— Но раз ты, — уверенность скользнула в спокойном тоне, Итачи отвел свои глаза: заглянул в душу напротив, понял, — просишь убить себя, не думая о том, что я уничтожу весь клан, хочешь сказать, что все по-прежнему? Не лги, я все еще, несмотря ни на что, твой друг и младший брат, я никогда не отрекался от тебя. Я пойму, скажи мне только честно, как всегда честно говорил и делал, Шисуи.

Шисуи молчал, отведя глаза в сторону. Итачи не стал что-либо говорить, давить и торопить, он прекрасно знал и понимал этого человека, чувствовал, что у него на уме и что творится в душе. В конце концов, он действительно всегда любил Учиха и всегда мечтал, чтобы клан и деревня мирно сосуществовали, а Итачи, признавшись себе честно, никогда не винил его в том, что он косвенно подставил под удар их с братом, ведь и бездействие Шисуи все равно бы ничего не изменило, все было предопределено с самого начала. Да и, пожалуй, не то же ли самое сейчас делает и Итачи ради того, чему сам предан, что сам любит, не так же ли сейчас предает тех, кто доверял ему, чтобы спасти что-то более важное и спасти честь того, что убивает сам же? Это всего лишь путь шиноби.

— Шисуи…

— О, Господи, я все понимаю, малыш Итачи, — внезапно перебил его Шисуи. — Я знал, что рано или поздно Корень АНБУ пойдет на такой шаг, они постоянно ходили вокруг да около, что бы я ни делал, чтобы избежать конфликта или хотя бы смягчить его. Но я не мог даже подумать, что они будут шантажировать тебя теперь, ведь так? Они шантажируют тебя братом? Я не мог представить, что именно ты сделаешь это. Видимо, у них совсем безвыходное положение, если они зашли так далеко. Клан Учиха всегда был обречен на провал, я особенно ясно это понял, когда твой отец отдал перед смертью мне все свои дела. Ты помнишь, о чем мы мечтали детьми, малыш Итачи? О мире в наших домах, о мире в нашем клане. Итачи, я тогда… я тогда не набрался смелости прийти к тебе в тюрьму, и твой брат был с тобой рядом, он бы не стал меня слушать и правильно бы сделал, но я просил прощение у твоих родителей. Мне было так обидно и зло, что ты сам сломал себе судьбу, сломал ее брату и бросил всех нас, и теперь ты вынужден влачить последствия своих шагов. Ты — будущий глава клана, лучший из Учиха, лучший в Конохе, и… бросить наш клан, деревню, ради того, кто и так всегда был с тобой, кто просто твой брат. Но ты все равно мой младший брат, я так виноват перед тобой, если бы я мог выпросить у тебя прощ…

— Остановись, Шисуи. Я пришел не за этим. Мне не за что прощать.

— Но ты должен понять…

— Я понимаю. Я все понимаю.

Шисуи коротко вздохнул, безотрывно смотря в глаза Итачи, так же, как когда-то давно.

— Хорошо. Говори, Итачи, что ты хочешь? Я помогу тебе.

— Чем же?

— Чем угодно, я должен искупить свою вину перед тобой и Саске, я не хочу после смерти томиться в аду, поскольку у меня нет объяснений того, зачем я это сделал. Я помогу тебе ценой чего угодно и как угодно.

— Ладно, — Итачи сдержанно и сухо кивнул, удовлетворенный услышанным ответом. — Ты должен помочь мне расправиться с Учиха, потом я встречусь с АНБУ, иди за мной, чтобы тебя не заметили, стой рядом на случай, если они все-таки решат меня убить, ты мне понадобишься. Как я сказал, я не буду убивать тебя, я не хочу этого делать. Ты согласен?

Шисуи молчал.

— Я понимаю, — мягко продолжил Итачи, — что убивать Учиха ты не хочешь, как и я не хочу этого делать. Но…

— Не говори глупостей.

Шисуи усмехнулся.

— Учиха. Учиха… Не говори глупостей, малыш Итачи. Чем еще я могу помочь, кроме этого? — Шисуи встал с татами. Лицо его было так же непроницаемо, как и лицо Итачи.

— Я должен иметь гарантии того, что моего брата не тронут. Ты мне должен в этом помочь. Пожалуйста. Ради бога. Ты должен мне помочь уберечь его.

Шисуи кивнул головой.

— Не волнуйся, малыш Итачи. С головы твоего брата не упадет ни волоса. Я отдам жизнь ради этого, если будет нужно.

Итачи в ответ только поджал губы.

Да, Учиха всегда были обречены, и все, что мог сделать Шисуи ради них, это прекратить их мучения и пустые метания, которые смешали бы их имя с позором. Пусть лучше они погибнут так, чем как преступники. Деревня и люди в ней неблагодарны, это Шисуи окончательно понял, когда узнал о том, к чему они приговорили Учиху Итачи и его младшего брата. У него была надежда, что их оправдают, но Коноха же попросту убила их. Неблагодарность не заслуживает преданности себе, потому Шисуи не ответил на вопрос Итачи: ведь он больше не был предан ни клану, ни деревне, ни даже самому себе.

***

Дом за домом, семья за семьей, человек за человеком — Итачи давно не видел столько крови, столько трупов, искаженных гибелью и агонией боли лиц, лишь неясные детские воспоминания о войне могли уступить этой зверской картине. Оставляя после себя смерть в каждом из пустых домов, Итачи ощущал неприятный осадок, когда понимал, что уничтожает своих же знакомых, людей, с которыми ел во время праздников за одним столом, делился оружием на заданиях, вместе тренировался, учил и был ими обучен. Этот осадок с каждой минутой становился все сильнее и тяжелее, гремел в голове, стучал с горячей кровью в висках, мучил, не давал покоя и сил, пока Итачи в одном из внутренних садов не облокотился бессильно о старое корявое дерево, изъеденное паразитами, секунду давая себе на передышку, чтобы почти тут же покинуть дом, ставший могилой одной из семьи Учиха.

Никаких криков, ни звука, а кто слышал, те тут же погибали.

Кровь, катана, темнота, луна, холод, трупы, смерть — Итачи помнил и понимал только их, все быстрее теряя связь с реальностью, сознанием и способностью осознавать ситуацию, почти на автопилоте двигаясь и делая то, что должен.

Должен.

Всю жизнь кому-то должен, кому угодно, но не себе. Всем вокруг, но не своей жизни.

Вздох, кровь, жар, бред, сумасшествие.

Рубить, сильнее.

Боги, сильнее!

Боги, прекратите!

Умоляю, прекратите, прекратите пачкать мои руки в собственной родной крови.

В итоге в последнем доме, когда голова вскипела от безумия, когда постепенно проснулась действительная, почти подсознательная жажда крови и убийства, чувство пульсирующей и зависящей от взмаха твоей руки жизни простого смертного человека, когда Итачи перестал осознавать, кто он — убийца, маньяк, спаситель, безумец, жертва, бог, правосудие, зло, — он случайно столкнулся с Шисуи, только что убившим небольшую семью. Они взглянули в глаза друг друга и поняли: это конец.

Конец не только миссии, но и всему, чем они жили. Конец их мира, конец их жизней.

С осознанием того, что все кончилось, пришла дикая слабость, почти отчаяние — Боги, вы довольны, вам понравилась умертвленная мною кровь?! насладились?! наслаждайтесь, наслаждайтесь пролитой кровью, упивайтесь и давитесь ей, разливая из кубков по небу, — Итачи облокотился рукой о стену, роняя катану с глухим и громким в мертвой тишине стуком на пол, снова закашлял, зажмуриваясь. Кашель оказался влажным, но без крови. Периодически у Итачи за всю жизнь бывали подобные приступы, но значения он им не придавал, а сейчас, когда внезапно внутреннее состояние вышло из равновесия, организм сдался.

Итачи, прикрыв как у мертвеца холодной ладонью лицо, тяжело в нее дышал, влажным дыханием согревая замерзшую кожу. Миссия вымотала его психически, душевно, и хотя в крови еще текла сила, использовать ее разум отказывался. Перед глазами мелькали картины убитых, сводя с ума и сбивая с толку, казалось, сознание вот-вот ускользнет вместе с полом из-под ног: сколько погибло людей — маленьких, невинных, ни о чем не знающих, вынужденных страдать из-за тех, о ком они не имеют понятия. Разбирать, кто прав, а кто виноват, у Итачи не было ни сил, ни желания. Он стоял в темной комнате вне способности понимать и думать, внутри все замирало, стучало, а на лице — Итачи даже не подозревал — была все та же маска, которая словно навсегда приросла теперь вне зависимости от ситуации.

С ней легче, с ней проще, чем жить с лицом человека, ведь он так уязвим, так слаб.