Повествование Эфраима Севелы «ЗУБ МУДРОСТИ» (М., 2004) ведется от лица 13-тилетнего подростка. К сожалению, автор не указал года, когда была написана его повесть, что принято нормами издательской культуры. Судя по реалиям, разбросанным в тексте, книга была написана достаточно давно, так как насыщена идеологическими штампами периода начала перестройки. Но об этом поговорим чуть позже.

Повесть, конечно же, рассчитана на молодого читателя. Ее главная героиня Ольга дается автором как некая достаточно типичная девочка-подросток: ироничная по отношению ко всему на свете, в том числе и к своей семье; достаточно агрессивная и скептичная как к «коммунистической стране», откуда эмигрировала ее семья, так и к Америке, Нью-Йорку, своему еврейскому окружению, и американцам. Впрочем, скептицизм и агрессивность отчасти можно было бы и понять, поскольку в жизни героини сплошное уродство выдает себя за норму. Все искривлено, смещено, лишено каких-либо нравственных оснований. Ее папа — гомосексуалист, из школы ее забирает «подружка папы» — другой гомосексуалист; ее мама сожительствует с мужчиной, который, в конце концов, без всяких мотивов и объяснений их покинет. Сама героиня весьма распущена — она явно соблазняет любовника мамы, не терзаясь при этом ничуть от таких ненормальных чувств (реальные сцены и фантазии героини даны автором с гадкими физиологическими подробностями).

Книга, рассчитанная на подростка, не содержит в себе никакого творческого и человеческого достоинства. Язык автора на редкость примитивен. Многие предложения, если их вычленить и читать самостоятельно, часто уродливы, не содержат смысла, представляют собой обрублено-«мычащие» фразы. Например: «Хотя ею и можно объесться как вареньем. И тогда стошнит». Трудно понять, о чем идет речь в данных предложениях, но, увы, это типичный стиль автора. Под «ею» в данном случае подразумевается любовь. Предложения повествования Эфраима Севелы — немногосложные, укороченные, рваные. Автор обходится без эпитетов, метафор, сложноподчиненных предложений. Слово здесь — только носитель информации, но не свидетель внутреннего мира героев. Именно поэтому речь всех героев этой книги (будь то главная героиня, или ее мама, отец и пр.) совершенно одинакова, — речевых характеристик лишены все герои, что всегда являлось свидетельством низкого художественного качества текста. Категорическое отсутствие речевого богатства данного повествования, примитивность описания образов героев, бедный язык — все это делает повесть Эфраима Севелы непригодной для каких-либо внеклассных или обязательных чтений в школе. Между тем, традиция и закон предполагают изучение и использование в качестве дополнительных материалов в образовательных учебных заведениях произведений, соответствуюших как психофизическому возрасту обучаемых, так и определенным культурным, эстетическим и этическим нормам.

Но если все-таки произведение читалось подросткам, если оно рекомендовалось для изучения, то с какими же целями? Есть ли в нем что-либо достойное внимания, когда напрочь отсутствуют художественно-эстетические ценности?

Подросток, воспитанный в традициях русской культуры, будет в полном недоумении от массированного негативного колорита описания еврейской семьи главной героини, образа жизни людей в России, отчасти и в Америке.

Герои книги абсолютно свободны от каких-либо естественных норм, существующих между разными поколениями внутри семьи. Главная героини у автора обладает странным сознанием, совершенно не типичным для подростка в 13 лет. Так, на протяжении всей книги проходит тема антисемитизма и преследования евреев (в коммунистической России, в самой семье главной героини, в среде эмигрантов). Об этом идет речь на страницах 6, 7, 13, 17, 27,45, 54, 83, 108, 187, 193, 198, 209, 229, 230 — не слишком ли велика частота описания для подростковой книги? (И вряд ли случайна такая регулярность «размышлений».) Впрочем, есть и исключения с точностью наоборот, сионистские: автор несколько раз устами своих героев произносит фразу «Шекспир — гой» (С. 79, 108, 183), или вкладывает в уста главной героини гордость тем, что она еврейка, что позволяет ей «смотреть на весь остальной мир свысока, презрительно прищурив глаза» и испытывать «сладкий яд национализма» (С. 88, 89). Впрочем, автор не избежал и других примитивных идеологических штампов: «Россия — страна алкоголиков. За исключением нашей семьи. Да и у нас был свой алкоголик» (русский дедушка, майор КГБ, то есть — исключений нет); «Россия — тюрьма народов….» (С. 99). Эти перестроечные истеричные «агитки» сегодня читаются совершенно оскорбительно для граждан России, а их использование автором нельзя не понимать как преднамеренное внушение подросткам негативного отношения к своей стране. В частности, героиня ничуть не смущена тем, что ее дедушка в России «жулик», «вор, выдающийся вор», торгующий пивом, которое употребляют дорвавшиеся до него «как голодные свиньи до свежего дерьма» люди России (с. 16).

В литературном произведении мы всегда различаем голос героя и голос автора. В данном случае (как и во всех других, о которых речь пойдет ниже) автор не дает никакой оценки мыслям, словам и поступкам своей героини. В таком случае можно утверждать, что его восприятие реальности совпадает с точкой зрения героини. Учитывая, что произведение рассчитано на молодого читателя, авторская оценка просто необходима. Но, повторю, ее нет. Но есть другое — сознательное авторское наполнение образа героини-подростка взрослыми идеологическими штампами, мыслями и чувствами. С одной стороны, как уже говорилось выше, это «линия антисемитизма» (не думаю, что об этом знают тринадцатилетние дети, но прочитав Севелу — узнают), с другой стороны, — это линия дедушки-Душегуба, майора КГБ в отставке, портрет которого в повести достаточно отвратителен (распущен в словах, пьяница, и пр.). К культурным характеристикам героини можно отнести следующие ее «открытия»: «В России самые любимые и распространенные песни — воровские, блатные. Часто с непристойнейшими словами» (С. 36) Далее повествуется усвоение героиней именно такого репертуара. Так ли это? Кажется, тут не нужны доказательства авторской тенденциозности. Не мало страниц своей книги автор отдает описаниям «чувств женщины» своей героини: «Я себя уже чувствую женщиной. Меня волнует близость мужчины» (С. 90 и пр.). Никакой юношеской романтики! Никаких волнений души и тонких оттенков чувств вне физиологии! Все в этой книги предельно просто и материально — вплоть до описания «крови между ног», вплоть до описания «детского секса» в пионерском лагере под видом игры «Здрасьте-здрастьте, раздвинь ножки» (С. 128–130) Уровень «философских размышлений» героини определяется все той же «эстетикой ниже пояса» автора книги — на странице 119 читаем: «Отчего, в сущности, все зависит в этом мире? Меня не было бы на свете в помине, если б мой папа чуть раньше испытал влечение к мужскому заду. Тогда бы сперматозоид, от которого я была зачата, не проник бы в мамину яйцеклетку, а бесславно погиб бы в чьей-нибудь волосатой заднице. Мне даже стало жаль себя». Комментарии здесь, кажется, излишни.

Автор книги явно тенденциозен — тенденциозность его, к сожалению, аморального свойства. На страницах повествования все время даются рассказы о физиологических отправлениях людей («в штаны наделал») и животных, о «постельных сценах» матери с любовником (героиня подглядывала за ними), о том, что «у бабушки Симы климакс», весело описывается игривый «половой акт» любимой в семье собачки Бобика с бабушкиным ухом (с. 31). (Этой мерзкой сцене язык филолога не может дать определения, очевидно, нужно обращаться к специалисту по сексуальным извращениям). Героиня о себе сообщает, что она «с удовольствием воспроизводит на бумаге бранные слова, ругательства» (с.62–63), где далее следует описание удовольствия от «страшных ругательств», она читает порнографические журналы, смеется на похоронах («веселые похороны» описываются дважды!) и прочее.

Автором книги производится насилие над читателем, которое можно квалифицировать как диктатуру аморальности. У ребенка есть право не только знать, но и право не знать о целом комплексе извращений, который дается в книге. Книга принципиально не может доставить художественного наслаждения от ее чтения. Она спекулятивна, безнравственна, низкопробна, негативна. Все это — бульварное чтиво низкого сорта, увы, для детей. Книга «Зуб мудрости», написанная эмигрантом Эфраимом Севелом, разрушительна для детской души и детского сознания, ибо она напрочь отменила стыд как главное укрепляющее ядро человеческой личности. Тем более личности становящейся — подростка. Наверное, нормальной реакцией от чтения этой книги будет, действительно, тошнота…