Полуостров Байгабыл нам понравился, и мы на нем задержались. Гостеприимные метеорологи снабдили нас пресной водой, за ней они плавают в устье реки Каратал, от острова в сорока километрах. Я брожу по острову в поисках интересных находок. На земле, покрытой коричневым от солнца щебнем, увидал два крохотных ярких и белых пятнышка. Когда же присел, крохотные пятнышки повернулись вокруг оси и снова заняли прежнее положение. Я собирался отдохнуть после похода, посмотреть с высокого холма на сверкающий синевой Балхаш, но теперь не до этого…

Медленно-медленно тянусь поближе к увиденному, но тяжелая полевая сумка (сколько раз она меня подводила!) неожиданно соскальзывает с тела и ударяется о землю, а белые пятнышки, сверкнув, улетели. Все кончилось. Нет больше ничего. Быть может, и не будет никогда. Сколько раз так случалось!

Теперь можно отдохнуть, полюбоваться озером. Далеко за Балхашем виднеется узкая полоска берегов таинственной песчаной пустыни Сары-Ишик-Отрау. А еще дальше в воздухе повисла линия иззубренных снежных вершин Джунгарского Алатау. Озеро замерло, будто нежится под солнцем, заснуло. Лениво размахивая крыльями, вдоль берега пролетает одинокий хохотун. Черный, покрытый камнями голый берег, синяя вода, синее небо, тишина, глушь, извечный покой древней земли.

А на камешке опять появились две яркие белые точки. Колыхнулись, покрутились и снова замерли. Теперь я осторожен, весь внимание. Медленный наклон туловища (некстати впились в локти острые камни) — и передо мной незнакомка — небольшая серая, вся в мелких густых волосках мушка с ярко-белым зеркальцем на голове и сверкающей серебряной отметинкой на кончике брюшка. Отчего так ослепительно сияют белые пятнышки, что за чудесные волоски так сильно отражают свет яркой пустыни, неба и озера? Белые пятнышки, конечно, не случайны, они своеобразный светофор для сигнализации друг другу. Вероятно, этот светофор не прост и отражает лучи определенного спектра.

Осторожно целюсь в мушку фотоаппаратом, весь в напряжении, задерживаю дыхание. Лишь бы не спугнуть, хотя бы не улетела. Щелчок, другой. Теперь ловить! Но в нескольких метрах мелькнула в воздухе какая-то темная точка, и моя мушка умчалась за ней.

Более часа я брожу с сачком в руках в поисках мушки с белым зеркальцем. И когда, махнув на все рукой, собираюсь идти на бивак, нападаю на счастливое место: на чистой площадке на камешках сразу несколько мушек сверкают белыми пятнышками!

Нелегко их ловить, таких быстрых и ловких. Но я счастлив. Первая добыча в сачке. Потом в морилке. Сейчас через сильную лупу посмотрю на свою находку. Но в морилке нет мушки с белым пятнышком, а вместо нее лежит самая обыкновенная. Неужели, взмахнув сачком, я поймал случайно другую, а ту, интересную, упустил? Как это могло получиться? Ведь в сачке она как будто была одна?

Но вот теперь попалась вторая. Она жалобно жужжит в сачке крыльями, сквозь белый материал видно ее сверкающее украшение. Теперь поймать хотя бы еще парочку — и тогда можно искупаться.

Но в морилке снова не вижу белолобой мушки. Вместо нее та же серая, обыкновенная. Ничего не могу понять! Будто кто-то снова подменил ее и потешается надо мной.

На долю секунды мелькает сомнение, уж не происходит ли со мной неладное из-за жары и жажды, не пора ли бросать охоту? В голове шумит, мелькают в глазах красные искорки, пересохло во рту. Не заметил, перегрелся.

На биваке я молчу, ничего не рассказываю. После купания и обеда забрался под тент и, отдыхая, раздумываю о загадочных мушках. Посмотрю-ка их детальнее. Вот они, на крышке коллекционной коробки. Что с ними теперь делать? Зачем они мне, такие невзрачные? Наверное, оба раза они попадали в сачок случайно, вместо тех, с чудесными отметинками. Всяких мух везде много. Может же произойти такая редкая случайность!

Пока я равнодушно рассматриваю свой улов, вытряхнутый из морилки, у одной мушки постепенно светлеет голова, становится белой, начинает светиться и неожиданно сверкает ослепительным зеркальцем вместе с пятнышком на конце брюшка. За первой и вторая мушка преобразилась.

Я ликую, огорчения как не бывало. В морилке, заряженной кусочками резины, пропитанными дихлорэтаном, гигроскопичные и, конечно, особенной структуры волоски мгновенно пропитались парами яда и потеряли способность отражать свет.

На всякий случай я снова кладу одну мушку в морилку, вынимаю ее обратно и вижу преображение сверкающей красавицы в серую посредственность и обратно. Как я сразу не догадался, в чем дело! Название мушки оказалось цитереа альбифронс.

Несколько дней назад, подъезжая к берегу, резко очерченному зеленым цветом от желтого фона выгоревшей пустыни, мы увидели черепаху. Неторопливая и медлительная, она не спеша спрятала свои ноги и голову под панцирь, слегка выдвигая из-под него голову с маленькими подслеповатыми глазками. Племя черепах давным-давно погрузилось в долгий сон на все лето, осень и зиму до будущей весны, а эта какая-то необычная нарушительница законов, принятых черепашьим обществом, разгуливает по свету. Но чему удивляться! Никогда не бывает в жизни все одинаковым, обязательно оказывается кто-либо не такой, как все, необычный, как в данном случае наша незнакомка.

Кирюшка, как всегда, устроил над черепахой истерику. Но вскоре привык: черепаха поехала с нами, стала вроде как членом экспедиции.

Сегодня понадобилось резиновое ведро, в котором сидела черепаха, Ольга переложила пленницу в хозяйственную сетку, подвесила ее на железный кол. Черепаха высунула голову и ноги из панциря и уставилась глазами на синий Балхаш. В этот момент милые и всегда любопытные каменки, увидев неведомое существо, начали крутиться над сеткой, повисая в воздухе или садясь рядом на землю. Черепаха для них оказалась явно необычным посетителем этого места.

Долго любопытные птички не могли успокоиться. Может быть, каменки еще бы крутились возле черепахи, да вблизи от бивака внезапно залаяла наша собака, кого-то нашла. Надо идти смотреть.

Собака с яростью раскапывала нору, совала в нее морду, обезумев от ярости, хватала землю зубами. Из норы раздавался резкий и отрывистый крик. Там сидел хорь-перевязка. Отважный зверек, улучив момент, с громкими воплями бросался на собаку, делая ложные выпады, успевая вовремя нырнуть в темноту норы. Я с удовольствием глядел на полосатую мордочку зверька с горящими глазами-угольками. Разъяренный фокстерьер исцарапал меня лапами, пока я его, сопротивляющегося, нес на руках к биваку. Другого способа прекратить баталию не было.

На берег озера волны выбросили крупные куски окатанных корней тростника. Где-то на южном и низком болотистом берегу беспокойные воды Балхаша разламывают старые тростниковые крепи, долго их гоняют по воде, затем, выбросив на каменистый берег северной стороны озера, катают их взад и вперед, придавая форму округлых цилиндров длиной до метра и более. Во время сильного шторма, отброшенные далеко от берега, они остаются лежать на земле, иногда полуприкрытые песком и щебнем.

Сегодня я решил поперевертывать эти «окатыши», посмотреть, кто под ними. Самые маленькие обитатели побережья и островов от света и солнца прячутся во всевозможные укрытия и жаркий день проводят в полусне. Обитателей тростниковых окатышей оказалось очень много и самых разных. Поближе к берегу на влажном песке под ними скрываются прибрежные уховертки. Задрав над собою клешни и размахивая ими, они быстро разбегаются в поисках укрытия от жарких лучей солнца. Под окатышами на более сухой почве прячутся уховертки Федченко, темно-коричневые, почти черные, с двумя пятнами на надкрыльях. Ночные бродяги, они на день собираются большими скоплениями по сотне и даже более особей. Обе уховертки процветают там, где много комариков — их легкой добычи. Вместе с ними часты жужелицы и чернотелки. Еще дальше от берега под окатышами иногда спят фаланги и скорпионы. Очутившись на берегу, фаланга угрожающе подскакивает, поскрипывая своими острыми челюстями, потом мчится искать тень. Если вокруг голая земля, фаланга бежит прямо ко мне, я отбегаю в сторону, но она продолжает как бы преследовать меня. Тот, кто не знает, в чем дело, невольно напугается. Фаланге же нужен хотя бы маленький кусочек тени, в которой можно укрыться от солнца и горячей земли, и человека она воспринимает как крупный неодушевленный предмет.