Вот она больше никого и не осуждала. Жила и жила. Скучала по сыну и жила дальше. Сменялись пациенты, дни работы и отдыха. Вот и вся жизнь. Ее думы прервал голос Громовой:

— Доктор, а секс?

— Я думаю, что там проблем не будет.

— Как же? Он же без руки?

Надя впала в ступор. Секс с наличием или отсутствием руки — одной руки — у нее никак не ассоциировался.

— Вы приспособитесь. Я не думаю, что именно рука является ведущей в сексе.

— Вы просто не понимаете… — совершенно обреченно ответила Громова. — А машина восстановлению не подлежит, представляете?

— Да, догадываюсь.

— А если бы она была с левым рулем, он бы не пострадал?

— Пострадал, но меньше. Откуда я знаю? Я знаю, что машину разрезали, чтобы достать его. Я не разбираюсь в машинах, все больше в людях.

— Вы о душе?

— Нет, об анатомии.

— Я в суд подала, требую компенсацию. И на лечение.

— Это Ваше право. Если понадобится, я напишу заключение.

— Не выписывайте его. Подержите у себя, я подумаю, может, приду в себя и тогда смогу его забрать. Ему у вас лучше. А у меня дела. Суд, разборки, работа. Подержите?

— Да. Только не ради вас, а ради него.

— Вы не имеете права меня осуждать.

— Я не осуждаю. Вы не готовы менять жизнь. Просто поймите, что жизнь не спрашивает, готовы мы к чему-то или нет, она сама все меняет.

Громова встала и направилась к двери. Надя вышла в коридор и смотрела ей вслед. Нет, она не заглянула в палату. Прошла мимо, утирая слезы.

========== Часть 4 ==========

— Владимир Сергеевич, — Надежда вошла в палату, — я беседовала с вашей женой. Она просит подержать вас здесь на недельку дольше.

— Тем лучше, вы согласились?

— Да.

— Как будете утрясать с начальством?

— Утрясу.

— Значит, у нас с вами будет предостаточно сеансов психотерапии. Начнем?

— Даже не знаю.

— Конечно, вы привыкли резать, а не говорить. Для начала, думаю, нам следует познакомиться. Владимир я, просто Владимир. Можно Вова, если вас не смущает фамильярность и на ты.

— Надежда, Надя.

— Ну, мой возраст секретом не является, а твой?

— Тридцать один. Бальзаковский возраст. Сыну двенадцать.

— Сын где?

— У мамы. Почти с рождения у мамы. Я училась, академ брать не стала, мама забрала Илью к себе, потом работа, одиночество и работа, так и живем. Езжу к нему на выходные, если не дежурю.

— Скучаешь?

— Не то слово, я ж люблю его.

— Почему не заберешь? Он уже не маленький.

— Там школа, друзья, А потом, знаешь, чем я занимаюсь дома?

— Чем?

— Сплю. Я даже кошку завести не могу, сдохнет с голоду, а ты говоришь, сына забрать. Дочь твоя была сегодня?

— Нет, у вас кормят нормально. Я не голоден.

Она поняла его, и дальше вопросы о семье задавать не имело смысла. Ей повезло, пришла врач физиотерапевт и массажистка. Начался курс реабилитации. Это она, Надя, выпросила его у заведующего, объяснив, что больной тематический, она хочет оставить его для наблюдения и посмотреть, что будет.

Заведующий, пожилой, в принципе, мужчина, симпатизировал ей. Она могла бы и сменить его со временем на руководящем посту. Так он мыслил. А пока пусть набирает материал. Любит она таких тяжелых за волосы с того света вытаскивать. Так от этого только польза, пусть. Вот и тут после просьбы не устоял и на все ее требования согласился.

В воскресенье утром Надя сдала смену и зашла к Владимиру попрощаться и спросить, может, ему почитать принести.

Он заказал книгу на ее вкус. Книгу она ему не принесла, в понедельник утром вручила планшет.

— И как это понимать? — с улыбкой спросил он.

— Я решила, что «Как закалялась сталь» ты уже читал, а «Ажелика» не в твоем вкусе. Других книг в моей квартире обнаружено не было. Так что вот, выбирай и читай, что хочешь. В интернете есть все.

— Мудрое решение мудрой женщины, но принять не могу, вещь слишком дорогая.

— А ты потом отдашь, при выписке. Уговор?

— Хорошо, спасибо, — он улыбался, и глаза светились. Ох уж эти глаза.

Было неудобно и непривычно управляться с планшетом одной рукой, тем более левой. Владимир был правшой, но это лучше, чем в потолок смотреть и думать, так что справится.

Она не почистила планшет, и на нем остались фотографии Нади и сына, еще были снимки мальчика с мужчиной, не молодым, но… Это ее бывший муж, сделал он для себя вывод. Много старше ее. Значит, замуж она вышла лет в восемнадцать. Интересно, сколько они были вместе?

Вопрос остался вопросом, начался обход. Планшет пришлось убрать. После обхода заведующего отделением пришли студенты. Сначала двое, долго беседовали с ним, задавая никому ненужные вопросы. Но это было развлечение. Единственно, о чем он их попросил, не трогать его. Было больно везде, а от уколов он отказался, сколько можно? Так и наркоманом стать запросто.

Наде еще ничего не сказал, а сестру предупредил.

Надежда Михайловна не шла из головы. В ней было что-то такое, что заставляло мозг снова и снова возвращаться к ее облику. Именно к облику, потому что ее профессионализм не вызывал сомнений. Ему повезло с врачом. Он жив благодаря ей и, как ни странно, хочет жить, чтобы увидеть ее, что ли. Чтобы улыбнулась, посмотрела чуть-чуть не так, как на других пациентов. Он не был полностью уверен, но казалось, что на других она все-таки смотрит иначе. Она была очень милой женщиной, нет, не милой и не симпатичной. Это не те слова, просто не те. Он никак не мог подобрать слова, чтобы охарактеризовать ее. Видно, все-таки с мозгами у него не совсем, — пронеслось в голове, все-таки не хило он приложился. Язык человеческий забывать стал. Хорошо, что в планшете есть ее фотографии, можно смотреть, когда один. И имя у нее — Надежда. Специальное такое имя. Как раз для врача хирурга.

— А у Вас сотрясение сильное? — вопрос студентки вернул к действительности.

Он посмотрел на нее. Девочка с кудрями каштанового цвета, выбивающимися из-под колпака.

— Сотрясение? Не знаю. Я меньше всего о сотрясении мозга думаю, — «Но, наверно, сильное — вот объяснение тому, что слов подобрать не могу», — подумалось.

— А как произошла авария, помните?

— Нет. Не помню. Ехал и ехал, очнулся в реанимации.

— Вы только профессору не говорите. Я вас осматривать не буду, спишу неврологический статус из истории.

— Не скажу, не трогайте меня только.

Профессор появился в палате совсем скоро. Владимир сразу узнал того мужчину с фотографии с мальчиком. Так вот кто бывший муж его Нади. Нет, с головой у Володи точно не в порядке. «Его Нади». Смешно. Она врач, всего лишь врач, который тянет своего пациента, чего бы ей это не стоило.

Интересно, что случилось у нее с этим профессором. Хотя по тому, как преподаватель смотрел на свою студентку, он понял, что послужило причиной развода. И тут же возникла мысль: что она в нем нашла? Ответ тоже не заставил себя ждать — ей было восемнадцать.

Какой она была в восемнадцать? Тогда точно хорошенькой. Она и сейчас не дурна, вовсе не дурна. Только уставшая и холодно-отстраненная. Хотя нет, от нее исходит тепло. Как все это сочетается? Что настоящее, а что маска?

Он думал и думал о ней. Пытался представить ее в обычной одежде, как на фотографиях. Получалось плохо. Все-таки она была для него только врачом. И дальше фантазии не распространялись.

Потом мысли переключились на жену и дочь. Жена не приходила. Передавала передачи, которые приносила дочь. Может, ему показалось, но в глазах ребенка он разглядел брезгливость. В последнее время мозг подводил, так что вполне возможно, что просто показалось. Он просил ее больше не приходить, и она не пришла. Он очень надеялся, что она придет завтра, что все-таки показалось.

Он женат уже двенадцать лет. И думал, что счастливо женат. Или не думал? И как давно стал сомневаться в своем счастье? И счастье ли это было? Он задавал и задавал вопросы, но не видел ответов. Что связывало его с женой? Любовь, привычка? Или смесь того и другого? Будни — вот был ответ. Они не ссорились и не ругались, все было тихо. Но было ли взаимопонимание? Или каждый жил сам по себе? Вопросы оставались без ответов. Голова разболелась. Мыслить логически дальше не получалось. И присоединилось еще одно странное чувство — боль в правой руке. И не только боль. Он чувствовал руку. Пытался опереться на нее, взять чашку, поддержать планшет. Рука была и отсутствовала одновременно.