В его руках оказалось все время мира, сжатое до размеров одного часа.
♦♦♦♦♦
В его руках оказалось все время мира, сжатое до размеров одного часа. Глядя на виднеющиеся за озером Врата Мории, Торин почти физически ощущал, как уносятся в пустоту драгоценные минуты тишины и покоя. Даже не пытаясь угадать, что поджидает его и компанию за заветными дверьми, он тщился насладиться зимней ночью. Морозная тишина, погруженная в свет охотничьей луны, убаюкивала тонущее в страхе сознание.
— Выглядит зловеще, — подошедший к гному хоббит поежился. Плохо переносящий лютый холод, мистер Бэггинс кутался в позаимствованный у Нори полушубок. Его раскрасневшаяся моська едва выглядывала из густого волчьего меха. — Это озеро всегда тут было?
— Нет, — нахмурившись, Торин оперся на опущенный к земле топор. Черствый взгляд эреборца скользил по водной глади. Красные отблески луны плясали на снежных кручах вокруг открытых врат Казад-Дума. — Раньше тут протекал Сираннон. Говорят, шум его песни можно было услышать еще на подступах к горам. Кто-то выстроил здесь плотину, запрудив привратный поток. Видимо, нынешним хозяевам Мории не по душе веселое журчание ручья.
— У меня крайне плохое предчувствие, — буркнул Бильбо, вытаскивая голову из меха. Необычайно серьезный, полурослик безрадостно хмыкнул. — Врата открыты. Кто-то ждет нас.
— Известно, кто, — Торин, перебарывая мгновенный соблазн развернуться и отправиться к Ширу, мотнул головой. — Азог ждал нас. Радует, что его прислужники не встретили гостей градом стрел. Впрочем, я разделяю Ваши сомнения, мистер Бэггинс. Что-то не так.
Бильбо не ответил. Шмыгнув носом, молча поплелся к друзьям, босыми ножками скользя по обледеневшей дороге. Проводив его взглядом, Торин поджал губы. Понимая беспокойство маленького полурослика, Король-под-Горой с горечью и нарастающим волнением признал – на самом деле совершенно всё было не так.
Подходя к западным вратам Казад-Дума, эреборец ожидал увидеть на подступах к Баразинбару многотысячное войско орков, готовых разорвать гномов при их появлении рядом. Азог был не слишком оригинален в своих методах ведения войны. Предпочитающий переговорам кровавую бойню, бледный урук с завидным постоянством использовал лишь одну знакомую ему тактику – нападение. Пожалуй, отсутствие чернокровых чудовищ у врат напугало Торина даже сильнее, чем могла бы напугать реальная встреча с ними. Когда видишь врага, точно знаешь, что делать. Но вот смельчаки стояли у подножия Карадраса, и встречала их лишь восходящая луна цвета рубина. Что-то явно изменилось в Мории. Что-то изменилось в Азоге. И Торин теперь не был столь же уверен в своем понимании противника, как это было хотя бы день назад.
«Мория приветствует нас, — Торин, подняв голову, поглядел на настежь распахнутые двери. Ощущая неприятный холодок в груди, сглотнул. Зловещая тьма ширилась в проеме врат, совершенно непроглядная, плотная. Казалось, что вошедший внутрь уже не сумеет выйти наружу, пожранный бездной. — Эти врата были зачарованы эльфами Эригиона. Множество столетий никто не пользовался западным проходом, не ведая тайного слова. Видимо, Азог достаточно умен, чтобы говорить на эльфийском. Но, что более вероятно и менее предпочтительно, у него есть умные друзья, помогающие в борьбе. Кто они и чего хотят?».
Король-под-Горой прогнал все мысли прочь. Ему не хотелось гадать, рассуждая о неведомом. Зная, что при желании гундабадец уже убил бы подошедших к Мории гномов, решил, что орк и не собирается никого лишать жизни. Вероятно, ему что-то понадобилось от заклятых врагов. Вот только что именно? Ключ от Эребора Азог уже имел. Держал на ошейнике Траина. Чего еще ему не хватало для счастья? Головы самого Торина, насаженной на длинную пику?
Глупые мысли ни к чему не приводили. Молодой наследник рода Дурина, коря себя за самоедство, развернулся к друзьям. Они, уставшие за день, решили воспользоваться паузой и устроить привал. Разведенный костерок почему-то никого теперь не смущал – видимо постоянная осмотрительность успела опротиветь всем. Нагло жаря колбаски прямо рядом с орочьим домом, гномы Эребора громко хохотали и отпускали в адрес друг друга злобные шуточки. Друзья развлекались, пренебрегая благоразумием. Языки огня, танцующие в снежном вихре, отбрасывали на их лица жесткие отблески в тон плавленого золота. Нахмурившись, Торин опустил голову к груди.
Его не покидало ощущение близящейся беды. Безудержное веселье уж очень походило на пляску смерти. Безумствующую в своей свирепости пляску последних вздохов.
♦♦♦♦♦
Безудержное веселье уж очень походило на пляску смерти. Безумствующую в своей свирепости пляску последних вздохов. Хохоча сквозь кровавый кашель, Осаа продиралась вперед, через покрытые снегом кусты шиповника. Искалеченное тело содрогалось от волн боли и судорог. Сломанные ребра не давали дышать – грудь изнутри разрывало, в спину словно вогнали раскаленный железный прут. Каждое движение приходилось совершать с криком на устах. Жизнь вернулась к гномке, но вместе с ней пришли и те ощущения, которые подгорной жительнице совсем не хотелось бы вспоминать.
— Ниар, — хрипло молвила Осаа, спотыкаясь. Земля ушла из-под ног и гномка повалилась на колени. Удар оказался сокрушительным: плотный лед оцарапал кожу на ладонях; негнущиеся суставы ног заскрипели. Слизав с губ сочащуюся кровь, гномка подняла взор к небесам. Наступившую ночь объял пожар – огненное око луны свирепо глядело на Средиземье сверху вниз. Плотные снежные облака порой закрывали светило, но быстро убегали вдаль, подхваченные неутихающим ветром. В черных проплешинах меж туч виднелось чистое небо, покрытое алмазами звезд.
Ей нужно было добраться до Ривенделла. Пока не стало слишком поздно, ей нужно было найти помощь. Красная Колдунья поступила мудро, обратив бесплотный дух в хроа – погибнув, Осаа вновь отправилась бы в Чертоги Мандоса. Оставшись же в живых, лишилась бы своей способности всегда быть сразу и везде. Так или иначе, в своем последнем акте доброты и щедрости, ангбандка даровала гномке шанс воспользоваться новообретенной жизнью с толком. Как теперь и намеревалась поступить Королева Эребора.
Стиснув зубы, подгорная жительница принудила себя подняться с земли. Холод мешал двигаться быстро, туманил разум и убаюкивал сознание. Неумолимо клонило в сон. Перебарывая дремоту, Осаа выпрямила спину. Пошатнувшись, поймала равновесие. Следовало двигаться дальше. Без промедлений. Затянутый пеленой взор выхватил из калейдоскопа крутящихся пред глазами картинок удивительное небесное зрелище. Сквозь паутину низких облаков к земле пробивались падающие звезды, появившиеся из пустоты черной ночи. Охваченные белым пламенем, они неслись вниз, оставляя за собой длинный шлейф серого дыма. Вначале подумав, что ей фееричное зрелище лишь мерещится, гномка пару раз моргнула. Но нет. Небесные камни продолжали падать, освещая округу слепящим белым сиянием.
— Они здесь, — догадалась Осаа, чувствуя, как внутри вновь крепнет надежда. Мимолетная догадка, сверкнувшая в мутнеющем сознании, прогнала прочь отчаяние и обиду. На глаза навернулись слезы. — Они прибыли в Эннорат.
====== Глава 11.3: Чертоги Казад-Дума ======
♦♦♦♦♦
— Они прибыли в Эннорат. Именно тогда, когда их ждали.
Ниар криво ухмыльнулась, наблюдая за тем, как небесные камни нисходят к земле. Их было немного, всего несколько хорошо проглядываемых линий бурого на фоне пламенеющих облаков. Ангбандка отлично представляла, что ждет Средиземье в ближайшее время. И она прекрасно понимала, что звездопад – лишь пролог в истории начинающейся битвы. Дальше – больше. Начало конца, как казалось старшей Миас.
«Сколько у нас времени? — гудящая голова работала скверно. Отчужденные мысли слетались в стаи и разлетались, подобно непокорным птицам. — День? От силы. Скорее уж половина дня. Вполне достаточно, чтобы достать Аркенстон. Мне бы только добраться до камня, а там уж будь, что будет».
На негнущихся ногах, дрожа и оступаясь, ангбандка подошла к отложистой стене Мглистых Гор. Кони, следовавшие за хозяйкой, остановились неподалеку. Нанивиэль, все еще спящая под действием чар, мешком свисала с седла Арго. Принцесса Дор-Даэделота не стала связывать эльфийку: под рукой не оказалось веревки, да и необходимости в лишней осторожности не было. Закинув бездыханное тело бессмертной на спину вороного скакуна, Красная Колдунья заспешила к горам. После встречи с Осаа чувствующая себя дурно, старшая Миас едва переставляла стопы – волнение и злость ушли, уступив место безысходности и слабости. Волна ярости снесла в голове Ниар все преграды невозмутимости и теперь через разрушенные плотины в душу чародейки стекали сдерживаемые до поры до времени реки эмоций. Мысленно отгораживаясь от сводящей с ума тошноты, ангбандка пыталась думать. «Ты сама есть свой самый жуткий, самый суровый враг, Ниар, — едва различимый голос отца прозвучал на задворках померкшего сознания. Облокотившись о скальный уступ, Красная Колдунья сползла к земле, поджимая под себя ноги. — Вы дети мои, любимые и обожаемые. В ваши тела и души была вложена старая магия Амана, края неги и радости. Свет Первозданного Огня, отраженный в песне Йаванны, стал вашей кровью. Тьма, сокрытая в Белерианде, стала вашими костьми. Вы есть плод любви вечно враждующих стихий, и в вас сокрыт секрет вечного мира. Неужели думаешь, что какие-то трудности способны остановить тебя, существо, совершенное по природе своей? Неужели все еще наивно полагаешь, что Валар могут причинить тебе вред, кроха? Прекрати ныть и возьми себя в руки. Ты моя старшая дочь, ты унаследуешь наше царство после того, как меня не станет. Ты не имеешь права на слабость». — Ты горазд говорить такие вещи, отец, — пробубнила Ниар, сквозь мрачную пелену на глазах озирая безумный ночной пейзаж. Свирепствующий желудок словно сворачивали в загогулину. Рассудок более не подчинялся ангбандке. — Тебе многое давалось легко, будто бы по наитию самой судьбы. Всегда сильный, всегда безмятежный, ты умел отгораживаться от боли. Я не ты. Мне всегда больно и противиться своим слабостям я не умею. Уж прости… Сквозь непроницаемый туман проступил еле заметный образ. Чародейка не совсем понимала, грезится он ей или нет. Реальность плавно перетекала в видения, которые чудачески вспыхивали перед слепнущими глазами. Поджав губы, совсем по-детски, Ниар потянулась к едва различимому абрису в темноте: иллюзорный, он порой казался таким близким, таким безжалостно близким. Почти забытое лицо потерянного отца, свободолюбивого, мятежного, веселого порой. Его светлый лик, молодой и ничем не омраченный. Раньше он часто улыбался, но время отняло у него улыбку. Угольные глаза поблескивали могуществом, и скрытый в них огонь подчас вспыхивал ярче звезд на небе. Уголки тонких губ поднимались вверх всякий раз, когда Вала Мелько был со своими детьми. Он старался скрыть свою нежность, но стоило трем Миас отвернуться, суровый повелитель Дор-Даэделота отбрасывал маску угрюмости прочь. Он был великолепен. Во всем. Он не любил бахвальства и признавал лишь чистоту, в чем бы она ни проявлялась. Его преданность Арде поражала. Привязанный к смертному миру, искренне переживающий за него всем своим естеством, отец не уставал постигать и восхищаться Эа. Вселенная завораживала его, и он неизменно находил в ней частицы отчаянной, девственной, дикой красоты. Собственно, он сам был этой красотой: на грани, между жизнью и смертью, в борьбе, в рождении и медленном угасании, в каждом мимолетном движении, он был, он присутствовал, как насыщенная тень, облагораживающая бесцветную акварель. Мелькор всегда шел первым и не боялся нового. Он отдавал себя Арде и не требовал ничего взамен. И слово его жило до сих пор, вопреки воле Валар. Как яростное пламя, негаснущее под натиском вездесущих ветров. Ниар помнила, как он пал. Отец не хотел, чтобы она была рядом с ним в тот черный день. Наверное, он попросил Саурона позаботиться о Миас и верный Майа исполнил волю хозяина: уговорами ли или обманом, но Майрон увел пелорийскую тройку подальше от бушевавших в Белерианде сражений. Однако втайне от старого друга, втайне даже от сестры и брата, несомая вперед лишь потоком страха и отчаяния, Ниар проникла в Дор-Даэделот. Невидимая и неслышимая для своих недругов, она стала очевидцем той самой последней битвы. Разум, страшащийся неизлечимых мук, стер горькие воспоминания. Но вот над Средиземьем вновь разбушевались ураганы перемен и, подобно шаловливым весенним сквознякам, они сдули пыль с тайных ларцов памяти. В голове оживали погребенные заживо истлевшие картины минувших лет. Развалины Ангбанда. Высочайшие стены некогда крепкой цитадели, охваченные пламенем. Угли и пепел, в которые обратились тела убитых. Пропитанный гарью воздух, черный, точно земли в Мордоре. Нескончаемый поток серого снега – надрывное дыхание погибающего Белерианда. Голая почва, по которой текут густые ручьи багряного цвета: сливаясь воедино, они реками разбегаются по земле, изъеденной войнами. И ее отец, стоящий на коленях в самом сердце своего агонизирующего царства.
