Нигде не было видно вывески «Серафим-клуб», но проходивший мимо подметальщик показал Сандмену на дом с закрытыми ставнями. Сандмен пересек площадь и подошел к выкрашенной глянцевой синей краской двери. Под неглубоким козырьком висела позолоченная цепь. Он дернул за нее, и где-то внутри зазвонил колокольчик. Он заметил, что в синей деревянной двери проделан глазок. Решив, что кто-то за ним наблюдает, Сандмен отступил, пока не услышал, что отпирают засов. Ручка повернулась, и высокий слуга в броской черно-желтой ливрее неохотно распахнул дверь.

— Это «Серафим-клуб»?

Слуга колебался. Его выдубленное солнцем мужественное лицо носило печать жизненного опыта.

— Это частный дом, сэр, — твердо ответил слуга.

— Принадлежащий, как я полагаю, «Серафим-клубу», — бесцеремонно заметил Сандмен, — к которому у меня дело от правительства.

Он помахал письмом министра и, не дожидаясь ответа, прошел мимо слуги в холл. Пол был выложен черными и белыми мраморными плитками в шахматном порядке, мрамором был отделан и камин, стена над которым была пышно изукрашена резьбой — позолоченные херувимы, букетики цветов и листья аканта.

— Правительство здесь не указ, сэр, — сказал слуга.

Он многозначительно держал входную дверь открытой, как бы приглашая Сандмена выйти.

Сандмен заметил, что красоту мужчины портили крошечные черные шрамы на правой щеке. Большинство людей вряд ли заметили бы крапинки чуть крупнее веснушек, но Сандмен приобрел привычку искать взглядом ожоги от пороха.

— В каком полку служили? — спросил он.

Лицо слуги скривилось в полуулыбке.

— В Первом гвардейском пехотном, сэр.

— Я сражался рядом с вами при Ватерлоо, — сказал Сандмен. Он засунул доверенность в карман сюртука, снял мокрое пальто и кинул его вместе со шляпой на позолоченный стул.

— Прошу прощения, но правительство — как французские драгуны: если их не разбить наголову сразу, они вернутся в два раза сильнее.

Слуга разрывался между обязательствами перед клубом и духом боевого товарищества, но преданность клубу победила.

— Сожалею, сэр, — настойчиво сказал он, — но вам могут только назначить встречу.

— Тогда подожду здесь, пока назначат. Меня зовут Сандмен, я пришел по поручению лорда Сидмута.

— Сэр, здесь ждать не разрешается, — сообщил слуга.

— Все в порядке, сержант Берриган, — перебил его вкрадчивый голос за спиной Сандмена, — мистер Сандмен будет принят.

— Капитан Сандмен, — повернулся на голос Сандмен.

Перед ним стоял высокий молодой человек редкой красоты и щеголеватого вида. Его черные, коротко стриженные волосы оттеняли бледное лицо, ироничное и умное. Молодой человек держал на тонкой золотой ручке лорнет с одним стеклом. Окинув сквозь него взглядом Сандмена, он коротко кивнул.

— Капитан Сандмен, я должен был вас узнать. В прошлом году я видел, как вы выбили пятьдесят пробежек у Мартингей-ла и Беннета. Кстати, я лорд Скейвдейл. Прошу вас в библиотеку, — пригласил он. — Не хотите ли чего-нибудь согревающего, капитан? Кофе? Чаю? Подогретого вина?

— Кофе.

Проходя мимо Скейвдейла, Сандмен уловил запах лавандовой воды. В большой библиотеке в широком камине между высокими книжными полками пылал огонь. Еще там стояла дюжина кресел, но кроме них двоих в комнате никого не было.

— Большинство членов клуба в это время года за городом, — объяснил Скейвдейл, — но мне пришлось приехать в город по делу. А что за дело у вас, капитан?

— Странное название — «Серафим-клуб», — заметил Сандмен, словно не услышав вопроса.

Он обвел библиотеку взглядом. Над каминной доской висел портрет мужчины с красивым распутным лицом и густыми кудрями до плеч, написанный в полный рост. На мужчине был приталенный фрак из шелка с цветочным узором и кружевами на вороте и манжетах, грудь пересекала широкая лента, на которой висела шпага с эфесом.

— Джон Вилмот, второй граф Рочестер, — сообщил лорд Скейвдейл. — Вы знаете, чем он занимался?

— Знаю, что он был поэтом и распутником.

— Поистине, — заметил Скейвдейл, — он был остроумнейшим поэтом редчайшего таланта. И мы, капитан, считаем его своим кумиром. Серафимы вообще-то высший ангельский чин. Немного тщеславно с нашей стороны.

— Выше простых смертных вроде нас? — мрачно поинтересовался Сандмен.

Лорд Скейвдейл был так учтив, безупречен и уравновешен, что это раздражало Сандмена.

— Мы лишь стремимся к совершенству, — мягко ответил он, — как, уверен, стремитесь и вы, капитан. В крикете или в чем-то еще, чем вы занимаетесь, а я — простите — не даю вам возможности рассказать мне об этом.

Возможности не представилось еще какое-то время, так как слуга принес серебряный подкос с кофейником и чашечками. Пока он наливал кофе, ни лорд Скейвдейл, ни Сандмен не проронили ни звука. В тишине Сандмен услышал металлический лязг и понял, что в соседней комнате фехтуют.

— Садитесь, пожалуйста, — предложил Скейвдейл, когда слуга вышел.

— Шарль Корде, — сказал Сандмен, усаживаясь.

Лорд Скейвдейл принял удивленный вид:

— Юноша, осужденный за убийство графини Эйвбери. В связи с чем вы его упомянули?

— Министр внутренних дел поручил мне провести дознание по приговору Корде. Есть сомнения в его виновности.

Скейвдейл приподнял бровь:

— Но что привело вас к нам, капитан?

— Мы знаем, что портрет графини Эйвбери заказывал «Серафим-клуб».

— Неужели? — спокойно спросил Скейвдейл. — Как интересно.

Он присел на обтянутую поверху кожей каминную решетку.

— Еще интереснее то, что заказчик потребовал, чтобы даму написали обнаженной, хотя сама она не должна была знать об этом.

— Надо же, — заметил Скейвдейл, но в его черных глазах не было ни капли удивления, лишь насмешка. Он отхлебнул кофе. — Признаюсь, ничего об этом не знаю. Возможно, кто-то из наших членов и заказал портрет, но, увы, меня он в это не посвятил.

— Граф Эйвбери член вашего клуба?

Скейвдейл колебался:

— Капитан, я не могу разглашать имена членов. Но думаю, не нарушу правил, сказав, что мы не имеем чести общаться с графом.

— Вы знали графиню? — спросил Сандмен.

— Разумеется, капитан. Многие из нас ей поклонялись, она обладала божественной красотой, и мы безмерно скорбим о ее смерти. — Он встал. — Боюсь, вы пришли напрасно. Позвольте, я провожу вас до парадной двери.

Сандмен встал. Тут за его спиной распахнулась дверь, и он, обернувшись, увидел, что один из книжных шкафов — фальшивый, кожаные корешки просто наклеены на дверь. В проеме стоял молодой человек в бриджах и рубашке с фехтовальной рапирой в руке. Лицо его выражало враждебность.

— Я думал, что ты уже спровадил этого парня, Джонни.

Скейвдейл приторно улыбнулся:

— Позволь представить капитана Сандмена, знаменитого крикетиста. А это лорд Робин Холлоуэй.

— Крикетист? Я думал, он лакей Сидмута.

Лорд Робин Холлоуэй не обладал и толикой любезности Скейвдейла. На взгляд Сандмена, ему было двадцать с небольшим. Он был так же высок и красив, как его друг, но Скейвдейл был темным, а Холлоуэй — сплошь золото: золотые волосы, золотые перстни, золотая цепочка на шее.

— В том числе. Я пришел расспросить о графине Эйвбери, — сказал Сандмен.

— Она в могиле, приятель, в могиле, — бросил Холлоуэй.

За его спиной вырос второй мужчина с рапирой. По его простым брюкам и рубашке Сандмен заключил, что он служит в клубе, возможно, учителем фехтования.

— Вы сказали, ваша фамилия Сандмен? Сын Лудовика Сандмена? — спросил Холлоуэй.

— Да, — кивнул Сандмен.

— Подлец меня надул, — сказал лорд Робин Холлоуэй. Его слегка выпуклые глаза смотрели с вызовом. — Остался мне должен шесть тысяч гиней, черт его побери. Как вы собираетесь с этим разобраться, приятель?

— Капитан Сандмен уходит, — твердо заявил лорд Скейвдейл и взял Сандмена за локоть.

Сандмен стряхнул его руку и ответил лорду Робину:

— Я взял на себя выплату некоторых долгов отца. — Он закипал. — Раздаю долги торговцам, которых его самоубийство ударило по карману. Долг вам? — Он сделал паузу. — С ним я вообще не намерен разбираться.