Скорпион спит крепко и не сразу пробуждается. Очнувшись же, проявляет неожиданную прыть и, подняв над собой хвост с ядоносной иглой на конце, также спешит куда-нибудь скрыться.

Однажды из-под перевернутого окатыша выскочили два птенчика-пуховичка чайки-крачки. Под одним окатышем оказалось пять маленьких ярко-розовых комочков, каждый не более полутора сантиметров. Комочки вяло ворочались. Мельком взглянув на неведомые существа, я опешил от неожиданности: никогда в жизни не видал таких необычных существ.

Ольга, помогавшая переворачивать окатыши, тоже растерялась.

— Да у них есть ручки и ножки! — вскрикнула она.

Тогда, приглядевшись, я узнал в крошечных розовых созданиях новорожденных и еще слепых мышат.

Южный берег Балхаша совсем недалек от острова Алгазы, и мне приходит в голову мысль съездить туда. Там расположены непроходимые для автомашин летом пески пустыни Сарыесик-Атырау. Ранее я путешествовал по этой пустыне. По ней в давние времена текла река Или, меняя свое русло, было развито поливное земледелие. Остались многочисленные следы мощной ирригационной системы, древние городища. Нашествие монголов смело этот очаг земледелия, река Или вскоре отошла далеко к западу, где и течет поныне. Кроме ранее известных четырех городищ я обнаружил еще два неописанных. Все городища располагались цепочкой примерно на одинаковом расстоянии друг от друга, начинаясь от северного склона хребта Малай-Сары, ограничивающего пустыню с юга, и кончаясь километрах в сорока от берега Балхаша. В раннее средневековье (VI–X века нашей эры), к которым относятся городища пустыни, они стояли в стороне от древних центров и торговых путей, идущих с юга через перевалы Курдай и Кастек Заилийского Алатау.

Невольно вспомнилось, как вскоре после Великой Отечественной войны, во время путешествий по Семиречью, мне встретился старик чабан, который рассказал, что в пустыне Сарыесик-Атырау, недалеко от берега Балхаша, он видал разрушенное городище, заносимое песками. Внутри его находился видимый из земли край бронзового котла. Он был так велик, что мог свободно вместить верблюда. Быть может, я не обратил бы внимания на этот рассказ, если бы не услышал его от другого местного жителя. Об этом же городище слышал и егерь, живущий на полуострове Сарыесик, разделяющем пресную западную часть озера от соленой восточной. Казалось, будто я видел обозначение этого городища на старой, когда-то случайно попавшейся на глаза карте переселенческого управления. Потом, уже на других картах, больше не видал этого городища, несмотря на то что пересмотрел их немало. Оно, вероятно, исчезло с лика земли, быть может, занесенное песками. Представлялось, что городище с бронзовым котлом, самое удаленное в глубь пустыни, менее всего пострадало от времени и поэтому наиболее интересно. Но, сколько я ни искал его, найти не смог. Возможно, его действительно занесло песками. Вблизи озера, в северо-восточном углу пустыни, там, где оно могло предположительно находиться, в урочище Бестас располагались особенно крупные песчаные барханы. Как-то, пролетая над пустыней на маленьком самолете вместе с зоологами, ведущими учет сайгаков, я заметил вдали громадный одиночный бархан с какими-то выступами, выделявшийся своим необычным видом на местности. Не находился ли под ним последний город с бронзовым котлом?

История знает немало примеров, когда в пустынях пески полностью засыпали древние поселения. Так, в 1885 году в пустыне Калахари (Африка) золотоискатель Фарини неожиданно набрел на каменные стены длиной около полутора километров и огромные камни с высеченными на них иероглифами. Вскоре туда была послана экспедиция археологов, которая ничего не нашла. Через полстолетие, в 1933 году, скотовод Коэце опубликовал в печати сообщение о том, что видел развалины, описанные Фарини. На их поиски ринулся археолог Пэвер и тоже ничего не нашел, точно повторив маршрут Коэце. Затем на поиски призрачного города отправился писатель Л. Грин, автор более двух десятков книг об Африке. И его постигла неудача. Таинственный город скорее всего периодически открывали и закрывали пески.

Затея обследовать южный берег Балхаша напротив острова Алгазы казалась трудной и заманчивой. Изнывая от жары, жажды и усталости, я бродил по сыпучим пескам, удалялся далеко от берега, но ничего не нашел. Может быть, придет время, когда пески освободят засыпанное ими городище, и тогда кажущееся ныне мифом может оказаться действительностью и археологи, обследуя находку, прочтут немало страниц из истории далекого и трагического прошлого жившего здесь населения^[9].

День, как всегда, был жарким, и безжалостное солнце лило свои обжигающие лучи с синего неба. Балхаш застыл, спокоен. Во второй половине дня небо с запада задернулось легкой прозрачной пеленой. К вечеру на горизонте появились темные облака.

— Если солнце село в тучу, жди, моряк, большую бучу! — напомнила Ольга и, обеспокоенная, предложила покрепче натянуть тент. Далеко за Балхашем засверкали молнии. Дневной зной спал, но было по-прежнему жарко и душно. В наступившей тишине заныли комары. Звонкие песни завели ветвистоусые комарики. Серебристые чайки с острова Алгазы замолкли, успокоились.

Не спалось. Ночью я проснулся от шума. Полотнище тента угрожающе хлопало по машине, полога трепыхались и грозились сорваться с растяжек. Громко шумело озеро и бросало на берег волны. Бушевал сильный, жаркий и душный ветер. Вода, нагнанная ветром, поднялась, залила берег, подошла к самому биваку. Небо было черным, без звезд. Кромешную темноту озаряли вспышки молнии, но без дождя и грома.

Целый час мы суетились вокруг бивака, натягивали покрепче веревки, прибивали вырванные колья. Над далеким горизонтом озера взвилась красная ракета: терпело бедствие какое-то рыболовецкое судно.

Ураган долго не унимался. Но потом немного ослабел, жаркий ветер умчался к востоку, стало прохладнее. Но озеро бушевало. Постепенно мы забылись тяжелым сном.

А утром яркое солнце взошло над землей, по синему небу плыло несколько белых облачков, озеро успокоилось, плескалось тихо и ласково, день сиял, и как-то не верилось, что ночное буйство природы исчезло без следа. Удивительны контрасты природы!

Мои спутники крепко спали, хотя в обыденной обстановке в это время полагалось уже давно начинать будничные дела. Едва я стал выбираться из-под полога, как поднял целое облако потревоженных мелких ветвистоусых комариков. Все полога, все вещи, все укромные уголки и защищенные от ветра места были серыми, покрыты мириадами этих крошечных насекомых. Под надувным матрацем тент тоже был усеян тельцами полураздавленных комариков, пытавшихся пролезть под постель и найти там защиту от урагана. На нашем биваке они искали спасение. Множество комариков забилось под камни, под кустики. Иначе им, таким крохотным, было нельзя. Очутиться вдали от озера означало верную гибель. Крошечные муравьи-пигмеи разведали легкую поживу, и целая их процессия протянулась к нашему биваку.

Вялые и полусонные, мы с трудом взялись за дела. Никому не хотелось приниматься за еду. Отказался от завтрака и наш фокстерьер. Отбиваясь от мелких комариков, мы свернули бивак и, поехав дальше, повезли их с собой целые полчища.

Наш переезд недолог. На полуострове Байгабыл приглянулось хорошее место на берегу залива, у высоких скал. Время есть, и можно весь день бродить по пустыне или по берегу озера. Иду по невысокой прибрежной гряде из щебня, покрытой редкими растениями. Солнце давно поднялось над горизонтом и основательно припекает, но легкий бриз с озера и свеж, и прохладен.

В одном месте цветущий вьюнок прикрыл своими листьями гряду большим зеленым пятном. Едва вступаю в эти крошечные заросли, как во все стороны разлетаются комарики-звонцы да скачут кобылочки. Комарики здесь, оказывается, тоже нашли приют. А кобылочки? Что им здесь надо, что-то уж очень много их тут собралось. Неужели едят вьюнок? В его тканях млечный сок, и любителей полакомиться этим растением немного. Впрочем, здесь, на щебнистом берегу Балхаша, так мало растений: кустики гребенщика, кое-где низенький тростник, эфедра, полынь да две-три солянки. И все! Но сколько ни приглядываюсь — не вижу следов погрызов растений. Странное скопище кобылок!