— Вот так история! — выдавила она сквозь хохот. — Мало того, что дорогой моей кузине приписали родство с этим чудовищем Вейдером, так теперь она еще, выходит, и мать этого… Кайла Рена! Такой несусветной чуши мне раньше слышать не доводилось.
— Это правда, — сказала Лея, опустив взгляд.
— Что касается Вейдера, — вставил Диггон, — его отцовство — именно с биологической точки зрения, поскольку относительно родственных чувств никто ничего не возьмется утверждать наверняка — в отношении Леи Органы (а точнее, Леи Скайуокер) — это факт, давно установленный. Трудно судить, имеет ли прежняя история какое-либо отношение к той, что происходит сейчас, но лично я собираюсь выяснить это. Генерал, вы все еще не хотите подыскать более подходящее место для беседы?
В этот миг Лея подумала, что еще никого и никогда ей не хотелось убить так, как этого отвратительно самонадеянного человека.
— Так где ваш сын, Лея? — снова спросил майор своим невозможно спокойным тоном. — Не заставляйте меня прибегать к крайним мерам.
Та молчала, лихорадочно соображая. Диггон не оставлял ей пространства для маневра с удивительным упорством. Очевидно, он прекрасно понимал, что сейчас только одна несчастная мать стоит между охотником и его жертвой. Однако он, судя по всему, не был склонен недооценивать силу природного инстинкта и естественного желания женщины любой ценой защитить свое чадо. Тем более, если женщина эта занимает генеральский пост, и у нее за спиной имеется какая-никакая, а военная поддержка.
Между тем краем глаза Лея, даже погруженная в тревожные свои мысли, заметила, что каждый из помощников Диггона держит руку на карабине с оружием. Что Бранс уже принял знакомую генералу стойку, готовый в любой момент выхватить пистолет. И что Райла с отчаянием глядит в глаза Охару, и нервно трясет его за плечо, как бы говоря: «ну что же ты, дурень, ничего не сделаешь?»
Ах, глупышка Райла! Она подчинялась, прежде всего, сиюминутному импульсу, эта пташка. Ее решениями неизменно руководили чувства, которые нередко противоречили одно другому. И сейчас, хотя прежний ее страх никуда не делся, видя безнадежное положение генерала Органы, госпожа Беонель готова была помогать «кузине» до конца (по-прежнему, впрочем, не исключая, что в ближайшее же время может горько об этом пожалеть).
Лея к своему ужасу осознала, как мало сейчас требуется собравшимся вокруг людям, чтобы между ними пролилась кровь. Если солдаты Диггона попытаются прорваться дальше силой, Охар и вся губернаторская охрана встанут у них на пути.
— Послушайте, — сказала она Диггону, разом переходя от угроз и оскорблений к другой, не менее известной и распространенной тактике — теперь она умоляла. — Майор, выслушайте меня. Позвольте мне оставить пленника у себя, под опекой Сопротивления. Неважно, является ли он моим сыном. Но у него есть важные сведения, которые могут изменить ход войны. Под пыткой он не расскажет ничего. Канцлеру придется его убить, но какой прок с этой смерти? Вам ведь нужна информация — и я обещаю, рано или поздно вы ее получите. Мало-помалу я попытаюсь узнать у сына все, что требуется.
Сейчас она готова была обещать любые золотые горы, лишь бы Диггон не тронул Бена и согласился убраться восвояси.
— Знаете, генерал, — начал майор таким размеренным, отвлеченными голосом, что сразу стало понятно, горячая, запальчивая мольба Леи нисколько не проняла его. — В такие моменты, как этот, я начинаю понимать, насколько разумно поступал всю жизнь, избегая значимых постов. Не допуская даже мысли, чтобы мне принимать решение за кого-либо, кроме себя самого. Зато сейчас я могу сказать вам с чистой совестью, что ничего ровным счетом тут не решаю. Мне было приказано доставить на Корусант вас и вашего мальчишку, на этом моя миссия себя исчерпывает. Если вы хотите торговаться, извольте торговаться с Верховным канцлером. Уверен, он будет только рад наконец-то увидеться с вами.
— Но мой сын и вправду ранен. Он не выдержит перелета до Корусанта.
— Я предупрежден об этом. На моем корабле присутствует военный врач. Не беспокойтесь, за пленником будет осуществлен необходимый уход.
Органа готова была завыть в голос. У этого ужасного человека, похоже, имелась отговорка на любой случай.
Она решилась прибегнуть к последнему аргументу:
— Вам и вашим людям не совладать с ним. Кайло Рен чувствителен к Силе и прекрасно обучен, как темный джедай. Только я, его мать, тоже будучи одаренной, способна удерживать его мощь. Разве не было бы разумно со стороны Викрамма пойти мне на встречу и позволить держать пленника подле себя?
О нет, она не намерена была сообщать о его слабости; напротив, мыслила необходимым утаивать это небольшое, но важное обстоятельство столько времени, сколько сможет.
Глаза Диггона засветились лукавым, недобрым огоньком.
— Не волнуйтесь на этот счет, генерал. Неужто вы всерьез считаете, что я не предусмотрел такого важного обстоятельства, как способности вашего сына? На борту корабля его ожидает одна любопытная компания, хотя она, к сожалению, вряд ли покажется ему приятной.
Волна ужаса затопила мысли Леи. Ее материнское чувство отыскало в прозвучавших словах необъяснимо зловещий смысл.
В ее представлении все, что выходило за рамки ее полномочий являло собой тайную угрозу для Бена; везде она видела намек на самое ужасное, и даже там, где этого намека не было в помине. Как же можно было отступить? Как же отойти в сторону, допуская к сыну этих людей? Он и так будет порядком напуган и сбит с толку, когда очнется — и все в результате ее отвратительной выходки. А если они отыщут его бессознательным, и так унесут с собой? Лея опасалась даже подумать, каким испугом и отчаянием наполнится в этом случае сердце Бена, когда тот придет в себя, с каким головокружительным натиском, с какой безудержной силой он набросится на первого же тюремщика, который посмеет к нему приблизиться. Ненамеренно вымещая при этом злобу еще и на обманщицу-мать.
Нет, невозможно допустить, чтобы так вышло! Часовой готов был до последнего не покидать свой пост, даже если он отлично видел, к каким катастрофическим последствиям способно привести его упорство, и даже если в глубине души все же понимал, что голос разума рано или поздно принудит его подчиниться. Потому что Лея, как ни полно было ее сердце той совокупности чувств, которая, как ни одна другая, способна толкать любого человека на безрассудные поступки, все же не готова была взять на себя ответственность за смерти ни в чем не повинных людей, а возможно, и гражданских лиц. Ведь никто не может ручаться, как выпадут карты, если вдруг начнется суматоха и завяжется перестрелка; кому случится победить, а кому умереть.
Пока представители обеих противопоставленных друг другу сил — люди Диггона и подчиненные Охара — хмуро разглядывали друг друга, дожидаясь, когда наступит решающий момент, который повлечет за собой развязку; в это время ни одна из сил не обратила поначалу внимания на показавшийся в глубине коридора, за спиной генерала белый силуэт, который вскоре приблизился; приблизился неровным, трясущимся от слабости шагом, постепенно преобразившись в высокого и бледного молодого человека. И только когда он подошел так близко, чтобы все вокруг могли ясно увидеть его, и остановился рядом с Леей, в сознание каждого ударили мрачная торжественность и неожиданность его появления, его многозначительное, осуждающее молчание и угрюмо-внимательный взгляд, то и дело перебегавший от одного лица к другому.
Заметив появление юноши, генерал в бессильном ступоре попятилась на пару шагов, готовая теперь ожидать, чего угодно. Трудно поверить, но матери вдруг показалось, что само напряжение молчаливого противостояния этих людей каким-то образом привлекло, и даже позвало ее сына выйти всем напоказ. И что этот его поступок был каким-то злосчастным образом связан с нею.
— Довольно, — приказал его спокойный и твердый голос с налетом отвращения. Юноша явно давал людям понять, что их возня неприятна ему до глубины души.
