мухами — это потому, что те и «мрут, словно мухи». Голод, антисанитария, песок, забивающий легкие и постоянный надрывный труд убивали их. Даже в окрестностях заставы Ниима часто можно было видеть гниющие на солнце трупы (в самом городке, правда, такого не бывало, местное ополчение вывозило тела подальше, чтобы не отравлять воздух на улицах мертвецким смрадом).

Но никогда прежде Рей не случалось почувствовать на себе изнанку смерти; увидеть это омерзительное и одновременно возвышенное явление как бы изнутри. Оно было ужасно. Как будто смертоносный вихрь ворвался в ее рассудок, беспощадно круша все вокруг. Так было, пока их связь с Беном еще оставалась не разрушенной.

Но вот, вихрь стал уходить, оставляя ужасающее затишье. И боль, вроде бы, уже не имела власти над ее телом. Однако все это оказалось еще страшнее. Это была не та всеобъемлющая печаль, которую Рей испытала, когда погиб Хан; это было нечто иное, неизмеримо более сильное. Нечто необъяснимое и совершенно ей неподвластное. Бен уходил навсегда. Он отдалялся; великая, непостижимая сила вырывала его из ее сердца — вырывала решительно, с холодной ожесточенностью. Словно дерево, которое выдергивают из почвы вместе с корнем. А с ним умирала часть ее самой.

Так продолжалось, пока не произошло что-то, чему Рей тогда еще при всем желании не смогла бы подобрать верного толкования, хотя чутье подсказывало ей, что так быть не должно. Что-то неправильное, омерзительное с точки зрения Силы происходило там, за дверью; за ее спиной. Это действо, что бы оно ни означало, внесло очередную сумятицу в ее сознание. В какой-то момент Рей вовсе перестала понимать, жив теперь Бен или мертв; вероятно, сам юноша также не понимал этого. Все было так сумбурно, так странно и нелепо… Его мотало то в одну сторону, то в другую; как будто две одинаково мощные силы тянули его сознание, как простую безвольную тряпку, каждая на себя.

Наконец, Рей осенило: конечно же, это Люк! У кого еще хватило бы решимости бросить вызов смерти и самой Силе? Это он держал жизнь племянника мертвой хваткой; и его усилия, хотя и кажущиеся противоестественными, постепенно вели к неожиданному и, как ни странно, счастливому результату: Бен возвращался.

Да, так и есть. Он шел назад, к жизни, чего обычно не происходит и не может происходить; так же, как течение реки не способно повернуть вспять. И Рей не оставалось ничего другого, кроме как всей своей душой вцепиться в его душу, и, используя силу их взаимного притяжения, не позволить ему опять отдалиться.

Они с магистром помогали друг другу, вероятнее всего, бессознательно, однако действовали на удивление слаженно.

Когда злосчастная дверь, наконец, отъехала, Рей, страшно уставшая, не сразу это заметила. Оказалось, что спорить со смертью, вырывая добычу из ее лап, будет потруднее, чем вытянуть из песка какую-нибудь глубоко закопанную старую жестянку…

Лишь отдышавшись немного, девушка сумела подняться — неспешно, придерживаясь за стену.

Она вошла. Трипио поспешил за нею, насколько у него хватало шагу.

С порога Рей почувствовала то, что уже не удивляло ее: Темная сторона. Неужели это одно из ее проявлений?

Люк сидел в кресле у стены, разведя руки в стороны и откинув голову назад. От него исходило какое-то холодное, бледно-серебристое свечение — его аура была обнажена, энергия жизни покидала его тело. В первое мгновение Рей показалось, будто магистр находится без сознания; однако тот пошевелился и, не поднимая головы, едва слышно прошептал:

— Подойди… к нему…

Люк, конечно, догадывался — да и как он мог не догадываться? — что именно судьба Бена беспокоила его ученицу в первую очередь; и сейчас мысли о нем и о ней вызывали у магистра лишь призрачную улыбку. Скайуокер больше не рассуждал, насколько правильно то, что происходит; приведут ли эти чувства к благу или наоборот. В конце концов, Узы Силы не оставляют выбора.

Рей тотчас направилась к медицинской капсуле; она как будто лишь дожидалась разрешения учителя, чтобы сделать это.

Бен по-прежнему выглядел слабым, исхудавшим. На его коже зияли синяки и кровоподтеки; и на плече слева виднелась небольшая шишка — в том месте, где одна часть переломанной кости находила на другую. На руках и на шее появились свежие кровавые раны, кое-как перевязанные обыкновенным аптечными бинтом. Но он дышал. Он жил. Его кровь была горяча, и душа больше не собиралась покидать тело. А на впалых щеках даже появился легкий румянец. Рей подняла глаза, чтобы взглянуть на экран, показывающий кардиограмму…

— Глядите, госпожа Рей, похоже, ему лучше! — радостно заверещал за ее спиной C-3PO.

Рей настороженно сглотнула.

— Как?.. — прошептала она, совершенно растерянная.

Она знала, что Бен был мертв и чувствовала, как он возвращался, но никак не могла даже представить себе природу произошедшего. Впрочем, кое-какие подозрения на этот счет у нее все же имелись, однако они были такими сумрачными, что казались совершенной нелепицей.

Как часто бывает, что самые странные и невозможные, на первый взгляд, предположения в конечном счете и оказываются верными.