– А ты думал предположить что-то другое?

Он ухмылялся очень зло, щурил левый глаз больше правого; Берт против воли отмечал отчего-то, какой усталой выглядела его кожа. Не атласной, ухоженной кожей Сибе Винка, а – как у наемника, что ли. Который либо находится в поисках заработка, либо отрабатывает предоплату. И это вечное упрямство – категорический отказ говорить на что бы то ни было, связанное с работой. Только обмолвки, которые, казалось, тревожили Сибе куда больше, чем считал обоснованным Берт.

По ту сторону экранов Иво Ленартс был напряжен, внимателен, сдержан – но доволен. Он охотно приглашал Берта погостить, когда все худо-бедно образуется, не менее охотно делился соображениями насчет тем, которые могут быть любопытны Берту, подтрунивал над ним, мол, звезда журналистики. И прочее. Не менее охотно он отвечал на расспросы Берта о мнении там, на севере, насчет Дейкстра. Насчет ситуации в Африке вообще.

– Видишь ли, Берт, – неторопливо начинал Иво, – мы оказываемся в непростой ситуации, когда пытаемся применить наши лекала к иным странам. История показала, что развитие в геополитическом масштабе значительным образом определяется историей и должно быть, не может не являться ее органичным продолжением.

Иными словами, вмешиваться не собирался никто – предоставляли право на самоопределение. Глупо было бы действовать иначе: если бы посмела вмешаться европейская Лига – общечеловеческие ценности, историческая логика, гуманность, бла-бла, то и другие части света подтянутся, и если с той же Северной Америкой еще можно было бы договориться, то с азиатами этот номер не прошел бы. Берт был уверен, и еще как он был уверен: они договариваются. С Дейкстра и друг с другом. Пока же прикрываются обычной говорильней. Оставалось неясным, как в это уравнение вписывается Тесса Вёйдерс, к примеру, бывшая любимица «Астерры», отчаянно сражающася за «Эмни-Терру» даже со своими повелителями.

И вообще, какую роль во всех этих событиях играют мегакорпы. Что они играли, причем значительную, было бесспорно. Каковы были их цели, оставалось неясным.

Квентин Дейкстра много путешествовал. За ним следовали журналисты, часто прибытию Дейкстра предшествовала внезапная стабилизация ситуации: перестановки в правительстве, к примеру, могли прекратиться, внезапно отменялся комендантский час, исчезали военные, либо вместо обычных появлялись гвардейцы. Дейкстра со свитой размещался в правительственном дворце, его встречал в аэропорту и провожал на собственном кортеже местный царек, глава администрации, премьер-министр, затем могла следовать совместная пресс-конференция, и в течение всего времени пребывания в местных СМИ регулярно появлялась информация: Дейкстра то, Дейкстра се, совместный обед с тем и тем, плодотворное обсуждение политической ситуации. Лиоско, который тоже вроде как считался претендентом, не получал и половины такого внимания. Оставалось задуматься: как долго и как усердно работал над своим успехом этот Дейкстра.

Однажды в июне, когда по счастливому или, по крайней мере, приятному стечению обстоятельств, Берт проводил время в Претории, а Сибе Винк был в увольнении – «целых пять суток, приятель! Целых. Пять. Суток!», они сидели в одном непримечательном баре в относительно благополучном районе. На стенах работали голо-экраны, на доброй половине, разумеется, Дейкстра, рядом – футбол, кто хотел, мог подключиться к любому каналу, но народ предпочитал негромко переговариваться о чем-то ином.

– Эйдерлинка едва не разжаловали в лейтенанты. Его. С его сокровищницей на груди. С его-то орденами, – недоуменно поднимая брови, рассказывал Сибе. – Нет, человек он упорный, конечно. Себе на уме, я всегда это знал и всегда говорил. Берт, я ведь и тебе говорил. Я искренне уважаю Эйдерлинка. Искренне. От всей души! Он – один из лучших гвардейцев, которых я знаю. И я тебе скажу, приятель, я тебе совершенно искренне скажу одну вещь: нас, избранных, не трогают. Не трогали. Мы всегда отличались независимостью. И мышления тоже. Но тут что-то такое… хм. – Сибе сделал основательный глоток и осмотрелся. Негромко, скороговоркой он сообщил Берту: – Я знаю, что тут хрен прослушивают, местный владелец за этим делом очень следит. И вот… – он достал из кармана маленький совсем брусок, – не промышленная штука, а очень даже индивидуальная. И все равно кажется, что нас того… – Сибе спрятал брелок в карман, поглядел по сторонам. Берт понимающе покивал головой, пробормотал что-то: «Знаю, понимаю, сам такой». Сибе продолжил: – Так вот. Эти бюрократы не боятся требовать от нас. От нас!

Он стукнул себя кулаком в грудь. Берт даже поежился, до того энергичным, резким, решительным было движение, как только ребра выдержали.

– Посмотри на это с другой стороны. Вы давали присягу служить народу. Чиновники как раз этот народ и представляют.

Сибе гневно фыркнул. Он скривился, как если бы унюхал что-то категорически невыносимое; снова сделал глоток. Посидел немного, морщась, словно пытался определить: продолжать ли разговор с таким ненормальным типом, или нет.

Берт невесело усмехнулся.

– Да знаю я, – протянул он. – Сколько здесь стоят чиновники и чьи интересы выражают.

– Плевать бы на это! – Сибе от возмущения приподнялся над стулом. – Начхать на то, сколько они стоят! Мы все чего-то, да стоим, дело не в том! Понимаешь, нас – нас! – заставляют заниматься всякой дрянью, которую не каждый констебль соизволит делать, понимаешь? Я тебе скажу, европеец, что ты не понимаешь, – в Берта нацелился палец Сибе – длинный, изящный по форме, грубый при этом, давно не облагороженный маникюром, а ведь Сибе Винк с чисто сибаритской тщательностью заботился о себе, – у нас есть гордость! Мы учились, тренировались, сражались даже – не для того, чтобы слушать приказы от всякой шантрапы! Всякой! Мне – гвардейцу – всякий говнюк будет приказывать! И самое главное, они ведут себя, как будто имеют право, ты понимаешь?

– Э-э-э, – Берт в растерянности пригладил волосы и оглядел зал, словно пытаясь найти подсказку, как себя вести дальше. Сибе то ли был пьян, то ли под воздействием каких-то веществ, то ли на грани срыва, если уже не переступил эту грань. – А начальство?

Сибе яростно тряхнул головой и откинулся назад.

– Вот именно. Эйдерлинк – человек. Настоящий человек. – Он даже кулаки вскинул. – Но он не самый главный человек. Над ним стоят многие, к сожалению. И те, кто над ним, допускают это.

Он навалился на стол и принялся буравить Берта взглядом.

– Такое ощущение, – почти беззвучно произнес он, – что они все чего-то боятся. Либо кто-то там наверху хорошо поработал и накопал на всех тонны дерьма, либо…

Он потянулся к бокалу. Берт нахмурился.

Значило ли это, что то ли люди Дейкстра, то ли те, которые стоят за ним, действительно делали то, в чем подозревал их Сибе Винк? Прав ли он в принципе? И что вообще творится вокруг?

Ответа на последний вопрос не было. Берт забывался нервным сном где-то под утро, думая, что вроде бы почти ухватил какую-то очень важную мысль, способную стать ключом к дверце в той темной комнате, в которой, как ему казалось, он находился. Вот-вот еще немного, и он подберет ключик, распахнет дверь, выйдет – и… он смотрел утренние новости и снова убеждался: погорячился. Или наоборот, политика снова крутанулась на месте – сальто в два с половиной оборота, какие там сто восемьдесят градусов!

Например, после утверждения очередного временного правительства в – Замбии, кажется (после первых пяти на очередной ввод лигейских войск в еще одну столицу практически не реагировали, только пожимали плечами с унылым безразличием), генсекретарь Лиги принимал делегацию глав нескольких европейских государств. Один из министров, сопровождавший своего премьер-министра, давал интервью той же «Либертас», даже восхищался энергичностью, с которой народы Африки встречают все более очевидное ухудшение климата. «Не в последнюю очередь, как я думаю, стоит отметить и компетентность руководства континента, сражающегося с вызовами, бросаемыми народу Африки природой, к примеру, – говорил он. – Я впечатлен профессионализмом моих коллег здесь и их преданностью делу». Дайджесты европейских и американских новостных каналов тоже вроде должны были подтверждать, что там, далеко, к северу от Нила, за Атлантическим океаном поддерживают местных лидеров. Это выглядело убедительно, но Берт говорил с Иво Ленартсом, тот мрачно хмыкал и буркал: «Как будто у них есть выбор». И действительно: в сети на какой-нибудь незначительной платформе всплывал невнятный сюжетец о событии в крохотном городке, приводивший, подобно маленькому камешку, к лавине обвинений, негодований и возмущений в адрес все тех же африканских властей. На мягком диване и в прохладной комнате можно и побыть убежденным демократом, – с самоуничижительным сарказмом думал Берт. Вот заведет он себе более-менее постоянное жилье, установит там мягкий диван и хороший кондиционер и станет самым демократичным демократом, даже похлеще того, что он представлял из себя в благополучной миссии давным-давно где-то далеко на севере, когда еще и женат был, и считал, что уже заработал нечто почтенное, вроде чиновничьей пенсии и синекуры в «Астерре». Они-то там, на сытом и относительно прохладном севере могут себе позволить быть щедрыми. Демократичными. Высокомерными.