— Зато она энграммы у неё хороши, — заметила Арасси, поднимая хвост с кровати ладонью и роняя его обратно.

На самом деле, Нойна делает энграммы не просто хорошо. Она — крупнейшая мастерица Сидны по части энграмм, давно перескочившая через наставниц; в этом она вполне могла потягаться со сёстрами Криммау-Аммау, которые всегда считались лучшими в энграммах. Мастерство их составления и применения Нойна поначалу изучала вынужденно, ибо никак не могла толком зажечь игнимару. Сначала и энграммы не хотели ей поддаваться, но она с нельвиным упорством занималась ими, почти игнорируя всё остальное. Потому-то её сохранили в Сидне, ибо у неё выявился яркий талант; а если ты что-то действительно умеешь — значит, нужна в сестринстве.

— У некоторых из них есть вполне хорошие манеры, — сказала Шасна, разглядывая когти. — Я дхааров имею в виду.

— Чушь. В лучшем случае они могут лишь глупо подражать, — сразу возразила Айни, всё ещё не удовлетворенная своим видом.

— Дхаарки прислуживают амарах дисциплария, — заметила Миланэ, без задней мысли, просто так.

— И это ужасно. Дхааров вообще не должно быть в дисципларии. Для них есть полно других мест. Какой смысл находиться им в обители духа Сунгов?

— А вдруг они проникнутся его величием и потянутся к нему? — молвила Шасна со скрытым сарказмом.

Айнэсваала возмутилась и даже бросила прихорашиваться:

— Не хватало ещё! Грязное не может бесследно дотронуться к чистому!

— Ладно, — улыбалась Шасна. — Доброй ночи, Арасси. Спокойно ночи, Милани, хорошо отдохни.

Попрощавшись, они ушли.

Миланэ улеглась на живот, лицом к стенке, прикрылась тонкой тканью и отреклась от мира.

«Предки мои, ещё только луна, и я стану сестрой, стану жить в Марне… Принимать участь в жизни патрона… И вот как ко мне станут все относиться? А вот так, вот так… Это столь заманчиво да интересно иметь силу и влияние, вот например я куда войду в любой магазин или там учреждение или гости а все начнут перешёптываться смотрите это Миланэ, да-да, та самая, родная Ашаи сенатора Тансарра, вы слыхали о ней, ах какая у неё игнимара, ах какая она из себя, а я буду делать вид что не замечаю или мне в привычку… Хорошо иметь силу и влияние, опять же деньги, они не всё решают в жизни, но многое, они — власть, вокруг них всё вертится, не без этого, давай будем говорить честно, что тут таить. Наверное, мне придётся выполнять его важные поручения, даже давать взятки, наверное, я это умею, буду так давать с многозначительным видом, и с таким же видом их будет кто-то принимать, хотя какие взятки может давать сенатор, ему должны давать… Взятки это как бы плохо, но на самом деле иногда на пользу общему делу, не так ли?.. А ещё будет время заняться собой, будет досуг, я обязательно пройдусь по всем магазинам Марны с одеждой, драгоценностями, украшениями и прочим-всяким, увижу интересные места, познакомлюсь с интересными львами и львицами… достану самых лучших тканей и перешлю их матери в Ходниан, ой, надо будет ей и денег дать когда приеду… Достану хороших книг, обязательно достану «Снохождение»… снохождение… снохождение… Вот почему в дисципларии ему так мало внимания уделяют? Хотя понятно, тут обучить сложно, тут больше личное упорство играет роль, да и склонность имеет значение… Не зря ведь Вестающих так мало, а все они — хорошие сновидицы… самые лучшие… и ничего, никаких огромных истинотайн они не изрекают… хотя, как знать, у них свои тайны, даже свой мир… Да, согласно канонам, в снохождении нету истины, а потому время проводить в сновидных похождениях имеет немного смысла, оно дано лишь для видения Ваала, но разве Ашаи всё должна измерять полезностью?.. Хотя да, как нас учили: «Хорошая Ашаи — полезная Сунгам Ашаи». Всё меряется полезностью для Сунгов, для общности… Польза — мера всего… Всего… Всего… Деньги. Польза… Сунги…».

— Миланэ? — тихо прошептала Арасси, но в тишине ночи её голос прозвучал резко, даже пугающе.

— Да? — на выдохе молвила Миланэ.

— Ты спишь?

— Так… лежу…

— Ты боишься Приятия? — ткани кровати шуршали, когда Арасси высоко подняла лапу, вот так играя своими изяществом и гибкостью.

Она всегда спит на спине.

«Как можно спать на спине?», — всегда удивлялась Миланэ. — «Неудобно ведь».

— Нет. Скорее, немножко волнуюсь, когда о нём думаю, — дочь Андарии попробовала изложить свои мысли в честном ответе.

— А я боюсь, — призналась Арасси, и по её тону Миланэ поняла, что действительно боится.

— Боишься того, что после него продолжатся твои ночные кошмары? Или боишься пить сому?

Арасси помолчала, продолжая играть лапой в воздухе.

— Боюсь, что Ваал меня просто убьёт, когда её выпью. Ведь помнишь, что было, когда я несколько раз пила нарали…

Устало приподнявшись на кровати, Миланэ с нетерпением спросила:

— Арасси, скажи честно: ты взаправду думаешь, что это Ваал приходит в твои сны? В конце концов, за столько лет мы ведь можем внести ясность! Ваал приходит к тебе, да?

Арасси, протянув руку, взяла два браслета со столика и начала ими постукивать.

— Больше некому приходить. А кто ещё? Что это такое?.. Ну должна же я хоть что-то думать, — бросила браслеты обратно. — Иначе это болезнь и безумие. Я должна верить, что это Ваал, а иначе — конец…

Миланэ не верила во Ваала, как это принято среди простых Сунгов — прямо и плоско, который понимают его именно как «Первосущность», как нечто индивидуальное, вроде богов и богинь этих варваров; да никакая Ашаи, из тех, кого она знала, не верила в него в истинном смысле слова. Всё это было бы огромным надувательством, маскарадом, притворством, если бы не некое странное убеждение в частичной, но верности этой веры, тем более, что она опиралась на таинственные, странные и необъяснимые вещи, свидетелем которых ежедневно, с малых лет, была каждая Ашаи. Соответственно, эту никому не постижимую до конца двойственность и противоречивость — двоемыслие, о да — носила в себе не только Миланэ, но и остальные Ашаи, и каждая справлялась с нею отдельно, как умела.

И если некто посягал на некие основы, на Ваала, на Сунгов, на их жизнь и их порядок, то Миланэ чувствовала в себе сдерживаемый, но гнев, и всячески пресекала подобное инакомыслие. Ваал приходил в её сновидения, она явственно помнила этот совершенно безличный образ в форме света на вершине; тем не менее, в этой безличности пряталась та самая сунгмара, «отличие всех Сунгов», их характер, их древность, общность, их прошлое и будущее; Миланэ чуяла, что и она — часть этого сияния, и в ней есть этот свет, и в остальных Сунгах, а другие к этому непричастны, они не могут иметь тех даров духа, которыми владеет сестринство. Потому они — другие, чужаки, они не хуже и не лучше, но они — чужие.

Если Ваала нет, то почему только львицы-Сунги могут владеть дарами?

Если Ваала нет, то что это за сияние в сновидениях?

Если Ваала нет, тогда почему бессильны и жалки жрецы иных народов, прайдов и племен?

Хорошие вопросы. Вопросы, которые терзали всякую Ашаи, что решила вдруг пересмотреть свою веру.

Конечно, Ваал приходит в разных образах. И к Арасси он впервые пришёл в образе большого, яростного, тёмного льва; он без предисловий и послесловий насиловал её каждый раз, при каждом видении в сновидении, а потом топил в небольшом, но чёрноглубоком пруду. Арасси не боялась рассказывать наставницам, что это был именно Ваал, а не просто фантазия, скрытые желания и прочая шелуха ума; говорила, что это именно он, что «она чувствует». Наставницы всячески смотрели ей в глаза, даже правдовидица пыталась уличить во лжи, но потом все лишь повели ушами и решили, что у каждого свой способ познания духа Сунгов, а потому если она назначена Ему для такого изощрённо-извращённого эротизма, так пускай, что поделать.

Никогда не страшась делиться ощущениями и личным, не имея никаких границ и внутренних преград, Арасси всё рассказывала Миланэ. Её длинные рассказы, которые всегда богаты на детали и всякий раз звучат по-разному, в конце концов сводились к тому, что насилие ей, в общем-то, нравилось, а утопление было ужасающим. Пожалуй, дочь Андарии посчитала бы Арасси странной и болезненной лгуньей ради эпатажа, львицей дурнейшего воспитания, но та действительно просыпалась среди ночи от удушья и, как правило, падала с кровати или на несколько минут впадала в сумеречное, жуткое состояние беспомощной паники; за несколько лет совместной жизни Миланэ привыкла к этому и знала, что делать. И всякий раз, когда случался ночной приступ, Арасси перед этим видела своего грозного, жестокого Ваала.