Если младший брат был взвинчен, то Итачи, наоборот, был спокойнее некуда. Он ловко и без напряжения отражал все нападки, атаковал сам и успел даже метнуть пару кунаев в Саске, который отразил все взмахом меча.

Они еще долго ходили вокруг да около, меняясь местами, яростно нанося порезы, испытывая силы друг друга, наступая, отпрыгивая в разные стороны, пригибаясь, изворачиваясь, пока не скрутились в один комок.

Саске действовал и катаной, и свободной рукой — в схватку пошло все. Они с братом дрались полчаса, но Саске чувствовал, что Итачи до сих пор играет: в его действиях не было прежней агрессии. Отводит атаки, но сам слишком вял для настоящего себя.

«Поддается?».

Саске нахмурился.

Не бывать этому никогда.

Саске вскинул оружие вперед, но оно разрезало воздух, когда как Итачи сам пригнулся. Глаза Саске загорелись: вот оно!

В этот момент он не стал больше пытаться напасть так, как делал раньше: сделал вид, что попробовал ударить Итачи снизу, но как только тот, явно ожидая такой маневр, встал, Саске сразу бросился вперед, замечая как в любопытстве открылись глаза Итачи.

Рука схватила старшего брата за рубашку, и хоть собственное тело ускользнуло от удара катаной, Саске зажал ее лезвие между своей правой рукой и грудью противника; пригибая голову брата к земле, Саске резко ударил рукой по основанию шеи Итачи, потом за руку, не дав опомниться от боли, повалил его вниз, ногой надавливая на спину, руками, отбросив оружие, стягивая запястья брата у него сзади, заставляя вывернуть суставы и приподняться над землей.

— Сдавайся, — победно и самоуверенно прозвучал голос Саске. Он был уверен в своей абсолютной победе, его глаза горели огнем триумфатора, горячее тело судорожно захлебывалось в рваном дыхании, но тут же произошло немыслимое и неожиданное для Саске: он почувствовал, как что-то резким ударом сзади попадает ему в обратную сторону колена. Ноги, увы, сами собой подогнулись, и, продолжая сжимать руки брата, Саске свалился на пыльную землю, брыкаясь и с явными намерениями встать, но тут же цепкие пальцы Итачи помогли себе ловко вывернуться из захвата; когда младший брат начал сопротивляться этому, его ударили в живот, и выхода не осталось: Итачи уселся на его бедра, и Саске хотел уже коленом врезать ему между ног, как почувствовал холодное лезвие куная у своего горла.

Итачи смотрел спокойно, только рубашка теперь его была кое-где в алых пятнах и стала серой от пыли и пота.

Саске был на взводе. Он был максимально рассержен, разозлен, удивлен и разочарован. Поэтому колючим и едким взглядом сверлил лицо брата, пытаясь вырваться из-под того.

— Не забывай о том, — спокойным голосом Итачи как будто издевался над чрезвычайно глупым поражением, — что у тебя за спиной. Там могут быть чужие ноги, которые способны преподнести сюрприз, глупый брат.

— Я почти выиграл!

— Почти — это не выиграл. Почти — это жалкое утешение для проигравших. Выиграл я. Но признаюсь, мне понравилась твоя идея, — Итачи убрал от горла брата кунай. Саске лежал со все еще сдвинутыми бровями, но выбраться он больше не пытался. Он, до сих пор не скрывая запал злости и соперничества, смотрел в глаза старшему брату, постепенно смягчаясь. Потом слегка двинул ногами, сказав:

— Встань.

Итачи, изогнув бровь, хмыкнул, но встал, поднимая с земли свою выпавшую в схватке катану. Саске, приподнявшись на локтях и не замечая того, как мелкие камни и пыль впивались в его и без того порезанные и поцарапанные руки, продолжал наблюдать за Итачи, но уже с другим, ласковым огнем в глазах. Как только он собирался что-то сказать, что-то очень хорошее, но тихо-тихо, чтобы никто кроме Итачи не услышал, чужой голос прервал его на этой мысли:

— Саске, ты занят?

Саске, проклиная привычку людей вмешиваться не вовремя, обернулся.

На одном из больших и плоских камней, лежащих в низкой траве и нагретых на сегодняшнем солнце, босиком стоял Наруто, оглядывая обоих братьев. Саске невольно нахмурился.

Итачи, коротко обернувшись один раз, тихо, но четко произнес:

— Здравствуй, Наруто-кун.

— Добрый вечер, Итачи-сан, — Наруто, что еще больше изумило Саске, никогда не имевший привычки церемониться с чужими людьми, коротко поклонился Итачи и отвел глаза в сторону, когда тот, прижимая оружие к груди и аккуратно сжав лезвия, чтобы ножи не выпали из рук, прошел мимо, направляясь к дому с целью оставить друзей наедине. Саске по-прежнему в недоумении молчал, пока не опомнился:

— Ты что тут делаешь?

В доме главной семьи Учиха Узумаки никогда не жаловали и не ждали в гостях. Может из-за того, что никто в деревни его не любил, считая изгоем, ребенком казненных родителей-убийц; может, потому что он был слишком развязным. Но, тем не менее, в этот раз его впустили, причем в сад, куда обычно ходили только хозяева дома и их приглашенные гости во время чаепития.

Наруто подошел ближе, поднимая с земли катану Саске, и присел рядом с ним, все еще лежащим на площадке. Странный и невозможно серьезный взгляд напротив ввел Саске в недоумение, одновременно раздражая. Голубые глаза Узумаки смотрели уж слишком пытливо и ужасно серьезно, тон голоса, необычно спокойный и твердый, приводил в замешательство. Саске хмыкнул, присаживаясь напротив Наруто:

— Я еще раз спрашиваю: что ты тут делаешь? Да что это с тобой? — Саске хотел уже добавить что-то еще, что могло бы обидеть друга и задеть его чувство гордости шиноби, но его прервали — рука Наруто коснулась его плеча:

— Саске, поговорим?

— О чем? — Саске невольно насторожился. Судя по всему, разговор планировался быть долгим и серьезным, да и сам Саске был рад оставить все шутки в стороне при таком раскладе. Он не мог понять, почему сейчас в его душу закралось странное чувство тревоги и неуюта, когда в глазах Наруто он прочитал непривычное для того выражение: это была недетская, почти старческая серьезность.

Необычно и неприятно видеть Наруто со взглядом как у Итачи — холодным и прямым.

Но внезапно Узумаки усмехнулся, словно почувствовав напряжение Саске:

— Да расслабься, я же не убивать тебя пришел, датте байо. Мне страшно, когда ты так на меня смотришь.

Саске, в одно и то же время чувствуя облегчение и раздражение, недовольно скрестил руки: Наруто в любой ситуации будет Наруто, даже на краю своей смерти.

— Ну, так давай, говори уже, у меня дела.

— Отойдем? — Наруто кивнул вглубь сада.

Саске молча встал, безразлично пожимая печами.

***

Фугаку уважал Шисуи не только как хорошего человека, отличного воина, но и как единственного близкого друга нелюдимого и замкнутого старшего сына. Он привык прислушиваться к словам этого человека, потому что наверняка знал, что Шисуи не скажет и не посоветует того, что может выйти боком для Учиха. На тайном совете он воздерживался говорить что-то определенное о планировавшемся восстании, но всегда готов был помочь Фугаку.

Именно Шисуи, неуверенно улыбнувшись, предложил, чтобы после переворота, если он все-таки будет, новым Хокаге стал Итачи. Фугаку благосклонно принял эту идею, Итачи же промолчал.

Но для него это было чересчур. С того дня все вылилось в протест, поставивший начало его отношений с братом.

Саске ничего не знал. Он не участвовал на собраниях после двух-трех раз, где на одном из них позорно заснул; больше слушать скучные разговоры и споры, в то время когда все можно осторожно выведать у брата, он не хотел. Но сейчас Итачи был уверен: если он правильно раскроет Саске ситуацию, то тот поступит должным образом: согласится со своим старшим братом. Хотя Саске и был предан Учиха, но разделять такое безумство — слишком низко.

Шисуи всегда приветливо улыбался Фугаку, спрашивал о здоровье Микото и ее сыновей, передавал им поклон, любил баловать Саске на фестивалях мелочами и заботился о нем, когда Итачи не было рядом, и его часто приглашали и ждали в поместье. Сейчас, когда они с Фугаку поравнялись на пути, Шисуи коротко поклонился главе клана. Тот сдержанно кивнул головой, пряча ладони в рукавах одежды.