— Вот как, — чуть нахмурившись, Элронд ступил стороной. Посмотрев на Илийю, улыбнулся краешками губ, руками подзывая к себе младшую квенди. — Подойди сюда, милая. Я хочу взглянуть на тебя поближе.
Явно робея, молодая эльфийка несколько мгновений мялась на месте. Потом же, осмелев, чуть ли не бегом кинулась к Владыке Ривенделла. Как смертный ребенок, подвластный болезням и страстям, она в рыданиях уткнулась в тунику Элронда личиком. И смех, и горечь, и вечная дерзость – все смешалось в Нанивиэль океаном вечных эмоций.
— Тише, милая, тише, — сквозь смех проговорил эльф, поглаживая Илийю по голове. — Вы в безопасности и ничего более не угрожает Вам.
Арвен, наблюдая за отцом, сложила руки на груди. Вконец успокоившаяся, теперь она думала о гномах, пришедших в Ривенделл вместе с бессмертными девами. Эреборцам не только нужен был приют, но и помощь. Отлично помнившая сложность пути к Гундабаду, Ундомиэль знала, что обязана подгорному народу не только своей жизнью, но и жизнью Илийи.
Никогда не приветствовавшая людской жизненной философии, бессмертная вспомнила истину, которую младшие дети Илуватара превозносили над другими правдами. Фиримар говорили, что долг платежом красен. Кажется, как раз и наступало время раздавать долги.
♦♦♦♦♦
Никогда не приветствовавшая людской жизненной философии, бессмертная вспомнила истину, которую младшие дети Илуватара превозносили над другими правдами. Фиримар говорили, что долг платежом красен. Кажется, как раз и наступало время отдавать долги. Во всяком случае, Арвен вела себя в соответствии с этим постулатом: беспокоясь о комфорте гномов, она хлопотала, обустраивая гостей. Илийя как могла, помогала заступнице – вышагивая рядом с Кили и Фили, раздавала подгорным жителям теплые одеяла и приятные закуски до ужина.
— В прошлый раз нас встретили не так тепло, — заметил старший из двух братьев. Подмигнув спутнице, хохотнул. — Какие-то у вас весьма двойственные понятия о радушии. Конечно, был ужин, вино и тепло. Но каждому отдельные покои? Не слишком ли?
— Вы вернули в Ривенделл Леди Арвен, — Нанивиэль смущенно отвела взгляд. Всякий раз, когда молодые гномы обращались к ней, девушка заливалась румянцем. — Мы обещали отблагодарить вас. Мы сдерживаем свои обещания.
— Неужели шалопайка перестала говорить, как разбойница? — Кили, хитро улыбнувшись, догнал эльфийку и коротко щелкнул пальцем по носу. — С чего такие изменения, птичка?
— Прекрати меня называть так, коротышка, — возмущенно зашипела Илийя, впихивая в руки гнома стопку аккуратно сложенных одеял. — Я тебе не просто смертная девица без ума и гордости. Я эльф. Мне должно говорить красиво.
— Вот как? — удивленно вскинув брови, Фили пропустил бессмертную вперед. — Раньше кое-кто открещивался от своего наследия. Мы так опротивели тебе за время путешествия? Или кому-то надоели веселые песни и танцы?
— Прекрати говорить глупости, — фыркнув, девушка кокетливо расхохоталась. Остановившись, оправила сюртук безбородого гнома. Широко улыбнулась, наслаждаясь приятной компанией. — Как могут надоесть уроки кхуздула? Нет, дело не в том, что мне вдруг захотелось приобщиться к скучной истории рода. Просто…
— Ты не одна из нас, — понимающе кивнув, Кили грустно повел головой. — Оно и понятно, птичка. Мы скоро уйдем, а тебе придется остаться. Не осуждаем, ни в коем случае. Но не нужно говорить с нами, как с чужаками. Мы вместе сражались с орками, грелись у одного костра. Мы друзья, а не враги.
— Да и накуролесить уже не успеем, — поддакнул Фили, вставая рядом с эльфийкой. — Дядя собирается уже завтра отправиться в путь. Нам осталось провести последний вечер вместе. Так что давайте-ка не ссориться и не спорить.
— Да мы и не спорили, — возразил Кили. Поймав взгляд Нанивиэль, нахмурился. Молодой гном казался мрачнее серой тучи. — А ты никогда не думала, что можешь избрать другую участь, бессмертная?
Илийя, услышав оброненную приятелем фразу, на безумно долгое мгновение потеряла дар речи. Слова, до боли знакомые, шепотом прошелестели в сознании. Эльфийке уже доводилось слышать подобный вопрос с уст незнакомки, повстречавшейся в Лихолесье. Произнесенная Кили, она не так давно ознаменовала для Нанивиэль начало долгого пути к Ривенделлу.
«Ты можешь избрать другую участь, бессмертное дитя Эру». Именно так сказала красавица-гномка, за которой пришлось гнаться сквозь заросли Черного Леса. Чувствуя, как теряет контроль над собственными ощущениями, Илийя сглотнула. Крупная дрожь, охватившая девушку, перерастала в сильный озноб. Моргнув, эльфийка подняла взгляд к друзьям.
«Та женщина казалась необычайно высокой и красивой, как для гномки, — подумалось юной Синда. — Она была черноволоса, синеглаза и светла лицом. Кажется, ее одежды были из дорогой ткани. Почему она заговорила со мной?».
— Ты хорошо себя чувствуешь? — заметившие отстраненность спутницы, обратились к бессмертной гномы. — Ты побледнела…
— Все отлично, — потерянно ответила Илийя, не зная, лжет, или говорит правду. — Просто вспомнилось кое-что, о чем забывать не стоило. Память – капризная женщина.
♦♦♦♦♦
Память – капризная женщина. Она то решает сокрыть туманом важные детали прошлого, то выставляет сокровищницу воспоминаний на свет. Ниар, проклиная себя за вечное тяготение к ненужным измышлениям, тихонечко сидела в эльфийской беседке, пытаясь угомонить растущий страх.
Ей не нравилось в Имладрисе. Все в цветущей долине вызывало в душе Красной Колдуньи жуткое отвращение, граничащее с ненавистью. Некогда восхищавшаяся эльфийскими искусством и историей, теперь старшая Миас видела в культуре бессмертных увековеченные напоминания о допущенных ошибках. Лишенная возможности пользоваться своим тайным зрением, Ниар руками ощупывала скамью, на которую присела. Тонкие пальчики скользили вдоль до боли знакомых узоров.
Вот древний, очень красивый рисунок, похожий на снежинку: ветвистые крючкообразные линии сходятся воедино в цельном ансамбле звездного калейдоскопа. Он называется «Хэкелло» – «Покинутый эльф». Некогда его вырезали на оружии те из Эльдар, что шли следом за Феанором, желавшим вернуть Сильмариллы. А вот другой, в форме широкого крыла. Имя ему – «Намагриэ». Произнося это слово, прощались с жизнью эльфы, жившие в Гондолине. Памятная битва породила множество песен и сказаний, рисунков, начертаний. Черный день памяти для всех живущих ныне бессмертных. Рука Ниар остановилась на очередном узоре.
«Улуг». Вырезанный в дереве силуэт Железной Короны. Острый абрис трех стальных зубьев, в которые старые мастера Ангбанда сумели вставить Сильмариллы. Ниар хохотнула, заворожённо изучая знакомые очертания. Почему-то нынче всем казалось, что Мелькор носил высокую, грубо исполненную корону. Наверное, эльфам нравилось омрачать образ извечного врага Арды, пугая смертных ужасающими, но выдуманными деталями прошлого. Мало кто знал, как на самом деле выглядел этот знак власти Дор-Даэделота.
«Она была похожа на два тонких голубиных крыла, — вспоминала Красная Колдунья с растущим гнетом в душе. — Кованная из грубого, черного железа, тиара сходилась над переносицей тройным сплетением, где красовались заветные камни. В ней не было никакой прелести и изящества. Лишь простота, граничащая с безумствующей скромностью отца. Он не желал хвастать добытым сокровищем, но кто бы поверил в это? Лишь Саурон, знавший правду. Великий и ужасный Моргот, проклятый миром, надел свою знаменитую Корону, чтобы уберечь своих детей от лишних взглядов. Как прозаично и скучно звучит эта правда».
Губы Ниар растянула грустная улыбка. Ей вспомнилось, как отец надевал стальной обод ей на голову, примеряя. Корона сползала на нос, никак не желая удерживаться на лбу: тогда Мелькор с добрым хохотом щелкал дочь по носу и убеждал, что в один прекрасный день тиара окажется крохе впору. Ниар, будучи совсем маленькой, расстраивалась и с завистью глядела на заветный обруч. Теперь Железная Корона не казалась столь привлекательной наградой. Она являлась символом исчезнувшего царства. Реликвия, не более чем…